На край света - Кедров Владимир Николаевич - Страница 49

49

— Твой коч простоял зиму в заморозе в море у Хромой речки. Мы взяли его, когда шли мимо, июля двадцатого числа, — ответил Бугор.

— И ни души на нем не было, — прибавил Артемий Солдат, круглое честное лицо которого выражало крайнее неодобрение Леонтьеву.

— А как мне знать, что не вы их порешили? — не унимался Леонтьев.

— И вот как: читай-ко эту грамотку, — сказал Бугор, достав из-за пазухи листок бумаги. — Мы нашли ее в коробе на твоем коче.

Леонтьев развернул бумагу дрожашими пальцами.

— «По-кру-ченики при-казчика Мак-сима Усольца, — начал читать Леонтьев прерывавшимся голосом, — Андрюшка Колоб, да Елфимко Мокрошуб, да Власко Козица, оцынжав и неминучую смерть ожидая, оставляем коч…» Ах, нехристи! Шкурники! — кричал Леонтьев, прервав чтение. — Оставляют коч! А товары!

— Дай-ко я прочту. Так мы скорее разберемся, — сказал Стадухин, взяв грамотку у Леонтьева.

— «…оставляем коч, хлебный запас и товары на волю божию, — читал Стадухин. — Поволокемся одними нартами на Индигирку-реку. А Максим Усолец, сам-семь[119], ушел на нартах для рыбной ловли в Хромую речку и не вернулся; погиб ли, не ведаем. А из покручеников, что остались здесь, в заморозе, на коче у товаров, из семи человек умерло четверо. Добрые люди, кто найдет товары, дотянуть бы вам их к зимовью. А хозяин им Михайла Леонтьев».

— Ну? Где же наша вина? — спросил Бугор, глядя в глаза Леонтьеву. — Не в том ли, что коч тебе дотянули?

— И не такие уж худые люди твои покрученики, как ты сказал, — проговорил Стадухин, отдавая бумагу торговому человеку.

Но Леонтьев не успокоился, пока не вынудил Бугра и его товарищей выдать ему долговые кабалы за хлебные запасы. Беглые казаки обязались уплатить Леонтьеву после возвращения с Анадыря шесть сороков двадцать четыре соболя. Свой коч Леонтьев отобрал.

Стадухин обосновался в старом зимовье, что стояло ниже острога на Русской протоке. Хлебные запасы Леонтьева помогли дружине перезимовать.

Весной 1649 года ледоход наделал немало бед. Лед затер и раздавил один из кочей Стадухина.

— Ледоход кончается, — сказал казакам Стадухин, сидя в землянке.

Коптивший сальник[120] чуть освещал фигуры Бугра, Казанца, Киселева и других казаков, сидевших на лавках и нарах вокруг Стадухина.

— Чтобы и нынче не испоздать, — продолжал Стадухин, — нужно выйти в море дня через два.

— Мы готовы, — ответил Бугор. — Хоть завтра.

— «Хоть завтра»! А на чем пойдете? — спросил Стадухин, уничтожающе смерив взглядом Бугра. — Поиск будет дальний. Пойдем в места новые, неизвестные. В такой поход нельзя идти на одном коче. Второй коч надобен.

— Купим коч у торговых людишек, — предложил Ерофей Киселев, мужик хитрый и изворотливый.

— Умен ты, Ерофейка, как погляжу! — Стадухин говорил с нескрываемым раздражением. — Пока ты на печке дрых, я уж не единожды пытался купить коч. Нипочем не продают.

— Не продают? — С нарт поднялся высокий, костлявый мужчина и подошел к Стадухину.

Сальник осветил глубокие складки его лица, маленькие прищуренные глазки и сильно развитую нижнюю челюсть, заросшую рыжеватой бородой. Это был Юрий Селиверстов.

— Не продают? — повторил он с выражением глубокого презрения на наглом и грубом лице. — Плевать! Заберем коч силой! Дешевле будет.

Вокруг захохотали.

Стадухин колебался. Ему не хотелось отвечать за похищение коча. Но необходимость спешить и страх, что Дежнев опередит, решили дело. Стадухин согласился.

Оставалось выбрать, чей же коч похитить.

— У этого ощипанного гусака Михалки Леонтьева коч не из важных. Мы его знаем, — сказал Бугор.

— У Кирилки Коткина коч много лучше, — заметил Ерофей Киселев.

— Парус у него знатный, новый, — поддержал Ерофея Иван Казанец. — Вот будет рожа у этого пройдохи Коткина!

На смуглом рябом лице Казанца промелькнуло подобие улыбки.

