Черный передел - Бегунова Алла Игоревна - Страница 61

Пещерный монастырь возник не ранее XII–XIII веков. Видимо, основали его жители православного княжества Феодоро, существовавшего в юго-западной части полуострова до вторжения османов. Многие христианские церкви и обители турки разрушили, но Успенский монастырь уцелел, став центром православия в Крыму и резиденцией митрополита. Московское правительство всегда оказывало ему помощь.

В 1778 году в истории монастыря случился крутой поворот. Крымские христиане – греки и армяне – вместе с митрополитом Игнатием переселились на берега русского Азовского моря. Они увезли с собой знаменитую икону Богоматери из главной церкви. Явление ее народу произошло 15 августа, в день Успения Пресвятой Богородицы, что, собственно говоря, и дало название самой обители. Теперь монастырь, прежде богатый и широко известный, начал постепенно утрачивать былое значение.

Но июньским полднем 1782 года фрески на фасаде пещерного храма Успения еще играли яркими красками. Купол и кресты сверкали в лучах солнца, а колокол в надвратной колокольне ударил три раза, сзывая послушников и монахов на трапезу. Всадники оценивающе взглянули на длинную лестницу, от дороги круто всходившую к крепко запертым воротам. Они давно думали, как взломать их, как добраться до парчовых священнических риз, унизанных драгоценными камнями, до икон в золотых окладах, и кассы монастыря, наверняка, не опустевшей окончательно.

Отсюда было рукой подать до Салачика, старинного предместья Бахчисарая. Джигиты ускорили бег коней и по дороге, стиснутой с двух сторон обрывами каньона реки Чурук-су, довольно быстро доскакали до мечети Тахталы-Джами. Муэдзин уже появился на балконе ее высокого, массивного минарета. Протяжное его пение – призыв на полуденную молитву – разнеслось над крышами татарских домов:

– А-алла-ах акба-ар! Ла иллаха-аилл-ал-лаху ва Мухамма-адун расу-улул-л-ла-ахи…[38]

С имамом Биюк-Хан-Джами, отношения у Казы-Гирея не сложились. Тот во всем поддерживал крымского правителя. Но имам Тахталы-Джами, престарелый Кемал-эфенди твердо стоял за древнее благочестие, за вековые традиции, за прежнее подчинение ханства турецкому султану. Недаром три его старших сына давно служили в Стамбуле, в придворном конном полку «спаги». Родственник хана иногда приезжал в гости к имаму просто так, чтобы для поддержания собственного боевого духа послушать его зажигательные речи против неверных.

Кемал-эфенди умел говорить красиво. Слово у него шло за словом легко, и картины перед прихожанами он рисовал феерические. Считая Шахин-Гирея уже свергнутым с трона, священнослужитель в сегодняшней проповеди был особенно красноречив. Он нарисовал портрет вероотступника, убедительный и подробный. Оказывается, светлейший хан имел только трех жен, ел, сидя по-европейски на стуле за высоким столом, пользовался ножом как вилкой и ложкой, как это принято у кяфиров, пил виноградное вино и ездил не на арбе, как делали его достойные предки, а в карете, купленной за большие деньги в заграничном городе Вене. Карета возмущала имама особенно: белая, украшенная орнаментом: из сусального золота, со стеклянными окнами, латунными фонарями, с рессорами и четырьмя колесами, стянутыми железными ободами.

Правоверные, в конце молитвы стоявшие на коленях, теперь сели на пятки. Они угрюмо слушали Кемала-эфенди. Но о белой карете, неосмотрительно оставленной Шахин-Гиреем во дворце, остались лишь воспоминания: ее более не существовало. Позавчера, под вечер, толпа примерно в сто человек, вооруженная палками, открыла ворота правительственной резиденции и ворвалась на ее территорию. Прежде всего, жители Бахчисарая разломали на составные части именно роскошное изделие проклятых кяфиров, весьма деловито и сметливо.

Стекла, вещь очень дорогую и здесь дефицитную, они вынули из окон, фонари и другие металлические детали свинтили, белую шевровую кожу на сидениях срезали. Все это мгновенно исчезло в их мешках, котомках и карманах. Они намеревались забрать даже колеса, но раздались команды идти к трем корпусам гарема, которые никем не охранялись. Колеса явно помешали бы им лазать по узким лестницам и коридорам, шарить по шкафам и кладовкам в опустелом жилище ханских жен, детей и близких родственников.

