В ожидании зимы (СИ) - Инош Алана - Страница 106

Девочка, робко бросая взгляды на Лесияру из-под густых ресниц, направилась к Лебедяне, но правительница женщин-кошек не удержалась – привстав, подхватила малышку и усадила к себе на колени. Вспомнив о своём маленьком сокровище, Любиме, она ощутила, как сердце умилённо тает при виде этих кудряшек и розовых пухленьких щёчек. Сколько Лесияра ни пыталась заглянуть девочке в глаза, та смущённо отворачивалась, прикрывая пальчиками застенчивую улыбку, и никак не давала себя расцеловать.

«Да что это за цветок такой уклоняющийся? – засмеялась княгиня, играя золотыми пружинками волос ребёнка. – Никак не хочет показывать личико…»

Лесияра с настороженным удивлением чуяла в девочке несравнимо большую долю силы Лалады, чем та могла получить на правах отпрыска белогорской девы и мужчины. Казалось, будто Злата сама была чистокровной белогорской девой – сияющей и тёплой, как живой сгусток солнечного света.

«Это моя младшенькая, – с теплотой в голосе сказала Лебедяна. – Подарок судьбы… Старшие-то все выросли уж… Златой она в честь её бабушки названа».

«Я догадалась, – проговорила Лесияра. И спросила тихо: – А о ней ты подумала? Она же ещё совсем маленькая!»

Губы Лебедяны, когда-то полные цвета и сока, а теперь истончившиеся, поджались. Чувствуя, что сейчас из дочери не удастся вытянуть ни слова, княгиня спустила с колен внучку, и та золотым колобком выкатилась из светлицы – кудряшки так и подпрыгивали на бегу.

«Ну, на какое-то время меня ведь ещё хватит, – проговорила Лебедяна. – Внуков от неё, может, я уже и не увижу, но на её свадьбе ещё погуляю. Ну, довольно об этом! Нельзя ли спросить, какое дело привело тебя к нам? Или, быть может, ты хочешь обсудить это сперва с Искреном?»

«Да, есть у меня к зятю важный разговор, – поднимаясь на ноги, сказала Лесияра. – И дело весьма спешное. Ты угадала: хотелось бы сперва с ним потолковать, а уж он сам потом тебе расскажет. А далеко он на охоту уехал?»

«Близко, государыня, – ответила Лебедяна, также встав. – Тут, в лесу под Лебедыневом, и затеяли они волчью травлю. Ежели желаешь, могу тотчас послать гонца с вестью о твоём прибытии».

Да, вряд ли Искрен затевал идти войною на Белые горы: в противном случае ему сейчас было бы явно не до охотничьих утех.

«В гонце нет надобности, – качнула головой Лесияра. – Мои дружинницы сделают это быстрее».

Она вызвала к себе Дымку и Златооку, которые нередко сопровождали её во время встреч государственной важности и знали князя-соседа в лицо. Дымка, пепельно-русая, с бирюзовыми глазами, в зверином обличье была дымчато-серой кошкой с белым «нагрудником» и такими же «носочками» на лапах. Златоока получила своё имя за медово-карий, почти жёлтый цвет глаз, а окрас в кошачьей ипостаси имела рыжевато-коричневый.

«Отправляйтесь к князю Искрену, где бы он сейчас ни находился, – приказала Лесияра. – Передайте ему, что мне надобно с ним срочно встретиться, после чего возвращайтесь сюда и доложите, готов ли он принять меня».

«Будет исполнено, государыня!» – в один голос ответили дружинницы и шагнули в проход.

Чтобы скрасить ожидание, Лебедяна велела подать на стол разных медов и наливок, да к ним – лёгких закусок и лакомств. Кухня княжеская работала исправно: яства там готовили не к определённым часам, а так, чтобы в течение всего дня нашлось что принести в трапезную и без промедления порадовать хозяев и их гостей. Махнула Лебедяна вышитым платочком два раза – и вот уже потянулась с кухни вереница слуг с подносами и блюдами, махнула в третий раз – и в трапезной заструилась, сплетаясь из дюжины девичьих голосов, задумчивая песня. Серебристо бряцали струны гуслей и домр, бубны сыпали горсти самоцветов, но всё это было лишь искусное обрамление для нежного и чистого, как ландышевая роса, пения. Лесияра с Лебедяной сидели рядом во главе стола, а дружинницы – на почётных местах по правую руку от белогорской владычицы.

Не успела Лесияра выпить первый кубок брусничного мёда на травах и съесть немного солёной сёмги и белужьей икры, как вернулась Дымка. Склонившись к уху своей повелительницы, она доложила:

«Государыня, князь Искрен… э-э… изволит пребывать в изрядном хмелю, добудиться его не удалось нам. Судя по всему, проспится он только к вечеру. Златоока с ним осталась, а я – к тебе на доклад… Какие будут дальнейшие приказания, светлейшая госпожа?»

