Дикое Сердце (ЛП) - Адамс Браво Каридад - Страница 30

- Но оттуда не видно моря, - жалобно вздохнула Айме.

- Видно тростник, который как зеленое море, сладкий, а не горький, и без какой-либо опасности. Ты не думаешь, что это более предпочтительно?

- Я скажу тебе… Иногда море прекрасно своей дьявольской силой, жестокостью… и своей солью… Ты никогда не пресыщался медом, Ренато?

- Признаюсь, что нет. Я неисправимый сладкоежка. Пожалуй, пойдем, потому что Каталина уже теряет терпение, Моника ее заставила достаточно ожидать.

- Моника… Моника – это тихий ужас, когда она без облачений. Точно знаю, что ты находишь ее прекрасной, а я смешной. Не пойму, зачем она покинула монастырь.

- Твоя мама объяснила мне, что с ее здоровьем не все ладно, но в Кампо Реаль она поправится. Я уверен.

- Айме…! – позвал голос Каталины из кареты.

- Пойдем. Мы слишком злоупотребляем терпением и добротой твоей мамы. – Сказал Ренато; и затем, повысив голос, приказал слуге: - Бернардо, мою лошадь.

Он отошел на несколько шагов, оставив Айме, которая продолжала смотреть неспокойный взглядом на море, при этом исчезла ее маска притворства. Она ничего не ожидала там увидеть, хорошо зная, что белый парус корабля, о котором она мечтает, находится очень далеко. Комок печали поднялся у нее в горле, но Ренато Д`Отремон вновь предстал перед ней, и печаль сменилась улыбкой, она согласилась:

- Поехали, как ты хочешь…

16.

- Мой Ренато!

- Мама…

Жадно, словно часы отсутствия были долгими годами, София Д`Отремон прижала сына к груди, отстранила его немного, чтобы взглянуть на него с той улыбкой волнения и гордости, которая каждый раз при виде его появлялась на ее губах, и она спросила:

- Путешествие было благополучным? Вы сильно задержались. Я уже стала волноваться…

- Мы ехали медленно, чтобы не слишком их утомить. И кроме того, мы смотрели на пейзаж… Вот они. Не думаю, что нужно знакомиться…

- Ни в коем случае, - отказалась Каталина, приближаясь. – Я очень рада снова приветствовать вас, София.

- Добро пожаловать в этот дом, Каталина. Скажу больше: Добро пожаловать всем вам в наш дом. Которая из них Айме?

Она с волнением посмотрела на Монику, как бы оценивая ее целомудренную красоту. Какой красивой и величественной она казалась в своем черном платье! Чистый лоб под светлыми косами, глубокий взгляд, нежное и серьезное выражение лица. София созерцала ее изысканную и совершенную, но Моника улыбнулась, отходя мягко в сторону, пояснив:

- Я Моника, сеньора Д`Отремон. Вот Айме.

- О…! – удивленно отреагировала София. – Ты тоже очень красивая, - затем приветливо воскликнула: - Дочь моя… думаю, что могу так звать ее, правда?

- Конечно, мама, - вмешался Ренато жизнерадостно. – И мое единственное желание, чтобы ты смогла это сделать по праву как можно скорее. Каждый проходящий день, я планирую ускорить свадьбу, укорачивая ожидание.

- Об этом я и говорю. Зачем ждать? – утверждала Каталина.

- Мама… - слабо упрекнула Айме.

- Не стыдись, дочка, - извинилась София. – Сеньора Мольнар сказала именно то, что я думаю. Зачем откладывать счастье? Мой сын тебя любит, и судя по его комментариям, ты отвечаешь ему взаимностью. Тогда нет ничего, что бы препятствовало свадьбе, которую мы немедленно хотим отпраздновать.

- Немедленно? – почти возмутилась Айме.

- Ну это манера так выражаться. Я имею в виду необходимое время, чтобы приготовить вещи, потому что единственное затруднение, которое имеет место быть в таких делах, это то, что люди не слишком хорошо друг друга знают, но в вашем случае этого нет, вы же друзья детства. – Затем обращаясь к сеньоре Мольнар, призналась: - У вас очень красивые дочери, Каталина. Обе прекраснейшие. Каждая по-своему мне кажется совершенной.

- Вы очень любезны, София, - поблагодарила Каталина.

