Стихотворения и поэмы - Колас Якуб Михайлович - Страница 36

36

Жена и дети голосят. Старик отец с нищенской сумой берет внука за руку, и все выходят из хаты. Хата остается пустой. Слышен звон.

Воют собаки.

XII. НА КЛАДБИЩЕ

Темная ночь. Кладбище. Летают совы и летучие мыши. На упавшем кресте — тень мужика.

Тень мужика Зачем на могиле размыла Песчаную насыпь вода? Зачем эта темная сила Слетается ночью сюда? Прочь, гадины, жабы и слизни! Все сгиньте в пучине на дне! Явитесь, видения жизни И добрые духи, ко мне! Мне спать под землей надоело, Мне хочется знать до конца: Что слышно на свете на белом? Как дети живут без отца? Хватает ли на зиму хлеба? Богато ли родит земля? Иль, может быть, милости неба Не знают, как некогда я. Свободны иль, может, как мухи, Попалися в сеть паука? Про все говорите мне, духи, Что сделано для мужика.

Слетаются те же тени, что и на крестинах. Они вертятся возле тени мужика и попеременно поют.

Беда Тебе мы с большою охотой Расскажем, как люди живут. Не отперты к счастью ворота, И слезы обильней текут. Голод Поля, как и раньше, пустые, И голодно в каждой избе. И по небу тучи густые Плывут, как тогда, при тебе. Холод По всем городам и по селам Проклятья, да скрежет, да стон. Ни смеха, ни песен веселых, А только кладбищенский звон. (Хором.) Завалены тропы к просвету Гробами, крестами могил. А брат твой, мужик безответный, Живет без надежды и сил. Доля Ты хочешь услышать, как видно, О жизни своих сыновей? Живут они все незавидно, И каждый с невзгодой своей. Твой старший за сошкою ходит, Порой веселится в корчме. Второго чужбина изводит, А третий томится в тюрьме. Четвертый замучен, засечен За горькую правду свою. Машиной меньшой искалечен И нищенством кормит семью. Жизнь Узнал, как живется на свете? О детях услышал своих? Я ловко расставила сети: Попробуй распутай-ка их! Я силам безжалостным в руки Проклятое зелье дала: Пусть сеют страданья и муки, Пусть гибнут от горя и зла! Тень мужика Не радостно слушать, не мило С земли моей этот привет. Раскройся же снова, могила, — Страшней тебя люди и свет!

Могила раскрывается. Где-то запел петух. Тени исчезают. Никнет тень мужика. Слышны крики зайцев и сов. В воздухе свистят крылья летучих мышей и ночных птиц.

‹1908›

КУРГАН

1 Меж болот-пустырей белорусской земли, На прибрежье реки быстротечной, Дремлет памятник дней, что ушли-утекли, Обомшелый курган вековечный. Ветви дуб распустил коренастый над ним, В грудь сухие впилися бурьяны, Дикий ветер над ним стонет вздохом глухим, О минувшем грустит неустанно. В день Купалы там пташка садится, поет, А в филипповки волк завывает, Солнце в полдень там косы свои расплетет, Ночью ясные звезды сверкают. Тучи в небе прошли, может, тысячу раз, Били грозы от края до края, — Он, как память людская, стоит напоказ… Только ходит легенда такая. 2 На горе на крутой, над обвитой рекой, Лет назад тому сотня иль боле Белый замок стоял неприступной стеной — Грозно, хмуро глядел на раздолье.

Бондаровна

А в ногах у него расстилался простор Сосен стройных и пахоты черной, Деревушек и хат обомшелых узор, Где рабы властелину покорны. Князь-владелец известен был свету всему, Неприступный, как замок нагорный, Кто хотел не хотел — бил поклоны ему, Спуску он не давал непокорным. Над людьми издевался с дружиной своей: Стражи князя — и дома и в поле; Гнев копился в сердцах угнетенных людей И проклятия горькой недоле. 3 В замке княжеском свадьба однажды была: Замуж дочку-княжну выдавали, Вин заморских река, разливаясь, текла, Звуки музыки даль оглашали. И немало на свадебный пир, как на сход, Собралось богачей с полумира, Все в роскошных одеждах, — дивился народ, Он не помнил подобного пира. День-другой уже в замке гульба эта шла, Громко гусли и чарки звенели; Что ни день, то потеха иная была, У гостей было все, что хотели. Третий день наступил — князь придумал одну Для дружины потеху-забаву: Приказал он позвать гусляра-старину, Гусляра с его громкою славой.