Черный передел - Бегунова Алла Игоревна - Страница 73

Несколько удивленный рассуждениями купеческой жены, священник заговорил с ней о покойном более откровенно. Оказалось, Попандопулос давно позаботился о спасении собственной души. Он регулярно делал большие пожертвования храму, помогал вдовам и сиротам, выучил на свои деньги несколько подростков из малообеспеченных семей. Община, воздавая должное щедрому благотворителю, пройдет мимо инцидента с виселицей. Греки будут молиться лишь о скоропостижной кончине соплеменника от несчастного случая.

На поминках так все и произошло.

Сидя за роскошно накрытым столом, Аржанова услышала, что отец Константин прочитал молитву. В конце ее присутствующие поднялись с мест. Они перекрестились и, склонив головы, тихо запели какой-то псалом, медленный и невыразимо грустный. Русские не понимали его смысла, но общее настроение скорби и печали захватило их. Анастасия почувствовала, как слезы катятся по ее щекам, как затруднилось, сделалось прерывистым дыхание, как бешено забилось сердце, не в силах справиться с новой болью.

– А не хватит ли вам геройствовать? – услышала она голос за спиной и обернулась.

Белый маг стоял рядом с ней. Он взял ее за руку и повел прочь с церковного двора. Они словно бы сделались невидимыми и прошли сквозь толпу, точно сквозь облако. Никто не посмотрел им вслед. Но сержант Чернозуб, обежав церковь с другой стороны, уже ждал их на улице. Аржанову он поднял и усадил в крытую арбу, Гончаров устроился рядом, подложив ей под спину сафьяновые подушки. Кирасир взгромоздился на козлы, разобрал вожжи, причмокнул губами: «Н-но, залетные!» Лошади побежали по грунтовой дороге, петляющей между заборов.

На руках же Чернозуб внес курскую дворянку в дом. Глафира, увидев барыню в полуобморочном состоянии, здорово испугалась. Она кинулась искать походную аптечку. Но из-за двух больших переездов в течение восьми дней, сундуки, корзины, саквояжи, переметные сумы были до конца не разобраны, вещи в них перепутаны. Аптечка, имевшая вид деревянного ящика кубической формы с дверцами, почему-то очутилась на кухне, среди кулей с провизией и сковородок.

Сергей Гончаров нашел свое лекарство быстрее. Не прошло и пяти минут, как он появился в комнате с серебряной фляжкой. Колдун объяснил, что в ней – чистейшая родниковая вода, освященная в храме Василия Блаженного в Москве. Прошептан какое-то заклинание, он налил воду в серебряный стаканчик и подал Анастасии. Она выпила содержимое покорно и равнодушно, все еще подавленная болью в левой стороне груди и за грудиной.

Ни раньше, ни теперь Аржанова не придавала слишком большого значения ни словам, ни действиям белого мага, он мог колдовать сколько угодно, внушая разным людям мысль об изгнании злых духов и избавлении от любых болезней, обещания свиданий с давно умершими родственниками; поражать воображение, рассказывая доверчивым об их прошлом, настоящем и будущем. Себя его пациенткой она не считала. Ей не требовалась чужая, посторонняя сила в преодолении собственных жизненных перипетий.

Однако сердце стало успокаиваться.

Гончаров, пристально наблюдавший за молодой женщиной, заметил эту перемену и облегченно вздохнул. Тут Глафира принесла склянку с корнем валерианы, настоенным на спирту. Аржанова не отказались и от стандартного медицинского средства, которому доверяла гораздо больше.

Обычно встречи горничной и божьего странника, принятого в состав крымской экспедиции с глазу на глаз, заканчивались плохо. Верная служанка страшно ревновала Гончарова к хозяйке и всегда старалась чем-либо его уязвить. Ныне, признавая свой промах, Глафира отнеслась к белому магу весьма миролюбиво. Они даже уселись рядом у изголовья Анастасии, обмениваясь мнениями насчет причин ее недомогания. Суждения двух специалистов, народных целителей, в основном совпадали.