Сказано — сделано. У беглых казаков уж был опыт кражи кочей.

Через два дня тридцать человек стадухинцев вышли в море на двух кочах. Бугор был поставлен кормщиком коча Коткина.

— Не везет нам с крадеными кочами, — сказал старик Пуляев, обращаясь к своему приятелю, одноглазому Шаламу Иванову. — На первом, щукинском, погиб Иван Редкин. Колупаевский коч отобрал Власьев. Что-то с этим будет?

— Ох, грехи! — ответил Шалам, презрительно оглядывая коч. — Не украли, так взяли, а ворами стали.

Семь суток шли кочи Стадухина, не спуская парусов. Миновали остров Айон. Остался сзади и мрачный утес — нос Эрри.

За носом встретилось множество больших плавучих льдин. На некоторых льдинах лежали моржи, и Стадухин не мог удержаться от соблазна поохотиться.

Зверобои не кололи спавших моржей, зная, что у них кожа собрана в упругие складки, не пробиваемые носками. Расставив носошников и забочешников[121], Бугор приказал «отпрукать» моржей. Промышленники будили моржей криком и бросали в них куски льда.

Моржи просыпались. В этот момент Селиверстов, Казанец и Баранов вонзали в зверей свое оружие.

Разъяренные звери защищались клыками и ластами. Селиверстов добил моржа, в шкуре которого уже торчало несколько носков. Второго моржа удалось убить Бугру. Остальные звери ушли в воду.

— Эй! Лед сзади! — крикнул Иван Казанец, когда распаленный охотой Бугор еще не успел выдернуть рогатины из туши зверя.

Бугор оглянулся. Огромные куски ледяного поля окружали коч.

— Все на коч! — крикнул Бугор.

Оставив убитых моржей, промышленники поспешили на коч, схватили шесты и весла. Напрягая все силы, люди пытались спасти коч.

Бугру не повезло. Льды сжали коч. Услышав треск ломавшегося дерева, люди поняли, что коч гибнет.

— Руби мачту! Парус на лед! — кричал Бугор. — Выноси оружие! Муку!

— Вот те на! — проговорил Евсей Павлов, худощавый парень с землистым цветом лица и бегающими глазами. — Шли пировать, а будем горе горевать!

— Что ни шаг, то и спотычка, — пробурчал Ерофей Киселев, завидовавший, что не он, а Бугор кормщик коча.

— Кабы на коня не спотычка, ему б и цены не было, — возразил Казанец.

В суматохе крушения, когда еще была возможность что-то спасти, Казанец работал быстро, порывисто и сделал, пожалуй, больше всякого другого. Когда же все было кончено, он спокойно смотрел, как льдины размалывали остатки коча.

Придя в себя, Бугор оглядел ватагу. Все пятнадцать человек были на льду. Увы! Мало что удалось спасти из хлебных запасов!

В отдалении на большом разводье разворачивался коч Стадухина. Скоро он подошел к льдине, на которой ютились потерпевшие крушение, и принял их на борт.

Стадухин, разгневанный потерей коча, изругал Бугра, как мог. Обиженный и угнетенный неудачей, Бугор удалился в дальний угол кормы и сидел там молча, ни с кем ни слова.

Стадухину некогда было долго предаваться гневу. Теснимый льдами, он отошел назад, в сторону носа Эрри.

Осматривая берег и горный кряж, тянувшийся вдоль него, Стадухин увидел чуть заметный дымок. Кликнув своего писаря Ивана Казанца и Ивана Баранова, Стадухин указал им на дым.

— Идите и приведите языка. Буду ждать три дня.

Казанец переглянулся с Барановым. Оба воина молча пошли сряжаться.

Стадухин неслучайно выбрал этих людей. Он знал и Казанца, и Баранова. Худощавый, жилистый Казанец служил писарем поневоле. По духу это был отважный воин и сметливый прирожденный охотник. Немногословный, несколько хмурый с виду, он проявлял спокойствие и отвагу в бою, а в поиске был хитер и дерзок.

Иван Баранов, участник первого морского похода Дежнева, отличался упорством. При неудаче он лишь стискивал зубы, играя желваками на скулах, и тотчас же обдумывал новый способ добиться цели. Он редко не достигал ее, будь то преследование зверя или выслеживание противника.

На исходе третьих суток разведчики привели двоих связанных коряков. У Казанца была рассечена щека, а зипун пропитан кровью.

вернуться

119

Сам-семь?— группа из семи человек.

вернуться

120

Сальник?— жировая лампа.

вернуться

121

Забочещник?— помощник сошника.