Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Шульман Нелли - Страница 52

— Чинят дороги, — махнул рукой отец Альфонсо. "Его императорское величество постоянно благоустраивает столицу, да и с этими войнами рабочих рук стало много. Пленники, — объяснил священник.

Иезуиты медленно пошли по усыпанной гравием дорожке к воротам миссии.

— Ужасно все-таки, — вздохнул отец Франческо, посмотрев на рабов. "Бедные люди, они так долго не протянут".

— Чашка риса в день и бесконечные удары палкой, — отец Альфонсо взглянул на высокого, наголо бритого рабочего: "Смотрите, на азиата он не похож. С севера, наверное, оттуда иногда приводят таких пленников".

— Слова, — подумал мужчина. "Я помню, я знаю эти слова. Они здесь, в голове, надо только потянуться за ними. Я знаю, как меня зовут".

Высокий, истощенный мужчина поднял на них запавшие глаза и сказал, по-итальянски: "Меня зовут Джованни, помогите мне, пожалуйста".

Отец Франческо вздрогнул. Отступив на шаг, он увидел, как стражник, вытаскивая палку, подбегает к рабочим.

— Оставьте! — властно велел глава миссии, громко выговаривая китайские слова. "Этот человек — под нашим попечением!"

Отец Альфонсо поправил шелковое одеяло, что укрывало мужчину, и вопросительно посмотрел на священника, что сидел по ту сторону кровати.

— Все будет хорошо, — мягко сказал тот. "Это просто истощение и дурная пища. Через неделю вы его не узнаете".

— Спасибо, отец Лоран, — глава миссии поднялся. "Я буду в библиотеке, если понадоблюсь". Он посмотрел на уставленный снадобьями стол, и, чуть покачав головой, — вышел.

Отец Франческо так и сидел в большом кресле, глядя на алый закат в окне, над тихим озером. Он вертел в длинных пальцах золотую булавку с циркулем и наугольником.

— Спит, — глава миссии потянулся за глиняной бутылкой с вином. Разлив его по бокалам, вдохнув запах, священник одобрительно заметил: "Сливовое".

— Он отлично знает итальянский и французский, — отец Франческо отпил вина, — вы сами слышали. Знает Рим, Флоренцию, Венецию, Болонью, Париж. Знает латынь. Помнит молитвы. И еще вот это, — он указал на булавку.

Отец Альфонсо нахмурился. "Думаете, вольные каменщики послали его сюда шпионить? Если так, он отлично притворяется".

— Нет, нет, — иезуит отложил булавку. "Бедный человек действительно — не помнит, кто он такой. Вряд ли мы когда-нибудь это узнаем. Но в остальном, — он хмыкнул, — юноша говорит весьма разумно".

— Ему за тридцать, — возразил отец Альфонсо, — у него седина в бороде.

Отец Франческо поднялся: "Ему не больше двадцати пяти, отлежится, придет в себя — и увидите. Пойдемте, я хочу помолиться о его здоровье".

— И о том, чтобы он обрел память? — спросил его глава миссии, когда они подходили к церкви.

Отец Франческо остановился и взглянул в лиловое, с бледными звездами, вечернее небо. Дул теплый ветер с юга, шелестели листья софор. Иезуит протянул руку и коснулся лепестков пышной, темно-красной розы.

— Посмотрим, — только и ответил он. Священники, перекрестившись, поднялись по каменным ступеням.

Мэйгуй, опустив голову, стояла, исподтишка разглядывая широкую, в синем халате, спину евнуха. Тот отступил: "Прошу вас, уважаемая госпожа".

В покоях дворцовых врачей было светло, окна выходили на тихое озеро, с разбросанными по нему лодками. Мэйгуй взглянула на мраморный павильон, что стоял на берегу. Оттуда доносились звуки арфы, и чей-то веселый смех.

Старик с редкой бородой, что сидел напротив нее, потянулся морщинистыми пальцами к чернильнице, и раскрыл папку с ее именем на обложке.

— Семнадцать лет, — пробормотал он, — рост пять чи, вес — чуть меньше одного дана, болезни… — он пошевелил седыми бровями, и закончил — детские, обычные. Раздевайтесь, уважаемая госпожа.

