Изверги-кровососы - Немцов Максим Владимирович - Страница 40

Проходя мимо кабинета, он кивнул управляющему и нацелился в комнату отдыха убивать время до работы. Комната представляла собой помещение без окон за мясным отделом. Обставлена она была литыми пластмассовыми стульями, складным столом из формайки, кофейным аппаратом и ассортиментом плакатов по технике безопасности. Томми смел со стула какие-то крошки, нашел под открытой упаковкой черствого печенья «медвежьи когти» номер «Ридерз дайджеста», весь в кофейных потеках, и сел читать и дуться.

Прочел он «Медведь съел маму! Драму в реальной жизни» и «Я — двенадцатиперстная кишка Джо» — и его потянуло в туалет и на Средний Запад: журнал этот ассоциировался у него и с тем, и с другим. Томми перелистнул на статью под заголовком «Летучие мыши: наши дикие друзья с прикольными крылышками». Его двенадцатиперстная кишка затрепетала в предвкушении.

В комнату отдыха кто-то зашел, и Томми сказал, не отрываясь от журнала:

— А тебе известно, что если кожанов кормить не насекомыми, а человечиной, одна такая летучая мышь за ночь может сожрать все население Миннеаполиса?

— Я не знала, — ответил ему женский голос.

Томми оторвался от статьи и увидел новую кассиршу Мару — она отодвигала стул от стола. Высокая и скорее худощавая, но с большой грудью, блондинка лет двадцати. Томми-то рассчитывал увидеть кого-то из подавальщиков, поэтому секунду просто пялился на нее, переключая передачу.

— Ой, здрасте. Я Том Флад. В ночной бригаде работаю.

— Я вас видела, — ответила она. — Мара. Я новенькая.

Томми улыбнулся.

— Приятно познакомиться. Я пораньше пришел, кое-какой бюрократией позаниматься.

— «Ридерз дайджестом»? — Она вздела бровь.

— А, этим? Нет, обычно я его не читаю. Заметил вот статью про летучих мышей, решил поглядеть. Они же наши дикие друзья с прикольными крылышками, знаете? — Он посмотрел на страницу, словно бы подтверждая интерес к теме. — К примеру, вы знали, что вампир обыкновенный — единственное млекопитающее, которого успешно заморозили, а потом оттаяли живым?

— Простите, но от летучих мышей мне не по себе.

— Мне тоже. — Томми отшвырнул журнал. — А вы читаете?..

— Сейчас битников. Я только что сюда переехала, хотелось как-то проникнуться литературой Города.

— Да вы шутите. Я сам тут всего несколько месяцев. Здоровский это город.

— Я еще не успела толком оглядеться. С переездом и прочим. У меня дома было плохо, и я сейчас пытаюсь как-то справиться.

Разговаривая, Мара не смотрела на него. Томми сначала показалось, что он ей противен, но, присмотревшись, он понял: Мара просто очень робеет.

— Вы были на Северном пляже? Там жили все битники в пятидесятых.

— Нет, я пока не очень хорошо ориентируюсь.

— О, вам обязательно надо в «Городские огни» и к «Энрико». Там во всех барах на стенках портреты Керуака и Гинзберга. Чуть ли не слышно, как джаз ревет.

Мара наконец посмотрела прямо на него и улыбнулась.

— Вас битники интересуют? — Глаза у нее были огромные, блестящие и хрустально-голубые. Она ему очень понравилась.

— Я сам писатель, — ответил Томми. Теперь настал его черед отвести взгляд. — То есть хочу стать писателем. Раньше я жил в Чайна-тауне, это совсем рядом с Северным пляжем.

— Может, вы мне и расскажете, куда тут лучше сходить.

— Да я вас туда сам отведу. — Едва это приглашение вылетело у Томми изо рта, он захотел, чтобы оно залетело обратно. Джоди его убьет.

— Было б чудесно, если вы не против. Я в Городе больше никого не знаю, только других кассирш, а они семейные все.

Томми смешался. Управляющий говорил, что недавно она потеряла ребенка. Томми предполагал, что она замужем. Не хотелось бы, чтоб она решила, будто он ее клеит. Клеить ее он и не собирался. Вот был бы по-прежнему одинок, ничем не связан…

Нет, Джоди не поймет. У него никогда раньше не было подруги, а потому — и соблазна ходить налево. Он понятия не имел, как с этим быть. Он сказал:

— Я могу вам с мужем показать, что тут где, а вечером вы развлечетесь в городе хорошенько.

