Приз для принцев - Стаут Рекс - Страница 45

— Мадемуазель Солини говорит другое, — все так же улыбался Стеттон.

— Значит, она обманывает вас.

— На это мало похоже. Она не решилась бы.

— Но это так! Месье, я буду вынужден раскрыть вам источник моей информации. — Генерал опять запнулся, но все же закончил: — Это сам принц Маризи.

Слова его произвели эффект. На лице Стеттона появилось выражение сомнения и изумления.

— Принц! — воскликнул он.

— Да. Может быть, теперь вы поверите. Мадемуазель Солини лгала вам, что неудивительно. Она намерена выйти замуж за принца; это была ее игра с самого начала. Что самое плохое, принц намерен жениться на ней.

Стеттон с проклятием вскочил на ноги и вплотную подошел к генералу.

— Это правда? — вопросил он.

— Это — правда, месье.

— Принц Маризи сказал вам, что намерен жениться на мадемуазель Солини?

— Ну, не столь открыто. Нет. Но в том, что он именно это подразумевал, ошибки быть не может.

Нависла тишина. Стеттон опять сел в кресло. Генерал с тревогой рассматривал его. Что он собирается делать? На этот вопрос вскоре последовал ответ: американец снова поднялся, быстро подошел к гардеробу и схватил пальто и шляпу.

— Благодарю вас, генерал, — обратился он к Нирзанну. — Правда, мы не друзья, но вы правильно сделали, придя ко мне, и я благодарю вас. Мы вместе в этом деле.

Не стоит терять время.

Генерал тоже поднялся:

— Куда вы собираетесь?

— Навестить Алину. Вы пойдете со мной?

Но генерал уже решил для себя, что позволит Стеттону сражаться одному. У него была наготове дюжина извинений, и он бойко перечислил их все, пока они, вместе покинув комнату, спускались на лифте.

Стеттон не настаивал: напротив, он был рад, что генерал отказался. Они расстались перед отелем; генерал Нирзанн на лимузине возвращался во дворец, а Стеттон взял такси до дома номер 341 на Аллее.

Истина заключалась в том, что Стеттон вовсе не безоговорочно поверил в рассказ генерала Нирзанна. С ним мадемуазель Солини хорошо поработала, играя на его тщеславии, с мастерством опытного музыканта перебирающего нужные клавиши на фортепиано.

Она просто кое-что позволила ему в качестве маленького поощрения, чем вполне убедила, что ждет их свадьбу с таким же нетерпением, как и он. Все свои действия она объясняла совершенно логично. Тем не менее рассказ генерала заставил Стеттона засомневаться, и он сгорал от нетерпения, поджидая мадемуазель Солини в ее… или в его?., библиотеке.

Войдя, она пересекла комнату и подставила ему губы для поцелуя. Он с готовностью, но с недостаточной горячностью принял ее предложение, что не ускользнуло от ее внимания. Она подумала: «Еще несколько дней, Стеттон, и я навсегда распрощаюсь с тобой». А вслух сказала:

— Мой дорогой мальчик, у вас что-то на уме. Видите, как легко я вас разгадала. Это доказательство любви. Ну, давайте выкладывайте.

Стеттон давно уже оставил попытки хитрить с мадемуазель Солини, поэтому сказал просто:

— Это неприятно.

— Силы небесные! Как всегда.

— Это потребует убедительных объяснений.

— Они всегда представляются.

— Дошло до того, Алина, что вы лжете мне.

— Месье!

— Нет, не впадайте в гнев. Видите, я говорю спокойно. Но повторяю, вы лжете мне.

— Что вы имеете в виду?

Стеттон испытующе, но и смущенно глядя на нее помолчал.

— Я скажу вам, что я имею в виду, — сказал он наконец. — Сядьте!

Когда Алина повиновалась, он слово в слово передал ей все, что только что услышал из уст генерала Нирзанна.

Алина молча выслушала его. Когда он закончил, она холодно заметила:

— Ну и что же из этого?

— Значит, это правда! — вскричал Стеттон, внезапно приходя в ярость. Он-то ждал незамедлительных и горячих возражений. — Вы признаете!

— Ничего я не признаю. Я только сказала, ну и что даже если это правда?

— Ответьте мне! Это правда?

