Хуан Дьявол (ЛП) - Адамс Браво Каридад - Страница 13

- Она права, Ренато. Я подарила ее, она принадлежит ей, пусть держит ее у себя, если хочет. Настал день, когда мы не будем возражать тому, что будет делать твоя жена.

- Благодарю вас, моя внимательная свекровь. Не представляете, какие у меня огромные желания. Пойдем, Ана, пошли… Обойдемся без поцелуев рук.

- Это недопустимо! – яростно пожаловался Ренато.

- Даже если и так, мы потерпим, - порекомендовала София. И понизила голос: - И это не спектакль для слуг, сынок. Иди с ней.

- Не думаю, что стоит. Скорее всего, я вернусь этой ночью в Сен-Пьер. С твоего разрешения, мама.

Янина и Баутиста усердно старались помочь, но сеньора Д`Отремон не приняла руку помощи, оставаясь высокомерной и холодной, продолжая смотреть на сына, удалявшегося в противоположном направлении от Айме. Затем торжественно стянула перчатку с правой руки и стала получать один за одним поцелуи покорности и приветствия, которые оставляли на ее руке смуглые слуги.

- Двадцать лет вы не выходили из Кампо Реаль, сеньора! – заметил Баутиста.

- Так было по крайней мере. Но спустя долгое время я вернулась, Баутиста. В Кампо Реаль родится мой внук, в Кампо Реаль я обучу его на свой лад. Он не поедет далеко, чтобы возвращаться другим. Он будет полностью моим!

Ренато прошел широкий вестибюль и прислонился к резным деревянным перилам. Быстрым шагом он покинул главный вход дома: с жгучим нетерпением отодвинул от себя приветствия и традиционные церемонии; с нестерпимым желанием сбежать от всех и всего он дошел до глубины галереи, над которой находилась библиотека… Была ночь, в безоблачном небе медленно поднималась желтая луна.

- Кофе, сеньор…

- Благодарю… Оставь его там, где хочешь…

Янина наклонилась, поставила фарфоровую чашку на маленький серебряный поднос поверх деревянных ограждений, но не ушла… Она оставалась неподвижной, глядя на Ренато, прочитывая в каждой черте лица, в каждой борозде его кожи бурную драму, кипящую в душе. Ренато Д`Отремон резко обернулся и спросил:

- Ты еще здесь? Чего хочешь?

- Сеньора София очень обеспокоена, сеньор, по моральным причинам… Крайне обеспокоена… А так как ее здоровье не очень хорошее… Она хотела бы знать, правда ли сеньор вернется этой ночью в Сен-Пьер.

- Она велела спросить…?

- Нет, сеньор. Я не хотела вам мешать. Но я знаю ее, и знаю, что она измучена этой мыслью. Если сеньор подождет несколько дней, чтобы остаться здесь на несколько дней, пару недель…

- Хорошо… Скажи, что мне не нужна повозка этой ночью. Этого будет достаточно…

- Благодарю вас, сеньор, благодарю вас от всей души.

Сильное волнение сквозило в словах Янины, а Ренато посмотрел прямо на нее впервые, на секунду возвращаясь к реальности, будто пытаясь заглянуть в мир непредвиденных мыслей, которые пылали в черных глазах метиски… Возможно впервые он осмотрел ее с ног до головы… На самом деле это было странное создание: стройная, восковая статуя… Он не обнаружил роскошных форм, присущих женщинам ее расы; у нее не было чувственной грации, которая имела обыкновение расцветать под цветными платками женщин Мартиники. Бесстрастная, словно идол, фетиш; лишь глаза выдавали внутренний огонь, изящные приоткрытые губы, казалось, ревностно охраняли тайну, которая была на поверхности Кампо Реаль, та неуловимая тайна, которая, казалось, шла еще дальше, скрепленная волей в тонкую и липкую сеть тайных мыслей… Со все возрастающим беспокойством Ренато сделал несколько шагов, отдаляясь от нее…

- Простите меня, если осмелюсь спросить, но сеньора раздражает смотреть на меня?

- Меня? Почему? Иди успокой хозяйку. Скажи, что я не поеду… по крайней мере этой ночью. Скажи… Ладно, говори, что хочешь, но…

- Но уходи, - закончила Янина его фразу. – Не это?