— Я в разводе, — сказала Мара. — Замужем я пробыла не очень долго.

— Извините, — сказал Томми.

Мара покачала головой, словно отмахиваясь от его сочувствия.

— История недлинная. Я забеременела, и мы поженились. Ребенок умер, а он ушел. — Произнесла она это без всякого чувства, словно сама эмоционально отстранилась от пережитого, будто случилось это с кем-то другим. — Здесь я пытаюсь начать все заново. — Она глянула на часы. — Пора мне на кассу. Увидимся.

Она встала и пошла из комнаты.

— Мара, — окликнул ее Томми. — Мне бы очень хотелось показать вам город.

— И мне. Спасибо. До конца недели я в дневной смене.

— Пустяки, — сказал Томми. — Давайте завтра вечером? Машины у меня нет, но можем встретиться на Северном пляже у «Энрико», если хотите.

— Запишите адрес. — Она вынула листок и ручку из сумочки и дала ему. Томми записал и вернул.

— Во сколько? — спросила она.

— В семь, наверное.

— Значит, в семь. — Она вышла.

Томми подумал: «Я покойник».

Джоди повернулась перед зеркалом, любуясь, как на ней сидит МЧП. Сзади у платья был вырез до копчика, а декольте спускалось до низа грудины, но упасть платью не давала прозрачная черная сеточка. Продавщица стояла рядом и хмурилась, держа размеры побольше.

— Вы уверены, что не хотите примерить пятерочку, милочка?

Джоди ответила:

— Нет, это прекрасно годится. И мне к нему нужны прозрачные черные чулки.

Продавщица оборола гримасу и извлекла из лица профессиональную улыбку.

— А туфли к нему у вас уже есть?

— Какие будут предложения? — осведомилась Джоди, не отрываясь от собственного отражения. «Всего пару месяцев назад, — подумала она, — я б лучше сдохла, чем такое надела. Ох черт, сейчас я в чем угодно дохлая».

От этой мысли Джоди рассмеялась, и продавщица отнесла смех на свой счет. Ее вежливая улыбка испарилась, в голосе послышалось омерзение:

— Полагаю, ансамбль можно завершить парой итальянских гулящих туфель и малиновой помадой.

Джоди повернулась к тетке и с пониманием улыбнулась.

— Вы уже это попробовали, правда?

Навестив обувной отдел, Джоди оказалась среди косметики, где бурливый гей уговорил ее «подобрать краски» на компьютере. На экран он уставился, не веря своим глазам.

— О господи ты боже ж мой. Как волнительно.

— Что такое? — нетерпеливо спросила Джоди. Она собиралась купить только помаду и уйти. Свою тягу к покупкам она удовлетворила, доведя продавщицу в отделе вечернего платья до слез.

— Вы моя первая зима, — ответил Морис. (Так его звали — имя было написано на значке.) — Знаете, я делал уже тысячу осеней, вёсны выпадают инь-ян, но зима… Мы уж точно повеселимся!

Морис принялся выкладывать на прилавок образцы теней, помады, туши и пудры рядом с зимней палеткой. Развинтил тюбик теней и поднес к лицу Джоди.

— Эта называется «Язва вязов» — имитирует цвет мертвых деревьев в снегу. Чудесно будет оттенять ваши глаза. Давайте же, дорогуша, попробуйте.

Пока Джоди наносила на ресницы тушь, глядясь в увеличительное зеркало на стойке, Морис зачитывал ей характеристику Зимней Женщины:

— «Зимняя Женщина необузданна, как метель, свежа, как первый снег. Хотя некоторые считают ее холодной, у нее под этим ледяным экстерьером Снежной королевы — пламенное сердце. Ей нравится нагая простота японского искусства и дерзостная сложность русской литературы. Плавным линиям она предпочитает резкие, не надувает губки, а хмурит чело, и слушает не кантри-и-вестерн, а рок-н-ролл. Ее напиток — водка, ее машина — немецкой марки, ее анальгетик — „Адвил“. Зимней Женщине мужчины нравятся слабыми, а кофе — крепким. Она подвержена анемии, истерии и самоубийству». — Морис сделал шаг от прилавка и глубоко поклонился, словно завершил драматическую мелодекламацию.

Джоди оторвалась от зеркала и моргнула. Ресницы на правом глазу оставили на бледной коже четкий отпечаток — звезду из «Заводного апельсина».