Хуан Дьявол (ЛП) - Адамс Браво Каридад - Страница 43

- Только на одной лодке можно остаться незамеченным. Когда их несколько, то это не то же самое. В любом случае, мы постараемся, но только когда ты уже пройдешь этот ров.

- Тогда это уже будет невозможным. Ты должен соединить всю волю в одно усилие…

- Так не получится. Остальные должны ехать дальше. Ты можешь высадиться в любом месте…

- Разве Люцифер не находится рядом с южной бухтой? Там раньше ты бросил якорь… Он не сможет послужить нам, чтобы сбежать?

- Да, возможно… Это довольно тяжело для него… Хотя, на самом деле, мы не болваны… Только маленькая кучка больных и нищих…

- Люцифер – это морской корабль, сильный… его трюмы просторные. Как я полагаю, они пусты…

- Действительно. Туда могут спрятаться все, да… Понятно, он конфискован, но не думаю, что он занят какой-либо охраной. Будет достаточно отдалить его как можно дальше от пристани, чтобы бросить якорь с другого конца Мыса Дьявола… Им не придет в голову искать нас там…

- Правда, не так ли?

- Твоя идея великолепна, Моника; но гораздо опаснее, чем моя…

- Какое имеет значение, что риска больше? Ты говорил, что готов на все, чтобы спасти всех… Ты хотел просить губернатора взять на себя ответственность за происходящее… Они должны быть очень важны для тебя, раз ты был готов к подобному.

- Да, Моника, очень… Но есть кое-что, что в тысячу раз важнее для меня.

Он снова странно посмотрел на нее, а она взволнованно ждала; но с его губ сорвался неожиданный вопрос:

- Моника, ты думаешь, Ренато тебя бросил? Думаешь, что когда он начал свой труд мести, то это было против тебя?

- Может быть… Когда он ушел, он говорил со мной угрожающим тоном, - вспомнила Моника нерешительно. – Но не думаю, Хуан. Наоборот… У меня есть убеждение, что если бы он смог избежать этого, то избежал бы…

- Из-за любви к тебе? Как ты думаешь, чего больше в его сердце: любви к тебе или ненависти ко мне?

- В нем любовь сильнее ненависти, Хуан. Думаю, он не был рожден для ненависти… В его душе злоба и ненависть временны… Порыв, вспышка, а потом все развеется… Всегда так было… не думаю, что внезапно он изменился… Его учили быть вежливым для жизни мягкой и простой… Но чего ты ждешь всеми этими вопросами? Чего ты ждешь от него и чего опасаешься?

Моника с беспокойством посмотрела на него, и суровый, глубокий, полный грусти взгляд Хуана был ответом…

- Думаю, что приму твой план, Моника. Я не должен принимать его, хотя это значит много риска для тебя; но в конце концов, все равно, потому что из большей опасности я не могу тебя освободить… потому что я сам не смог бы передать весла другому, когда повезу тебя… Я поговорю с остальными, дам им этот последний луч надежды… Это будет ради тебя, как тот хлеб, что ты разделила за моей спиной… Идем со мной… Я повезу тебя, как подарок…

- Янина… Что происходит? Моя мать…?

- Сеньоре уже немного лучше. У нее была сильный нервный припадок, а потом удар… Пришел доктор и почти силой влил в нее успокоительное… Но она уже спит, и рядом с ней Хосефа и Хуана…

Ренато выпил еще рюмку, затем отодвинул поднос с выражением недовольства и досады. Он был в глубине библиотеки, чья пещера снова служила ему убежищем, пока он безуспешно искал в алкоголе спокойствие и безмятежность. Он провел там несколько часов, борясь с самим собой, жадно ожидая… Это был день, когда, по его подсчетам, должны прислать бумаги, которые он ждал… Это были бесконечно долгие часы, каждая минута которых превращалась в вечность…

- Моя мать не говорила больше о возвращении в Кампо Реаль?

- Нет, сеньор. Сеньора только плакала… Не хотела слушать падре Вивье… Да… я слышала все, что рассказали девушки на кухне. Как ужасно, сеньор, как все это ужасно!

- Могу себе представить, как тебя тронуло больше всех то, что произошло с Баутистой…

- Он должен был так закончить… Это ужасно, но это правда. Все его так ненавидели… Так сильно. И он поджег Куму…

- Поджег ее? – Ренато был ошеломлен.