Наступила тишина, а он стоял и смотрел на нее сверху вниз пылающим взором. Он повторял вопрос снова и снова, разным тоном, от настойчивого до сердитого; она сидела тихо, не шевелясь, с потупленными глазами. Вдруг она заговорила, и было что-то такое в ее голосе, что приковывало внимание:

— Месье Стеттон, я отвечу на ваш вопрос, но по-своему. Вы готовы меня выслушать?

— Сперва ответьте: да или нет, — настаивал он, — а потом расскажете. Так это правда?

Но она упорствовала, и Стеттон вынужден был отступить.

— Говорите, — сказал он, — но начнем с того, что я знаю то, что знаю, и знаю, что мне делать.

— Это мне известно, — кивнула Алина. — И даже слишком хорошо. Вот почему я хочу поговорить с вами.

Я собираюсь апеллировать к вашему великодушию, а с такой просьбой я не обращалась ни к одному мужчине.

— У меня остался не слишком большой его запас, — сухо заметил Стеттон.

— Наверное, именно поэтому я не очень рассчитываю на успех, — откликнулась Алина. — И все же мне причитается шанс, хотя бы один. Месье, он заключается в том, что вы должны спасти меня.

— Что я и пытаюсь сделать.

— Я не это имела в виду. Я имела в виду, спасти меня от вас. Я в вашей власти; признаю это. И прошу вас быть великодушным.

Терпение Стеттона истощилось.

— Но чего вы хотите? О чем вы говорите? Мне кажется, я уже был достаточно великодушным.

И в самом деле, разве на данный момент больше двух сотен тысяч франков наличными не заперты наверху, в столе мадемуазель Солини?

— Вы были великодушны, — согласилась Алина, — и даже более того, на что я могла рассчитывать. Но сейчас дело не в этом. Мне не нужно денег, месье, я хочу быть свободной.

— Быть свободной? — подозрительно спросил он.

— Да. Разве вы не понимаете? Месье, три месяца назад, — а кажется, что прошло много лет, — я обещала вам выйти за вас замуж. В то время я очень хорошо понимала, что делаю, и шла на эту сделку охотно; и в самом деле, какой у меня был выход? Я была в большой опасности… без помощи… я должна была заботиться не только о себе, но и о Виви. Но с тех пор я питаю отвращение и ненависть к самой себе за это. Вы джентльмен, месье. Я прошу вас отпустить меня.

— Что? Что? Вы…

— Подождите… Дайте мне договорить. Несмотря на то что я презирала себя, я все же имела нерушимое намерение сдержать слово, как только благополучно устрою брак Виви. Такое намерение сохранялось у меня до вчерашнего дня. Но вчера, — здесь голос мадемуазель Солини дрогнул, казалось, она боролась с чувствами, — вчера, месье, один благородный человек — джентльмен — просил моей руки.

— Принц! — с яростью вскричал Стеттон.

— Я не сказала, кто это был, месье. Это было бы нечестно по отношению к нему. Но теперь вы знаете, чего я хочу. Его предложение делает мне честь. Я прошу вас разрешить мне принять его.

Она остановилась, глядя на Стеттона из-под опущенных ресниц. По тому, как он молча смотрел на нее, он, казалось, был тронут. Наконец он сказал:

— Но это невозможно! Я люблю вас!

— Месье, вы не можете отказать мне. Я умоляю вас…

Я умоляю вас о милосердии…

Он повторил еще более твердо и окончательно:

— Это невозможно. Я не могу отпустить вас.

Поведение Алины внезапно изменилось. Она подняла голову и с вызовом посмотрела прямо ему в глаза:

— Вы не дадите мне свободу… не освободите меня от обязательств?

— Нет.

— А что, если я сделаю как хочу?

— Не посмеете.

— Вы решитесь выдать меня?

— Да, если вы меня к этому вынудите.

Наступила тишина. Алина опять опустила глаза. Потом взглянула на него снова и сказала безнадежно:

— Что ж, хорошо, месье. Но тогда еще одно… Знайте, я не позволю вам меня позорить. На нашем с вами договоре поставлена точка.

Стеттон с изумлением смотрел на нее:

— Но что вы собираетесь делать?

Алина ответила тем же тоном, в нем слышались безнадежность и отвращение:

— Что я могу сделать? Мне остается лишь… жизнь в затворничестве и молитвах. Вы найдете меня в монастыре, месье. Я покину вас, чтобы удалиться туда.