Гончаров поведал об особенностях земель, окружающих храмы. Безусловно, в самих церквях торжествует Божья благодать и накапливается положительная энергия. Зато не концентрируется другая, более подходящая для мертвых, чем для живых. Исторгнутые из стен храма силы Сатаны беснуются около него, и не каждому дано выдержать их жестокий приступ. Потому госпоже Аржановой не стоило участвовать в поминальном обеде на церковном дворе. Глафира, согласно кивая, подтвердила, что барыня действительно очень ослабла в ходе яростных схваток с басурманами в иудейской крепости на горном плато.

Анастасия вполуха слушала их бредовую беседу. Вспоминалась ей Пасха в Аржановке, когда Гончаров был пойман в полночь на кладбище церковным сторожем отставным гренадером Ширванского пехотного полка Данилой. Тогда белый маг тоже нес всякую околесицу, объясняя ей свое поведение. Но слова – шелуха. Из хаоса случайных впечатлений перед ней, как утес среди сумасшедшей пляски волн, уже вставал один-единственный вопрос, главный и значительный: что делать дальше?

Постучавшись, в комнату решительно шагнул князь Мещерский. С командой солдат и переводчиком Энвером он полчаса назад вернулся с греческих поминок. Секунд-ротмистр желал немедленно рассказать «ФЛОРЕ» о том, как они прошли, как дервиш, произнес речь на тюркско-татарском языке, ими обоими составленную, как чутко ей внимали греки, как потом благодарили за теплое отношение к их соплеменнику Микису Попандопулосу, внезапно закончившему свои совсем нестарые дни.

Выслушав сей эмоциональный доклад, Аржанова, вежливо выпроводив колдуна и внучку деревенской знахарки, приступила к военному совету с адъютантом светлейшего князя Потемкина. Свежих идей у молодого офицера, однако, не имелось. Он предлагал сохранить отряд, включив в него караимов и, громя бунтовщиков, продвигаться через весь полуостров к Ени-кале, где находятся русский гарнизон, посол Веселитский и Шахин-Гирей.

– Но что будет с Бахчисараем? – спросила она.

– Какая нам разница? – Мещерский пожал плечами.

– Мы отвоевали столицу ханства не зря.

– Оставим город байрактару Мубарек-мурзе и его команде. Пусть он отвечает за порядок в нем перед правителем государства.

– А глава «русской партии» Али-Мехмет-мурза? Ему не выдержать похода на Восток.

– Мурахаса оставим здесь.

– Тогда и люди из рода Яшлав не пойдут с нами, – возразила Аржанова.

– Тем лучше! Объявим вербовку. Холодного оружия полно в подземном арсенале Чуфут-кале. За двести акче в месяц к нам прибежит такая толпа аборигенов…

– И половину из них пришлют сторонники Бахадыр-Гирея. Вы сможете это проверить?

У Мещерского даже голос изменился:

– Мой разговор с предателями короткий – пуля в лоб!

– Да как бы татары не повесили вас раньше на первом попавшемся дереве!

Так они поругались в очередной раз.

Анастасию удивила непримиримая позиция начальника охраны. Он не хотел слышать никаких ее аргументов, говорил резко, почти грубо. Курская дворянка поначалу рассердилась. Но глядя на его побелевшее лицо и нервную жестикуляцию, заставила себя прекратить спор. Если она, слабая женщина, пережила сердечный приступ и тем хоть немного освободилась от напряжения последних дней, то адъютанту светлейшего князя, человеку мужественному и сильному, следовало просто дать отдых. Например, заставить выспаться, побывать в турецкой бане с массажем и обливаниями холодной водой или, наконец, – отпустить на охоту вместе с кирасирами.

Когда двери за секунд-ротмистром захлопнулись, она встала с диванчика – «сета» и в раздумье прошлась по комнате. Ей захотелось немедленно сбросить татарскую одежду, не вспоминать никогда этот причудливый язык и вообще очутиться там, где не попались бы ей на глаза ни их дома, и заборы, их арбы, а более того – фигуры и лица, этих заметно отличавшиеся от европейских людей.

– Чего прикажете, матушка-барыня? – Глафира выросла на пороге.

– Найди-ка мои кирасирские вещи.

– Ох и трудненько будет. Сразу не соображу, куды их запрятала в эдакой круговерти.

– Я тебя не тороплю.

– Зачем они вам?

– К Алмазу пойду. На конюшню. Сто лет любимца своего не чистила, не разговаривала с ним. Все бегом да бегом. Так нельзя. Забудет, кто его хозяйка…