- Сеньор не знает, как все началось? Нет, конечно же… Это все случилось потом. Баутиста поджег хижину Кумы, не дав ей выйти. Говорят, он смеялся, когда охранники бросали камни, когда она высовывалась…

- Это неслыханно! О чем ты говоришь?

- Когда наконец ей дали выйти, ужасно обгоревшей и полу задохнувшейся от дыма, ее поволокли к большой стене, и кинули в пропасть. Там ее оставили, как животное, и пригрозили ружьем, если попытается снова прийти… и там ее нашли мертвой те, кто вышли на повозке в то утро. Поэтому все поднялись против Баутисты, поэтому сожгли дом…

- Об этом знает моя мать? – спросил Ренато, вскочив на ноги, совершенно бледный.

- Да, сеньор, знает. Сам Баутиста это мне сказал, только не так ясно… и сказал, что все это по вашему приказу…

- Моему приказу? Как мог приказать я подобную вещь?

- Это я и осмелилась сказать. Что вы не могли приказать этого… Ни сеньора, ни он не позволили мне говорить… Теперь он заплатил свой долг…

- А ты кажешься довольной, что он поплатился, - упрекнул Ренато неторопливым и спокойным тоном. – Тем не менее, Баутиста был твоим родственником, твоей кровью…

- Он не был моей кровью… А Кума была моей подругой…

- Кума… Это правда…

Ренато поджал губы, вспоминая, глядя сверху вниз на странную девушку, которая преобразилась под его взглядом… Ее глаза горели, подрагивала смуглая плоть…

- Ты купила у Кумы любовный напиток… Думаешь, эта бурда эффективна?

- Кума имела силу, сеньор, и хорошо ее показывала: три человека, которые плохо с ней обошлись, уже умерли…

- Но не из-за силы этой несчастной, Янина…

- А почему нет, сеньор? Кума никогда никого не проклинает без причины и просто так… Сила любви и сила смерти имеют…

- Сила любви… - повторил Ренато шепотом. Мысль пронеслась в его разуме, как вспышка, но он отверг ее немедленно: - Хватит глупостей… Принеси мне бутылку коньяка и следи, чтобы мне никто не мешал… Только...

- Да, сеньор… Я помню указание… Только тот, кто принесет эти бумаги из Епархии, которые вы ждете…

Ренато опрокинул еще рюмку и стал неподвижен, опустив голову и прикрыв глаза… Он пил, чтобы забыться, но не мог потушить горящую искру в сознании, ослабить жадность напряженного, бесконечного ожидания… Он допил то немногое, что оставалось в бутылке, и отбросил ее в сторону, встал, неуверенно стоя на ногах, услышав глухие взрывы, как гром…

- О…! Что это? – и повысив голос, позвал: - Янина! Янина!

- Вот коньяк, сеньор, - указала Янина, зайдя быстрым шагом.

- Что это за шум? Эти взрывы?

- Это длится уже несколько дней, сеньор. Не помните? Говорят, это вулкан… Небо стало красным и опять сыпется пепел, как прошлым вечером… Крыши и деревья стали уже белыми… Говорят, это похоже на снег…

Ренато провел пальцами по подоконнику распахнутого окна, собирая тончайший пепел, который падал, густой и горячий, и проговорил пренебрежительно:

- Снег? Ба! Горячий снег… Он почти горит, и трудно дышать… Поставь сюда бутылку и не возвращайся, пока не передашь мне бумаги, которые я жду… Ух…! Какая же сделалась проклятая адская жара!

Он сделал глоток, еще и еще… Действительно, воздухом было трудно дышать… Огненные испарения проникали в открытое окно… Очень медленно, уходя прочь, Янина повернулась и с болью посмотрела на него… Ренато снова упал в кресло. В его сознании смешались образы… Библиотека заселилась несуществующими тенями… Одна из них отделилась от остальных: у нее были черные глаза и страстные губы… Она улыбалась… улыбалась, предлагая ему бокал шампанского, и он слышал, словно внутри него звучат пророческие слова, сказанные однажды Айме:

«Ты будешь плакать… Плакать по ней, а я буду смеяться над твоими слезами… Я буду смеяться, видя тебя с каждым разом все более униженным… сильнее и сильнее, пока не опустишься до самого ада, где я буду тебя ждать…»

- Это неправда… Неправда! – кричал Ренато, словно очнувшись. – Тебя нет здесь…! Не существуешь! Ты призрак… не более, чем призрак…!