Итак, зять вовсю расслаблялся на природе и, вероятно, даже не помышлял о нападении. Положив нежно-розовое мясо сёмги на ломоть хлеба и украсив его сверху прозрачными зёрнами перламутрово-серой икры, Лесияра окончательно вычеркнула Искрена из возможных врагов.

«Возвращайся к князю, – распорядилась она. – Как только он проснётся, объясните ему всё, что было велено, а когда будет готов к разговору, доложите мне. – И, задумчиво понизив голос так, чтобы не было слышно Лебедяне, добавила: – Не исключено, что истекают последние беззаботные деньки…»

«Слушаюсь, государыня», – поклонилась дружинница и исчезла в проходе.

*

Воткнутые в снег светочи на длинных шестах озаряли сани с десятью убитыми волками. Окровавленная шерсть смёрзлась на ранах в сосульки, а всю боль и предсмертную дрожь зверей впитало молчаливое зимнее небо. Чуткие ноздри Лесияры раздувались, короткими толчками выпуская морозный туман дыхания, а губы вздрогнули и сложились жёстко и неодобрительно. Она сама предпочитала рыбную ловлю, а из охоты никогда не делала забавы: по её глубокому убеждению, убивать младших братьев, зверей, следовало только ради мяса или шкур на одежду, а не просто так, для увеселения. Княжеская волчья травля, по-видимому, завершилась обильным пиром: вокруг саней стояли походные столы, полные яств. На морозе стыли пироги, жареное мясо и птица, миска с красной икрой схватилась инеем рядом с высокой стопкой блинов… Хмельные охотники спали в шатрах, укрытые шубами и шкурами, бодрствовала только княжья охрана. Притопывали под тёплыми попонами кони. На снегу была раскинута посыпанная солью свежеснятая медвежья шкура.

Из шатра вышел младший княжич Ростислав, русоволосый голубоглазый юноша. У своей груди он согревал, бережно укутывая плащом, маленького, ещё слепого медвежонка с большой лобастой головой и до смешного крошечными ушками. Бурая шубка малыша была ещё совсем короткой, и он дрожал от холода.

«Ах ты, бедолага… Убили твою мамку, да? – разговаривал княжич с медвежонком, целуя его в розовый мокрый носик. – Ну ничего, ничего… Выходим, выкормим тебя. Моим ручным зверем будешь… Какие лапоньки маленькие, – умилился он, щекоча пальцем подушечку передней лапки медвежонка. – Пальчиков пять, совсем как у человека… Ой, замёрзнут!» – И Ростислав принялся дышать на эти малюсенькие лапки с едва заметными коготками.

Зверёныш верещал и по-человечьи кряхтел, жался к тёплой груди княжича, и тот, посмеиваясь, покрывал всю его слепую мордочку поцелуями. Лесияру он не заметил и медленным шагом направился к деревьям. Княгиня остановилась напротив самого большого шатра, из которого, словно почуяв её, вышла навстречу Лесияре дружинница Дымка.

«Насилу растолкали князя, – доложила она. – Пробудиться-то он пробудился, но зело похмелен, за голову держится…»

«Ладно, разберёмся», – сказала Лесияра, откидывая полог шатра.

В шатре было не холодно: три жаровни и освещали, и обогревали его. На роскошном мягком ложе из нескольких перин, застеленных медвежьими шкурами, отдыхал князь Искрен. Он лежал не разуваясь и в полном зимнем охотничьем облачении, а его лук и колчан со стрелами были прислонены к изголовью.

«М-м-м… едрёна вошь… И что за хитрая тварина придумала это растреклятое зелье? – стонал Искрен, беря мёрзлую квашеную капусту из миски, которую услужливо держал его стремянный, и кладя её себе в рот, а заодно и на лоб. – Что ж этот умник обратного зелья не придумал – такого, которое б от похмелья избавляло? Вот бы хорошо было! Глотнул лекарства – и всё как рукой сняло… Гуляй себе дальше…»

Светлореченский владыка, с рыжеватой бородой и светлыми волосами, начавшими серебриться на висках, выглядел моложе своих шестидесяти лет. Широкая грудь и могучие плечи в сочетании с бычьей шеей придавали ему лихой, богатырский вид, но живот уже утратил свою былую поджарость и начал заплывать жирком, чуть свешиваясь поверх широкого кожаного пояса. Впрочем, полнеющая талия пока ещё не мешала князю быть хорошим наездником, охотником и воином, и только сильный хмель мог сразить его наповал. Жертвой именно этого противника он сейчас и лежал перед Лесиярой. Княгиня налила в кубок талой снеговой воды из кувшина, плеснув туда отвара яснень-травы, который помимо своих целебных свойств обладал способностью протрезвлять.