Мой мир - Маяков Александр Викторович "Alex Shostatsky" - Страница 8

- Да ничего ты не понимаешь! – Крикнул я. – Я сам подписал приговор своему ребенку! Я не остановил её! Я позволил ей убить его! Я сам убил его, своего ребенка!

Сержант скептически глянул на меня.

- А я думал, что я псих конченый. Оказывается, нет.

Дверь в палату открылась и к нам вошла молодая медсестра, практически девчонка.

- Эй, чего орете? – Уперев руки в боки, строго спросила она. Хотя, строгое выражение лица ей не шло, и выглядело немного комично.

- Слушай детка, - сказал ей сержант, - иди-ка ты отсюда, у нас мужской разговор.

- Ага, сейчас, только за шприцем сбегаю, и будет тут мужской разговор, - парировала медсестра.

- Зачем шприц? – Удивленно спросил сержант. – Я за нормальный секс!

- Иди ты! – Возмущенно ответила ему девушка.

- Лучше ты, - в интонацию ей, продолжил сержант, - за меня замуж!

Мы с сержантом дружно рассмеялись.

- Придурки! – Выкрикнула она и ушла прочь.

- И из-за такой дурры ты лез под пули? – Смеясь, спросил сержант.

Я пожал плечами.

- Что-то типа.

- Я с тебя фигею, - сказал сержант. – Ты хоть уверен, что ребенок твой? Сам сказал, что вы разошлись.

- Не знаю, - тихо ответил я. Нет, Вика стерва, а не проститутка. Да и зачем ей с чужим ребенком идти ко мне? Абсурд.

- Вот, - воодушевился сержант, - поверь мне, старому кобелю, она даже не была беременна! Все это, хороший спектакль. На кого она там учится? На экономиста? В театре ей место! Примой! Пойми, это нам, мужчинам побарабану, родит она, не родит, а для них это важно. Редкая сучка откажется от ребенка, а убить так подавно.

Почему-то, я был не согласен с сержантом. Аборт в наше время стал привычным делом и вся та мораль, о которой говорит этот вояка, пустые слова. Что значит, для них все, для нас ничего? Смешно! Для меня ребенок тоже много значит. Даже странно, что у человека, который всю жизнь мотался по миру с автоматом в руках, такие взгляды на женщин. Что он видел? Проституток в грязном баре? Медсестер в блиндажах?

Вика. Неужели она действительно играла? Вряд ли. Все таки потом все выяснилось бы. Да и чего она могла добиться? Что я буду с ней? Так сама сказала, что я ей не нужен. Унизить меня? Для этого надо было всем растрезвонить о нас. А она молчала. Да и много ли кто её поддержал? Вряд ли много. Жертв у нас любят только из-за зрелищности баталий вокруг них. Потом их быстро забывают и все. Так что вывод: чего добивалась Вика неизвестно. Лично я жалею о смерти нашего не родившегося ребенка. Знаю, поздно, но я до конца своих дней буду казнить себя за то, что позволил его убить.

Сам тоже хорошо. Психанул, поперся кто знает куда, оставив записку. Теперь, лежа на больничной койке, я все это осознаю. Глупо. Сержант прав, из-за этого умирать глупо. Тем самым я подтверждаю, что я ничтожество и тому подобное. Здравомыслящий мужчина на такое способен? Вряд ли. Только такой мальчишка как я.

Пора домой да и не годен я как солдат уже. Колено полностью не восстановиться, всю жизнь с палочкой ходить придется. Рука заживет. Семизначная сумма зелененьких на банковском счету облегчит дальнейшую жизнь. Только вот здоровье не вернешь. Не себе, не родителям. Представляю, что с ними было, когда они прочли ту записку.

«Дорогие мама и папа. Мне надо срочно уехать. Не разыскивайте меня, я сам с вами свяжусь. Я вас люблю. Ваш сын Саша».

Дурак я. Сделал больно самым дорогим мне людям. Хорошо, что осознал это. Пора домой…

* * *

Я стоял перед дверью своей квартиры. Дом, милый дом. Я утопил кнопку звонка. Через пару минут дверь открыла мама.

- Привет, мама, - сглатывая подступивший к горлу ком, сказал я.

- Саша! – Она кинулась меня обнимать, на её глазах были слезы. Плечо заныло болью, я чуть не выронил костыль, пытаясь удержать равновесие.

- Мам, ну я же жив, - начал её успокаивать я.

- Что с тобой сделали, где ты был? – глядя на меня сквозь слезы, спросила она.

- На войне, мама, на войне, - тихо ответил я.

На пороге показался отец.