- Любезной была природа, щедро их одарив. Об Айме я уже имела представление, но Моника удивила меня чрезвычайно, и я едва понимаю, почему вы хотите запереть в монастыре подобное очарование… Ах! Янина… Подойди…

Из полутьмы широкой галерей с бесшумностью тени, медленно приблизилась Янина. Одета она была как другие горничные, смотревшие издали и с близкого расстояния на путешественниц: широченная юбка, облегающий верх, круглый ворот, завершенный широким кружевом и типичный хлопчатобумажный платок, покрывавший голову по моде местных женщин. В ушах были массивные золотые серьги, а ожерелье с искусно обработанным кораллом и жемчугом покрывало шею. На ней были чулки из шелка и отличная обувь на ногах. Также ее руки, тщательно ухоженные, раскрывали ее истинное место в ее доме, и ее молчаливое присутствие вызвало любопытство в глазах Каталины и Айме. Увидев это, София пояснила:

- Янина моя крестница. Моя приемная дочь, как говорится. Она позаботится о том, чтобы встретить вас лучше, чем я, потому что, к сожалению, у меня слабое здоровье, так что весь дом в ее руках. – Затем официально представила: - Янина, это Айме…

- Очень приятно… - поприветствовала Айме холодно.

- Это для меня удовольствие и честь. Как вы? Поездка была благополучной?

- Великолепной, дочка, великолепной, - поблагодарила Каталина любезность метиски. – Но признаюсь, что больше не могу… Столько часов в повозке…

- Отведи их в комнаты, Янина, - распорядилась София. – Хотя подожди-ка. Думаю, что могу с вами пойти.

- Обопрись на меня, мама, - предложил Ренато.

- Не нужно вовсе, чтобы вы беспокоились… - начала извиняться Айме.

- Наоборот, дочка. – прервала ее София. – Я не хочу лишать себя этого удовольствия. Надеюсь, что комнаты для вас будут приятны. Мы приложили немалые усилия. Пойдем?

- Это мы зовем плантатором; для меня это самый лучший напиток земли после знаменитого ром-пунша, - объяснил Ренато весело с восторгом. – И до сих пор мне он кажется самым подходящим для этого климата. Но прежде всего это вещь местная. В Сен-Пьере его мало пьют. Это сок ананаса с белым ромом.

Они были в той стороне галерей, которая прилегала к столовой, где в соответствии с обычаями Мартиники проходило долгое распитие аперитивов и коктейлей прежде, чем сесть за стол. Слуги цвета эбонитового и черного дерева, двигались, привозя и увозя тележки, нагруженные бутылками спиртных напитков. В больших стеклянных кувшинах подавались прохладительные напитки, фруктовые соки, крепленые ромом, а на серебряных подносах, среди других сладостей, находились маленькие жареные кушанья, наполненные различными специями, как символ дружбы и доброжелательности на французских Антильских островах: Гваделупе и Мартиника.

- Полагаю, что это вы уже попробовали, - заметил Ренато.

- Конечно, - отозвалась Айме. – Ты с нами обращаешься, как с иностранками.

- Воспеваю Несравненная, ты впервые ступаешь по моему маленькому королевству, вот так я хотел бы к тебе обратиться, Айме. У меня есть претензия назвать Кампо Реаль новым миром, маленьким миром, но миром, в конце концов, и это мир вас приветствует всем тем лучшим, что у него есть. Здесь есть новый коктейль моего изобретения.

- Что это? – с любопытством поинтересовалась Айме.

- Разновидность плантатора: сок ананаса, но с шампанским вместо рома. Как ты его находишь?

- Фантастика! Лучшее, что я пробовала в жизни.

- В таком случае, назовем его твоим именем, Айме, и когда его будут пить наши внуки, то будут поднимать тост за тебя. – Послышался шепот и одобрительный смех, в то же время по указанию Софии все стали проходили в роскошно обставленную столовую особняка Кампо Реаль.

Великолепный обед приблизился к концу. Уже прошли в следующую гостиную, чтобы выпить спиртное и кофе. Чтобы разделить праздник и познакомиться с Мольнар приехали владельцы соседних усадеб. Пользуясь моментом, пока ее никто не видит, Моника сбежала от всего этого, спустилась по каменным лестницам, пересекла сад и удалилась от дома, словно спасалась. Казалось она изнывала, задыхалась под украшенными потолками, среди роскошных стен, обитых коврами как будто для другого климата и для другого мира. Она не могла больше. Под парами тех горячительных предательских напитков в ней зажглись тысячи образов, и огонь вместо крови циркулировал по ее венам. Она больше не могла выдерживать присутствия Ренато. Не могла видеть его воспламененные от страсти и любви глаза рядом с Айме. Не могла выдерживать ту лицемерную улыбку, которой Айме, казалось, отвечала на его страстную и слепую любовь.