Дикое Сердце (ЛП) - Адамс Браво Каридад - Страница 9

- Зачем ты кричал? Ты хочешь, чтобы меня поймали?

- Разве ты сбежал?

- Конечно! Не видишь, что ли?

- Хм… Баутиста сказал Ане, что он тебя запер, чтобы ты не мешал; а я, как только смог, сбежал из комнаты мамы, чтобы открыть тебе дверь.

- Чтобы не мешать, я убираюсь.

- Убираешься? Ты хочешь сказать уходишь?

- Ну конечно. Но только не знаю, куда… Я не хочу больше быть здесь!

- Но папа хочет, чтобы ты был здесь, и я тоже. Ты мой друг, и я тебя не оставлю. Не уходи, Хуан. Мне сейчас тоже грустно. Сеньор Ноэль сказал маме, что ты был очень несчастным, что слишком много страдал для своих лет, а я тогда его не очень хорошо понял, потому что не знал, что такое страдать по-настоящему.

- А теперь знаешь?

- Да… потому что сейчас мне очень грустно. Папа вдруг стал плохим.

- Вдруг? Они никогда не ссорились раньше?

- Нет… Никогда. Но откуда ты знаешь, что они поссорились? Ты не спал?

- Они меня разбудили…

- Кто? Папа или мама? Ну а меня нет. Я не спал. Папа меня отослал спать, но я иногда это игнорирую. Вдруг я увидел, как он проходил и подумал, что он пошел тебя ругать за то, что я ему рассказал, что ты делал вчера. Потом прошла мама, а после этого я услышал, как они кричат, а когда я пришел… ну, если ты не спал, то слышал все. Папа… - его голос задрожал. – папа повел себя плохо с мамой.

Теперь он избегал взгляда Хуана, словно его смущало, что тот слышал ту сцену. Но Хуан сжал губы, не отвечая, чувствуя себя мужчиной перед Ренато, подсознательно чувствуя, что должен молчать, продолжать хранить эту мучительную тайну, не зная, правда это или ложь…

- Я не знаю, как началась ссора. Я слышал, что мама хотела поехать в Сен-Пьер и что он не хотел ее отпускать. И разозлился, когда она сказала, что поедет в любом случае на встречу с губернатором или с этим маршалом… не знаю, как его зовут, но он был другом моего деда… И тогда… если ты это слышал, то уже знаешь. Мне пришлось вмешаться, чтобы защитить маму, и мы с папой поссорились. Он уехал на лошади и до сих пор не вернулся домой. Поэтому мне грустно…

Ренато ждал ответа, замечания, но Хуан ничего не говорил, хмурый и молчаливый, и Ренато мягко продолжил:

- Ты думаешь, папа больше не вернется? Я знаю, что есть мужчины, которые сильно оскорблены и поэтому уходят навсегда из дома.

- Конечно он вернется.

- Ты думаешь, он вернется? Правда? – воскликнул Ренато радостно. Но тут же забеспокоился. – но он снова будет ссориться с мамой, когда вернется? И со мной тоже, Хуан? А меня, думаешь, он не будет любить больше?

- Любить?

- Ты не знаешь, что такое любить? Тебя никогда не любили? И ты никого никогда не любил? Даже свою маму?

- У меня ее не было…

- У всех она есть. Наверное, ты ее просто не помнишь. Мамы очень хорошие, и когда люди маленькие, мамы о них очень заботятся и укачивают на руках. У всех есть мамы. Даже у самых бедных, у тех, кто живет в хижинах… Некоторые не помнят, но у всех есть мать. – вдруг он повернулся и воскликнул. – О! Посмотри туда, там столько народа.

- Там да… кажется, несут мертвого.

- Мертвого?

- Ты не знаешь, что значит «мертвый»? Ты когда-нибудь видел мертвого?

- Нет, никогда не видел. Хотя… это не умерший. Это носилки из веток. Несут лежащего мужчину.

- Раненого или мертвого…

- Это папа! – почти закричал Ренато, с испугом, отразившимся на его бледном лице. – Это папа!

6.

- Что стряслось? – встревожилась София.

- Он еще жив, сеньора, - ответил Педро Ноэль, грустный, но одновременно серьезный. – И пока есть жизнь, есть и надежда.

Пораженная, сломленная этой жестокой новостью, София рухнула на подушки дивана, закрыв лицо руками, одновременно шепча:

- Франсиско! Франсиско!

- Когда я увидел, что он ускакал, то боялся несчастного случая. Поэтому приказал, чтобы его везде искали.