Мэйгуй смотрела в низкий, расписанный драконами и львами потолок, и вспоминала тихий голос главы братства: "Не торопись. Дорога в тысячу ли начинается с первого шага. Ты должна быть очень осторожной и разумной, девочка".

— А потом он вздохнул и поцеловал меня в лоб: "Жаль, что твой отец не дожил до этого дня, милая", — Мэйгуй почувствовала прикосновения врача и закрыла глаза.

— Наложниц вызывают к императору и обыскивают, — подумала девушка. "Даже если я рожу ребенка, он может не возвести меня в ранг императрицы, и сам приходить ко мне в покои. У него, то ли восемнадцать, то ли двадцать детей. В общем, нет недостатка. Жаль, у меня в комнатах это было бы удобнее сделать. Значит, придется думать".

— Можете одеться, — врач опять подвигал бровями: "Я изучу сведения о вашем цикле и поработаю с астрологом. Я вижу, вы родились в сезон Огненного Феникса, — он усмехнулся и пробежал глазами записи. "Остерегайтесь воды, госпожа".

Мэйгуй бросила взгляд на чуть волнующееся под ветром озеро и позволила себе улыбнуться. "Вам будет сообщено о времени вашей первой встречи с императором, — сухо сказал старик и хлопнул в ладоши. "Мы закончили".

Врач посмотрел вслед изящной голове, увенчанной нефритовыми заколками. Вдыхая запах роз, опустив глаза к записям, он пробормотал: "Я, конечно, не астролог, но такой Марс, как у нее — даже у его Величества такого нет. Ее сын станет великим правителем. Если его не задушат в младенчестве, конечно, — он вздохнул и углубился в работу.

Перед входом в свою комнату Мэйгуй помялась: "Господин, если это возможно, я бы хотела практиковаться в музыке. Его Величество, как я слышала, любит изящные развлечения, а мой долг — угождать моему господину".

— На ложе, — коротко сказал евнух, открывая дверь. "На чем ты играешь?"

— На цисяньцине и эрху, — поклонилась девушка.

— Ну, — он обвел глазами скромные покои, — цисяньцинь сюда просто не поместится, а эрху тебе пришлют, вместе с ужином. Императору доложат выводы ученых, и он назначит время вашего свидания.

Мэйгуй подхватила песика на руки и шепнула ему: "Сегодня поиграю тебе, милый". Наньсин лизнул ее в щеку. Тявкнув, вывернувшись, он потянул девушку зубами за край халата.

— Остерегайтесь воды, — вспомнила Мэйгуй, заходя в умывальную. Каменная, резная ванна была уже наполнена. Она, раздевшись, опустившись в теплую воду, взяла нежными пальцами лепесток, что плавал рядом с ней.

Взяв нефритовый флакон с ароматической эссенцией, девушка вдохнула запах розы. Вынув шпильки, Мэйгуй распустила волосы, — они упали шуршащей, черной волной, почти коснувшись мраморного пола, — и блаженно закрыла глаза.

Она сидела, завернув на волосах шелковое полотенце, подперев подбородок кулачком, глядя на то, как Наньсин, урча, грызет косточку.

Мэйгуй отставила в сторону поднос с ужином. Допив чай, она взяла эрху, что лежал рядом с ней на ступенях террасы.

Быстро оглядевшись, девушка ощупала пальцами резонатор и улыбнулась — кожа питона, натянутая на дерево, в одном месте чуть приподнималась — совсем незаметно.

Мэйгуй вытащила крохотную записку. Она гляделась в иероглифы, искусно вычерченные между лучей красного солнца.

— Один брат на кухне, один на складах, еще двое — рабочие и сестра занимается уборкой, — девушка сожгла бумагу в фонаре и сказала Наньсину: "Ничего. Справимся. Я что-нибудь придумаю. В конце концов, — она потрепала собачку за ушами, — мы никуда не торопимся, песик. Братья на юге пока собирают силы, и ударят, как только тут, — красивые губы улыбнулись, — все будет закончено. Это я тебе обещаю".

Девушка рассмеялась и взяла эрху. Проведя смычком по шелковым струнам, она сказала Наньсину: "Называется "Цветок жасмина". Думаю, его Величеству понравится".

Мэйгуй заиграла и запела, — нежным, высоким голосом. Наньсин, улегшись рядом, положив мордочку на лапы — следил глазами за движениями смычка.