Из гарема восставшие вынесли немало всякого добра. Затем они направились к апартаментам самого правителя. Но черкесы, занимавшие их, сходу дали залп по толпе и ранили несколько человек. Таким образом возмущение народа богопротивными порядками Шахин-Гирея было введено в нужное русло. Толпа быстро покинула дворец и с криком: «Аллах акбар!» двинулась по центральной улице, громя торговые заведения караимов, греков, армян и крымчаков.

Однако, к удивлению организаторов, погром продолжался недолго – около часа. Потом восставшие, таща мешки, свертки и котомки, набитые разнообразной добычей, разошлись по домам. На следующее утро на улицах Бахчисарая было спокойно, тихо и безлюдно. Революция кончилась.

Теперь Кемал-эфенди втолковывал прихожанам, что они должны единодушно поддержать Бахадыр-Гирея. Для этого им следовало бросить все свои дела и взять в руки оружие, сформировать отряды для борьбы с неверными и вероотступниками, постоянно патрулировать дороги, день и ночь нести караулы в своих деревнях и городах. Никто не возражал имаму. В стенах мечети этого делать не полагалось. Но в головах правоверных, покорно, вроде бы, опущенных, бродили совершенно другие мысли.

Во-первых, зима и весна 1782 года в Крыму выдались исключительно благоприятными. Заморозков, столь губительных для здешних полей, садов, огородов и виноградников, не случилось вовсе. В нужное время выпали обильные дожди. Солнце хорошо пригревало, и уже первые всходы на полях, завязи в садах получились очень дружными. Все говорили о том, что вызревает невероятно богатый урожай, какого они не видали последние пять лет. Работы заметно прибавилось, но природа обещала усердным земеледельцам щедрое вознаграждение за их труды – полные закрома и зерна, и плодов.

Во-вторых, Шахин-Гирей царствовал уже пять лет, и в целом, – достаточно спокойно. Конечно, налоги росли, впрочем, они росли и до его правления. Междоусобное остервенение восстания, организованного турками в октябре 1777 – феврале 1778 года, унесло жизни многих, ни в чем неповинных людей, однако победу османам и их сторонникам в ханстве не принесло. Русские за это время ничего плохого на полуострове не сделали, вели себя вполне корректно. Безусловно, часть духовенства и дворянства, все крупные феодалы – извечные угнетатели народа – были очень недовольны реформами государя. Но какое дело пахарю и садоводу до бесконечных распрей знати из-за денег, из-за власти?

Пусть разбираются между собой сами, а простые крымчане – вольные сыны степей и гор – еще посмотрят, кто из них сильнее, кто победит…

Тахталы-Джами опустела, и Кемал-эфенди, прихрамывая, подошел к знатному посетителю. Разгоряченный своей речью и раздраженный инертностью прихожан, он нервно поглаживал бороду, выкрашенную хной в рыжий цвет. Казы-Гирей поцеловал протянутую руку духовного пастыря. Скрестив ноги по-турецки, они сели на ковер у масляного светильника, перед подставкой для книг, имеющей вид буквы «X».

– Вижу, ты чем-то огорчен, сын мой, – сказал имам, пристально глядя на Казы-Гирея.

– Истинная правда, – родственник хана тяжело вздохнул. – Вчера в крепости Чуфут-кале погиб мой верный товарищ, достопочтенный Джихангир-ага, житель Стамбула.

– Неверные убили мусульманина?

– Да, это так.

– Надо им отомстить! – священнослужитель сжал сухой кулачок и потряс им в воздухе. – Око за око, зуб за зуб, как сказано о том в Коране.

– Пока я не знаю, что делать.

– Пророк Мухаммад, обращавший в ислам племена и народы, обитавшие в Аравийской пустыне, дал бы тебе лишь один совет.

– Какой, Кемал-эфенди?

– Огнем и мечом.

– Совет хороший, – согласился Казы-Гирей. – Но не хватает именно мечей.

– Тогда подумай об огне, – имам выдержал паузу. – За последние годы в Чуфут-кале пересохло несколько колодцев. Вода куда-то ушла. Если нет снега зимой, дождей весной и осенью, то караимам приходится возить воду на гору в курдюках и бочках, набирая ее в источнике Казы-Мансур, на другом склоне долины. Правда, у них есть и запасное подземное водохранилище с колодцем. Оно расположено недалеко от Малых ворот, под «Пенджере-Исар»[39].

38

– Бог велик! Нет никакого божества, кроме Бога, и Мухаммад – посланник Бога… (араб.)

39

«Стена с окном», тюркско-татарское название фрагмента оборонительных сооружений Чуфут-кале. – Примеч. авт.