В ожидании зимы (СИ) - Инош Алана - Страница 131

Поняв, что сон убежал от неё далеко, Дарёна решила позаниматься шитьём, чтоб скоротать тягучее ночное время. Зажгла лампу (хоть матушка Крылинка и говорила беречь масло), уселась за столик для рукоделия, привычно отыскала у себя в груди тёплый комочек света Лалады и покормила иголку, уколов палец – ряд этих действий вызвал у неё долгий сладкий зевок. А может, лечь всё же? Или – ладно уж, раз села за работу… Последнюю рубашку для Млады осталось довышивать.

Не успела она вышить и одной петушиной головки, как за плечом у неё мелькнуло что-то белое с красным. Хоть и видела Дарёна, что в Белых горах бояться некого, но игольчатый холодок испуга всё же царапнул её.

– Что не спишь, Дарёнушка? Из окошка дует – простудишься, лада… Этого ещё нам не хватало накануне свадьбы!

Знакомый и любимый голос тепло защекотал ей шею, но к нему примешивался запах хмельного питья, да и выговор был не совсем тот, что всегда… Дарёна обернулась и застыла: Млада влезла к ней в окно в мятой и сырой одежде, заляпанной кровью так, словно женщина-кошка купалась в чане с потрохами. Взгляд был отнюдь не мутным от выпитого, напротив – сверкал голубыми молниями, и Дарёны коснулось солоноватое будоражащее веяние, пахнувшее п?том, травами, ветром, свободой и дымом.

– Млада! – шёпотом ахнула девушка. – Ты что? Что стряслось, ты ранена?

– Ой… – Глянув на себя, женщина-кошка только сейчас обнаружила, в каком она виде, хмыкнула, фыркнула, и её глаза превратились в блестящие смешливые щёлочки. – Нет… Ты не бойся, ладушка. С рыбалки я, рыбья это кровь. Так соскучилась по тебе, так… м-м… – Млада дохнула чувственным стоном Дарёне в губы. – Так спешила к тебе, что даже и не глянула, что переодеться надобно… Прости, милая.

Её кудри пропитались запахом дыма и речной воды, а от рук, которыми она, стоя на коленях, беспорядочно ласкала лицо и плечи Дарёны, пахло рыбой.

– Крови столько, будто ты с медведем подралась, – пробормотала девушка.

– А ты белугу видела? – с хмельной пристальной серьёзностью уставилась на неё Млада. И после короткого молчания продолжила, слегка спотыкаясь: – Она в длину… вот… как от этой стены и до той. Пр… представляешь, сколько в этой туше крови? Разделывала я её, вот и испачкалась… маленько… Тебя захотелось увидеть, счастье моё, Дарёнка моя… Сил моих не было терпеть! Вот так вот вышло…

– Понятно всё с тобой, – усмехнулась Дарёна. – Вы там все такие пьяные?

– Все до одной! – Млада тряхнула головой так неистово, что её качнуло. – Я-то ещё ничего, а вот кое-кто уже в дымину… Уффф. Не буду называть их достославных имён… Ты прости, не сердись, горлинка. М?.. Стосковалась по тебе… не могу без тебя…

Очутившись в настойчивых объятиях своей хмельной избранницы, Дарёна принялась полушутливо, полувозмущённо отбиваться.

– Млада, пусти… У тебя руки холодные, одёжа мокрая и в крови… Фу, у тебя изо рта рыбой пахнет… Ты что, её сырьём ела?

– Ну, поела чуть-чуть… Я же кошка, – мурлыкнула Млада, щекотно тычась носом Дарёне в самые чувствительные местечки на шее.

В итоге незаконченная рубашка с воткнутой в неё иглой осталась на столике, а Дарёна с Младой, целуясь, упали на постель. Впрочем, вскоре Млада отяжелела и ткнулась носом девушке в грудь.

– Мм… Горлинка… Я отдохну чуточку, ладно? Мне вернуться надобно…

– Так… Это ещё куда? – нахмурилась Дарёна, беря её лицо в свои ладони и поднимая, чтобы в него заглянуть.

– Туда… На реку, – мурлыкнула та с измученно закрытыми глазами. – Я ведь не спросясь к тебе ушла… Нехорошо выйдет, ежели не вернусь… Ты разбуди меня через часок, ладно?

– Ладно, – вздохнула Дарёна, тут же про себя непоколебимо решив не будить Младу и никуда её не отпускать в этаком разудалом виде.

Мурлыканье начало перемежаться похрапываньем, а Дарёне вдруг пришло в голову: а ведь Млада в грязной одежде лежит на чистой постели! Непорядок. С кряхтеньем ворочая тяжёлое тело, девушка принялась стаскивать с женщины-кошки сапоги, портки, рубашку. Это растормошило Младу, и она возобновила свои поползновения.

– Дарён… ну куда ты всё время ускольза… м-м… Иди ко мне…

– Ш-ш, ш-ш, отдыхай, – устраиваясь рядом, зашептала Дарёна.

Млада вдруг открыла глаза, в которых на миг беспокойно проступило почти трезвое выражение.

– Только разбуди меня, ладно? – повторила она свою просьбу, подчёркивая её важность поднятым к потолку пальцем.

– Ладно, ладно, – успокоительно вороша чёрные кудри, заверила девушка.

Откинув голову на подушку, Млада сомкнула веки, и вскоре её лицо разгладилось в безмятежном сне. Она и не подозревала, что из-за коварства своей невесты беспробудно проспит до самого утра и на реку, конечно же, не вернётся – куда уж там!..

Во сне Млада широко раскинулась на всю постель с угла на угол, а Дарёна, всё ещё чувствуя дрожь взбудораженных нервов, кое-как притулилась у неё под боком в скрюченном положении. Пожалуй, правду сказала матушка Крылинка: на этой гульбе ей было не место.

*

– Уф, ну, вроде, всё, – сказала матушка Крылинка, окидывая усталым, но удовлетворённым взглядом чисто прибранную большую горницу. – Можно теперь и нам на боковую.

Не успела она это произнести, как дом сотряс страшный удар, будто кто-то с размаху долбанул таранным бревном в дверь. Зорица с Рагной вздрогнули.

– Ахти мне! – испуганно всплеснула руками матушка Крылинка. – Кто это там в дом ломится?

Женщины кинулись к входной двери. И что же они увидели? На животе, растянувшись через порог и сплющив одну щеку о пол, лежала мертвецки упившаяся Шумилка, а над нею беспомощно топталась её сестра-близнец Светозара.

– А ну, вс-ставай, – шипела она, пытаясь поднять Шумилку за шиворот. – Ну что же ты… Два шага уже осталось, ползи! А то бабуля нам так вставит… по самое не могу…

Видно, сёстры хотели вернуться домой потихоньку, незаметно прошмыгнув мимо строгой бабушки, но непреодолимое препятствие сорвало их хитрый замысел. Они не учли одного: для такого количества хмельного, плескавшегося внутри молодых холостячек, порог дома оказался слишком высок. В отличие от Шумилки, Светозара ещё могла держаться на ногах, но весьма шатко; завидев грозно подбоченившуюся матушку Крылинку, она с испуганно-пьяненьким выражением уцепилась за дверной косяк, чтоб стоять прямее.

– Ой… Шумилка, мы пропали, бабуля уже здесь…

– С кем ты разговариваешь, гуляка ты бесстыжая? – покачала головой матушка Крылинка. – Она тебя не слышит – в отключке лежит!

– Бабуля, прости, пожалуйста, – невнятной скороговоркой пробормотала Светозара, состроив виновато-унылую мину, привычную ещё с детства – такую они с сестрой всегда делали, напроказив. – Мы вот… тут… вот так вот.

– Вижу я, что вы «вот так вот», – проворчала Крылинка. – Полюбуйся, Рагна! Отпустили, называется, на гульбу… Нахрюкались, голубушки!

– Ох, горе мне с вами, – устало вздохнула мать близнецов.

– Да ладно тебе, матушка… Не каждый же день у Млады свадьба, – попыталась оправдаться Светозара, пошатываясь. – Ик!

Одна Зорица посмеивалась, глядя на вернувшихся с гульбы племянниц. Она потихоньку позвала свою супругу, княжну Огнеславу, и они перетащили бесчувственную Шумилку с порога на лавку.

– Ничего, матушка Крылинка, к утру проспится, – сказала княжна. – На то она и гульба, чтоб гулять.

*

– …Вот так всё и обстоит. В восстановимости самого клинка у меня сомнений нет – это трудно, но возможно, а вот останется ли он после перековки прежним?.. Это вопрос посложнее, на который у меня пока нет ответа.

Гости разошлись, дом погрузился в молчание ночи, и только Твердяна с Тихомирой не спали и вполголоса беседовали при свете лампы. Тусклый огонёк отбрасывал рыжеватый отблеск на их серьёзные, задумчивые лица, а тени придавали им причудливый вид.

– Думаю, вместе мы отыщем ответ, – молвила светловолосая гостья с севера.

– Я тоже на это надеюсь, – проронила Твердяна, привычным движением трогая затылок. – Но работа может затянуться – боюсь, до зимы не успеем. А случись что – с чем государыня в бой пойдёт? Других хороших мечей много, но все они – не то, что потребуется ей в лихой час…