- Здравствуй, сын, - произнес он.

- Мама, папа, простите меня за все. – Не в силах сдерживать слезы, сказал я.

- Простили, за все простили, - обнимая меня, сказал отец. Мама просто плакала.

Мы так и стояли в подъезде, обнявшись. Я был дома. Я вернулся.

От любви до ненависти или

Мужчины тоже плачут

Аню я любил больше всего на свете. Я любил её непосредственность, её чувственность. Её карие глаза, курносый нос, длинные каштановые волосы, хрупкие плечи, шелковую кожу, её всю… Мы строили планы на бедующее, хотели пожениться после института. Так получилось, что у Ани не было близких, она была сиротой. И поступить в институт на бюджет было для неё очень важно. Мы понимали, что брак для студентов равен концу учебы… Но один раз она пришла ко мне и сказала, что нам надо серьезно поговорить.

- О чем ты хочешь поговорить? – Всегда улыбчивая, сегодня она была серьезна.

- Понимаешь, Саша… ты знаешь, как я к тебе отношусь… - она нервно дергала подол платья.

- Что-то случилось? – Я никогда её такой не видел. – Аня, с тобой все в порядке?

- Не совсем… Саша я полюбила другого и жду от него ребенка. – Последнюю фразу она выпалила так быстро, что я не успел понять и переспросил:

- Что?

- Андрей Чурин с параллельного потока. Я люблю его, и у нас с ним будет ребенок, прости Саш… - Она кинулась к выходу.

- Аня, постой, - не зная себя, я схватил её за руку.

- Не надо, Саша…

Я был шокирован. Мы же любили друг друга. Андрюха, тоже друг называется…

Я действовал быстро. Накинув куртку, пулей вылетел из квартиры. На улице чуть не сбил Аню. Она в след что-то кричала, но я не слышал её, не хотел. Я шел по знакомому с детства адресу. С того детства, когда мальчики Саша и Андрей были близкими друзьями. Когда они вместе играли, делали домашние задание, отстаивали правду в дворовых баталиях… Но между ними стала девушка… Красивая девушка.

Андрей был дома и быстро открыл дверь. Он как раз брился, пол морды были в пене.

      - Саша, что-то случилось? – Он, сволочь, еще и удивлен.

Не тратя время на взаимные реверансы, я размахнулся и врезал ему от души. Андрюха покатился кубарем в прихожую.

- Ты че, охренел? – Вытирая кровь с разбитого носа, поинтересовался бывший друг.

- Охренел тут ты, - нанося удар в живот, констатировал я.

Андрюха согнулся от боли.

- Совет вам да любовь, - уходя, проговорил я. В дверях плача, стояла Аня. Увидев корчащегося Андрея, она бросилась к нему.

- Придурок! – Захлебываясь, процедил Андрей. – Она сама выбрала!

Аня принялась успокаивать и утешать его. Мне было тошно смотреть на эту идиллию. Поэтому, хлопнув дверью, я пошел прочь.

* * *

По пути домой я зашел в магазин и купил пару бутылок водки. Терпеть не могу её, но сейчас мне плевать на все. На весь мир. На Андрея. На Аню. На всех. Ненавижу вас!!! Ненавижу!!!

Вот мой дом… наш дом… К черту! Давая выход эмоциям, я принялся колотить ни в чем не повинную стену. Я бил, не обращая внимания на кровь на кулаках, на боль в суставах… Я не чувствовал физическую боль, настолько болела душа, сердце… Слезы текли по лицу. Мужчины не плачут. Ложь! Мы плачем! Когда нам больно, одиноко мы плачем. Слезы очищают… Кто сказал что слезы это слабость? Быть может, но мне надоело быть сильным! Мы не железные, держать все в себе. А выход всему либо агрессия, либо слезы. Агрессию я уже проявил, настало время лить слезы.

Я сидел на полу, пил водку и морщился от вкуса горечи на губах и боли в руках. Почему она так поступила? Чем я хуже Андрея? Или лучше? Стоп, но мы ведь любим друг друга… любили. Да, любили, будет точнее. Мои чувства уже не значат нечего. Но все равно, как она могла? Проститутка! Шалава! Подстилка! Она беременна. Поздравляю! И такая уверенность что от него… А вдруг ребенок мой? А если она сейчас придет и раскается? Разрыдается, обнимет, скажет, что это была ошибка, что любит только меня. Я же приму её, прощу ей все… Нет! Нельзя! Она предала! Но почему так больно? Почему? Ведь меня уже предавали и я предавал. Может это расплата? Да нет, чушь! Просто не судьба… Но больно, очень больно…