- Но что случилось? Как это произошло? – хотела знать встревоженная София.

- Полагаю, что в своей ярости, он мчался галопом до скалистых обрывистых тропинок. Конечно же они с конем свалились с обрыва. Он выехал в безумном, слепом гневе… и даже не позволил, чтобы ему оседлали лошадь!

- Где он? Я хочу его видеть!

- Его несут. Я заранее вас предупредил и послал человека с самой быстрой лошадью, чтобы привезти доктора из столицы. Он упал с большой высоты… Они уже здесь!

- Франсиско… Мой Франсиско, ты меня видишь? Слышишь?

Опустившись на широкое ложе, еле сдерживая слезы, хлынувшие из глаз, София Д`Отремон ждала с тревогой слова, которые мог бы произнести Франсиско; но напрасно, только веки приподнялись с усилием и неопределенный взгляд задержался на ней: души уже начавшей отделяться от земного бытия.

- Ты меня слышишь? Понимаешь меня? Франсиско!.. Мой Франсиско!

- Думаю, что это не имеет смысла… - сказал Ноэль грустно.

- Нет… не говорите так, - отчаялась София. – Этот доктор, за которым вы послали, когда появится здесь?

- Боюсь, он сильно опоздает. К сожалению, мы потеряли много времени. Несчастный случай произошел с ним несколько часов назад… И потом принесли его сюда…

- Ре…нато, - усиленно шептал Д`Отремон.

- А…? – София почувствовала, как сердце встрепенулось надеждой.

- Ренато… - снова забормотал Д`Отремон.

- Да; позовите сына, - пояснил Ноэль. – Он зовет его, хочет видеть, поговорить. Где он?

- Ренато… сынок! Иди сюда!

София повысила голос и подошла к двери, где два мальчика, молчавшие, напряженные, держащиеся за руки, наблюдали горькую сцену, и одним рывком оторвала Ренато, потащила его к умирающему, чьи веки вновь поднялись, а в зрачках задрожал огонь тревоги, страстного желания…

- Вот он, и я тоже здесь. Мой Франсиско.

- Ренато, ты остаешься вместо меня…

- Не говори так, - прервал София. – доктор скоро приедет, ты поправишься.

- Скоро ты будешь хозяином этого дома…- он сделал неестественное усилие, подняв голову, чтобы посмотреть на стоящих вместе мать и сына. И его рука поднялась, чтобы дотронуться до детского лба в ореоле светлых волос. – Я знаю, что ты позаботишься о матери… что сумеешь ее защитить, когда меня не будет уже. В этом я совершенно уверен… но есть еще кое-что, что я хочу попросить тебя: позаботься о Хуане! Позаботься о Хуане, Ренато, люби и помогай ему… Как если бы он был твоим собственным братом!

- Франсиско… Франсиско! – тревожилась София.

- Прости меня, София… не мешай, чтобы Ренато исполнил мою последнюю волю.

- Сеньора… Сеньора, доктор уже почти приехал… доктор из столицы почти приехал. – объявил Баутиста запыхавшись. – Уже видели, как он выехал из ущелья, он уже подъезжает сюда…

- Поздно… поздно… слишком поздно! – закричала София и затряслась в припадке отчаяния.

7.

Похороны Франсиско Д`Отремон длились уже три дня. Вдова не захотела, чтобы тело мужа перевозили в Сен-Пьер. Именно в маленькой церквушке Кампо Реаль, в жаркой часовне среди восковых свеч и цветов, где находилось его тело, отдавал ему почести весь маленький городок. Последняя дань уважения от самых простых людей, работающих на его землях, до важных деятелей столицы: губернатор, высокопоставленные люди из правительства, маршал Понмерси и высший офицерский состав фрегата, отложивший свое отчаливание из-за этого на час. В огромном доме, в садах, на дорогах, люди молча и непрерывно приходили и уходили: толчея без улыбок и без радости. Подавленная боль души, с глубоко сдерживаемым мучением, которая не выливалось в слезы и рыдания, переживалась хрупкой женщиной, вопреки всему тому, что все ожидали.

Забытый всеми, в роскошном костюме из голубой шерсти, порванном и запачканном, с растрепанными волосами и голыми ступнями, ходил Хуан вокруг белой церкви. Одержимый страстным желанием подойти к тому, кто упокоился навечно, к тому, кого приказал ненавидеть Бертолоци, тому, кого он, несомненно, любил странными неясными, затаенными и глубоко болезненными чувствами, вызывающими у него чувство беспомощности, которого никогда не испытывал, будучи брошенным, он бормотал про себя: