Имперский раб - Сосновцев Валерий Федорович - Страница 22

– Милостью Аллаха всемогущего, повелителя вселенной, и по повелению великого хана Бухары, мы, ныне правитель славного…

– Довольно! – остановил Данияр-бек. – Теперь верю.

Помолчал, пристально глядя на Ефрема, снова спросил:

– Неужто твои начальники в России не нашли тебе дела приличнее, чем за разбойниками гоняться?

– Я человек воинский. Исполнял, что прикажут. А разбойники опаснее вражеского нашествия…

– Ишь ты!.. Мудрец! По лицу твоему судя, – кивнул правитель на шрамы на лице Ефрема, – воин ты не из трусливых. Это я ценю… Хочешь ли мне служить, как зятю моему служил?

– Как прикажешь, повелитель.

– Прикажешь?!.. Не-е-т, приказывать в этом деле – плодить измену себе! Только если сам захочешь. В таком случае я награждаю за верную службу щедрее, чем кто-либо!

– Ежели против России не пошлешь воевать, тогда со всей душой послужу тебе, а в остальном выбор у меня не велик.

– Ответ достойный хорошего воина… У меня много их из России… и рабов тоже. Все воины не хотят биться против своих, а других не берем. Другим – тем все едино, кого резать! Такие и хозяина продадут!.. А тебя мы еще проверим. Пока в стражниках послужи.

Он жестом подозвал слугу и приказал увести нового гуляма.

Так ходжа Гафур подарил своего раба и, как ему казалось, подсунул своего человека аталыку. Тогда Ефрем впервые увидел Ирназар-бая. Но вопреки ожиданиям Гафура, Ефрема назначили рядовым стражником у входа в сераль – женскую дворцовую половину. Одели в добротный халат, на голову островерхий шлем с козырьком, в руки дали копье и щит.

Еще с сотню таких же, как и Ефрем, рабов-воинов несли караульную службу на второстепенных постах. Жили в просторном помещении в одну большую комнату. Это напомнило Ефрему казарму. Спали на полу, на тюфяках. Ели в общей трапезной, тоже на полу, на большой кошме. Кормили сытно. Содержали в чистоте. Имущества никакого не было, кроме кошельков, заворачиваемых в пояса из широкого куска материи. В город выпускали, но всегда под тайным присмотром. Заставляли доносить друг на друга.

Рабами они уже вроде не считались, но и свободы полной тоже не обрели. Аталык мог наградить, что не забывал делать. Он жил по вековому правилу – большой покой находится под большой грудой золота. Но правило это оказывалось из века в век миражем. Груда золота, чем больше она была, тем глубже хоронила саму надежду на ожидаемый покой. Начинались интриги, за ними заговоры и всегда кровь, реки крови.

Воинское жалование чаще растекалось по карманам разных начальников. Меньший начальник мог так представить стражника перед высшим начальством, что его переводили в воины, где тот становился фактически вольным наемником. Ему тогда уже полагалось твердое жалование – два червонца в год, четыре батмана пшеницы и столько же жугари. Воина обеспечивали конем, саблей, пикой и ружьем. Дарили шапку, обшитую дорогой кисеей. Впрочем, такие шапки аталык раздаривал часто просто понравившимся. Воины, как правило, жили в своих домах и многие обзаводились семьями. Но служить такой воин должен был всю жизнь, пока не убьют или не покалечат. Отпускали со службы и по старости, но редко кто доживал… Стать воином желали многие из стражников-гулямов, но не скоро этого добивались.

Ходжа Гафур сильно ошибался, надеясь легко обложить Данияр-бека своими людьми. Правитель Бухарского ханства был человек своевольный. Он вспоминал о людях или забывал о них по собственному произволу.

Ефрем уже больше года тихо служил караульным у сераля бухарского владыки, ходил в город на армянское подворье молиться, когда мулла Ирназар-бай решился поведать Данияр-беку о своих подозрениях:

– Мой повелитель, гулям Ефрем подозрительно часто отправляет гостинцы своим родителям в Россию.

– Что в этом подозрительного?

– Боюсь, что с его подарками в Россию попадают сведения, которые мы хотим утаить.

Данияр-бек задумался, посмотрел на муллу, спросил:

– Он подарен мне моим зятем? Позови его немедленно. Что он скажет?!

Скоро ходжа Гафур и мулла Ирназар-бай стояли перед бухарским аталыком. Правитель возлежал в ворохе подушек и лениво ел сушеный виноград. Бесцветным голосом он спросил:

– Ну, дорогой зять, поведай нам, какую птичку ты нам подсунул?

– Я не понимаю, о чем речь, – начал было Гафур.

Его перебил Ирназар-бай:

– О твоем подарке, о рабе, нынешнем гуляме Ефреме.

Данияр-бек перестал есть и пристально смотрел на зятя. Тот про себя лихорадочно гадал: «Что случилось?.. Опять этот проныра что-то готовит против меня?..» Вслух же сказал:

– А-а-а!.. Этот раб – и редкое и ценное приобретение…

– Да? Может, и редкое, а насколько ценное, мы сейчас хотим узнать, – съехидничал правитель.

– Что-то случилось, мой господин? – озабоченно спросил Гафур.

– Может, и случилось. Скажи ты, Ирназар-бай.

Мулла начал, обратившись к Гафуру:

– Когда-то я предупреждал тебя, уважаемый ходжа Гафур, про мои подозрения, что твой раб якшается все больше с купцами из России, слишком часто шлет туда какие-то подарки…

– Ах, вот ты о чем! – перебил Гафур. – Песня старая!.. Что считать частым или редким, думаю и ты не скажешь, а вот сколько этот раб принес нашей казне пользы, сказать могу я. Мой повелитель, позволь?

– Говори, – разрешил правитель.

Он с интересом наблюдал спор своих высокородных подданных.

– Уважаемый Ирназар-бай, однажды испугавшись, что на Мангышлаке…

– Про туркмен я уже знаю! – перебил Гафура аталык. – Мелочи все это.

Мулла и ходжа удивленно переглянулись.

– Чего удивились? Думаете, что только вы двое умеете доносить на всех? Ты, зятек мой, лучше объясни, почему позволял своему рабу посылать домой вести о себе?.. А, может, о нас? Кстати, ты видел хоть раз, что он шлет в Россию? Говори! – строго велел Данияр-бек.

Несколько растерянный, Гафур ответил:

– Видел, что деньги посылал… шаль какую-нибудь, очевидно, матери… какой-то небольшой платок…

– Вот такой? – быстро спросил мулла. Достал из рукава халата небольшой платок и протянул правителю. – Взгляни, мой господин.

– Что это?.. Ну, платок, и что? – раздраженно спросил правитель.

– Не простой это платок, – сказал мулла и злорадно посмотрел на Гафура. – Здесь есть рисунок…

Он послюнявил палец, потер им об узор на материи, вгляделся и сказал:

– Рядом тоже есть узор. Глядите, этот легко смывается, а тот нет!.. Вот!

– Ну и что? Что ты тут слюни пускаешь, говори толком! – разозлился Данияр-бек.

– Узор, который смывается – это тайная запись уйгурскими буквами! – торжествующе закончил мулла.

– Так, та-а-ак! – воскликнул правитель. – Продолжай!

– А написал их твой бывший раб Ефрем, уважаемый ходжа Гафур. Может, кто-то ему и помогал, как знать! – закончил свою мысль мулла и взглянул на Гафура.

– Какие буквы… что ты городишь?! – возмутился Гафур, стараясь заглянуть в платок.

– Верно, буквы… – перетирая испачканные краской пальцы, обескураженно молвил правитель Бухары.

Гафур с жаром сказал:

– Мне незачем обманывать человека, который осчастливил мое пребывание на земле… выдав за меня свою… горячо любимую дочь! Я много раз… от чистого сердца служил моему высокому родственнику!..

– И это чистая правда!.. Да! – растроганно подтвердил Данияр-бек.

Наблюдая с тревогой и интересом за спорящими, он спросил у муллы:

– Так что же это за буквы?

Мулла, ковыряя ногтем рисунок, ответил:

– Буквы уйгурские – это точно!.. А что написано, не могу понять…

– Ты не ошибся, мулла? – спросил правитель. – Смотри, тут они есть, а тут уже их нет.

Гафур наконец заглянул в платок через руку аталыка. Всмотревшись, опережая ответ муллы, он воскликнул:

– Да нет тут никакого текста! Смотрите – откуда ни начинай читать, получается просто какой-то бессмысленный набор знаков!

Все трое еще раз посмотрели на узоры платка.

– Я, кажется, понял! – воскликнул Гафур и улыбнулся.