- Уходи или оставь – для меня все едино, - разгорячился Ренато, почти уже взрываясь. – О чем ты думаешь? Твои намеки становятся уже нахальными! Когда я хочу побыть один, я желаю, чтобы меня оставили. – И изменившись в лице, с откровенной грубостью спросил: - Может скажешь, почему плачешь?

- Простите… Я знаю, что и на это не имею права… Простите меня, сеньор… Я уже ухожу…

- Подожди, - смягчился Ренато, совсем запутавшись. – На самом деле, я не знаю, что со мной. У тебя есть дар меня раздражать. Думаю, если бы ты сказала прямо, было бы лучше… Я ничего не имею против тебя… Ты служишь мне верно, или заставила меня поверить в это. К тому же, ты должна заботу и внимание отдать матери. Не думай, что я не понимаю, что ты самая лучшая ее служанка. Если с тобой что-то случилось, если чего-то хочешь, скажи наконец…

- Я лишь хотела облегчить ваши мучения, сеньор…

- Кто тебе сказал, что я мучаюсь?

- Достаточно видеть вас, сеньор. И поскольку вы впервые согласились меня выслушать, я скажу вам, что если бы вы жили как остальные, как другие сеньоры, другие соседи, владельцы ближайших усадеб… Они не мучаются так, сеньор. У них есть, возможно, такие же неудобства, заботы: семья, жена, усадьба… но у них есть место, где они счастливы.

- Что? Как?

- Маленький дом, где все забывается, где нет шипов, а есть цветы, где хочется быть… Если бы сеньор тоже имел этот уголок, где мог бы забыть о своих печалях, то он чувствовал бы себя действительно любимым, о нем бы заботились и служили на коленях, ему бы отдали сердце на коврике, чтобы вы могли по нему ходить…

- Янина…! – рассердился Ренато, поняв слова метиски. – Это уже предел!

- Вы просили, чтобы я сказала ясно. Думаю, у меня есть дар раздражать сеньора, и мне это удалось…

Ренато сдержался. Он торопливо проглотил чашку кофе, снова взглянул на нее, но другая фигура показалась за ней, приближаясь почтительно преклоняясь:

- Простите, сеньор, я искал Янину. Я не знал, что она с вами, но…

- Что это, Баутиста? – прервал его Ренато, услышав национальную музыку, с каждым разом все более и более приближавшуюся.

- Ночное веселье работников, сеньор. Этой ночью у них есть право на праздники… специальное разрешение, празднуя ваше возвращение. Они собрались перед большими бараками, за плантациями, и сеньора приказала дать им бочонок рома и сладостей, что уже слишком… Им было бы достаточно рома.

- Моя мать приказала дать им выпить? – удивился Ренато.

- Это традиция, сеньор. Если у них не будет этого, они умрут от тоски или злости. Танцы – это единственное, что нравится этим людям. Сеньор Ренато никогда не видел, как они танцуют?

- Нет. И нет желания прерывать праздник своим присутствием.

- Вы не прервете, сеньор. Когда играют в барабан, только смерть остановит их ноги. Они дикари, мой хозяин. Разве вы не понимаете? К тому же, худшие пьяницы. Ром их всех укладывает на траву, заставляя забыть обо всем, обо всем!

- И моя мать одобряет это?

- Она не может препятствовать этому, сеньор, и не стоит этого делать. Вы можете удвоить работы, уменьшить плату, убить их, как угодно, но всегда они будут устраивать эти праздники. Все идут за этими барабанами… Я не знаю, что у них там, но они распаляют кровь, да?

Ренато поджал губы, не ответив Баутисте, слушая глухой звук барабана, который словно призывал предков. Эта музыка проникала внутрь, будоража глубокое болото страстей, желаний, чувств… Почти не отдавая себе отчета, он пошел к лестнице и медленно спустился по широким каменным ступеням… Словно змея, растягивающаяся с каждым шагом, удалялся караван негров, и Ренато Д`Отремон, с шевелящимися от ветра светлыми волосами, пошел следом за ним…

- Подойдите и посмотрите… Подойдите… Неужели не подойдете, хозяйка? Как же здорово! Мои ноги шагают в такт этой музыке… Ах, черт! Конечно же, это хорошо… Подойдите, моя хозяйка… Подойдите…

- Ты оставишь меня в покое, Ана?

- Подойдите… Подойдите, если хотите увидеть, как сеньор Ренато идет вслед за ними… Бегите, а то не увидите. Благословенны и всехвальны Священные Дары! Вы должны посмотреть, чтобы поверить…