Невольники чести - Кердан Александр Борисович - Страница 47

– Цыц! Не гоношись. Встань и обскажи все ладом – неча балясы точить! – осадил дружка атаман, вглядываясь в его лицо: не было случая, чтобы Иннокентий без добычи в лагерь возвращался. Что-то тут не так…

Выслушав рассказ Гузнищевского, из которого следовало, что ватажников казаки захватили на привале, в упор расстреляв из ружей и пистолей, а самому Иннокентию чудом удалось спастись, Крест поскреб изрядно тронутую серебром бороду:

– Ну, погонь нам – что дохлая муха лосю! Десяток ватажников в скалах ее в один миг перещелкают… Хуже другое: людишек наших ты понапрасну сгубил и обоз прошляпил! Ну да ниче, и это переживем! Объясни-ка, чаво кипятишься-то так?

– Так ведь душа надрывается, Серафимушка! – блеснул глазами Иннокентий и принялся горячо убеждать побратима: мол, нынче самое время осуществить их давнюю мечту и покинуть полуостров. Да не просто на каком-нибудь промысловом суденышке и даже не на шхуне верного союзника Генри Барбера, а на собственном военном шлюпе, оснащенном полутора десятками пушек.

– Тогда и сэр Генри перед нами свою треуголку снимет и долу глаза опустит, – брызгал слюной Иннокентий. – Тогда нам никакой черт не страшен! Хошь на туземные острова подадимся, хошь в китайские моря – трепать жонги «морских шмелей», тамошних приватеров. А нет, так и у родимой матерой земли будет чем поживиться: щипли себе помаленьку пакетботы да компанейские суда… Супротив шлюпа никто не устоит!

– Это так. На рожон не попрешь! Так ведь и нам-то на корабельные пушки с голым пузом лезть никакого резону… – раздумчиво произнес Крест. Но Гузнищевский приметил, что задели побратима за живое слова о шлюпе, – суровое лицо атамана приобрело вдруг почти забытое выражение, какое видывал Иннокентий у своего дружка в пору, когда звался он Серафимом Ласточкиным, был сибирским купцом и совладельцем зверобойной компании. Значит, жива еще память о днях, когда стоял будущий атаман на мостике шитика и ветер с шумом наполнял паруса.

Ан другим стал Серафим. Более осторожным, а может быть, менее решительным. Тут же упрятал он азарт в глубине взора.

– Уж не о пришедшей ли в Петропавловский порт «Надежде» гутаришь?

– О ней, брат! О ней самой…

– Да мыслимое ли дело – на абордаж такого корабля с одними ружьями да ножами идтить?

– А что! Не мы же первые в сем рискованном предприятии… Слыхал небось о восстании Беньковского… Десятка три лет назад он тут же, на Камчатке, захватил военный корабль, и – токмо его и видели!

– Бабьи сказки все это…

– Все – чистая правда! Взяли корабль и уплыли… К тому же были у Беньковского людишки не нашим чета: кандальники да крестьяне…

– Видать, такой талан мужику привалил.

– Вот и я про то же баю, Серафимушка. Лопни мои глаза, ежели у нас не такой же случай! Упустим – вовек другого не представится… Надобно лишь действовать не наобум Лазаря, а с пониманием дела, по строгому плану. И такой план у меня есть…

Тут и пересказал Иннокентий атаману новости, полученные им от соглядатая. Мол, перед отправкой к Японским островам «Надежда» с рейда будет подведена поближе к причалу для загрузки воды и продовольствия. В это время большая часть команды и все офицеры, за исключением вахтенного, будут находиться на берегу, на прощальном ужине у губернатора. Само собой, такой ужин не обойдется без горячительных напитков, танцев и фейерверка. Вот это, по мнению Иннокентия, и есть самое время для налета на корабль. Нужно захватить на пристани шлюпки и баркас и подойти к «Надежде» с противоположного причалу борта. Для того же, чтобы оставшиеся на шлюпе матросы ничего не заподозрили, среди нападающих должен быть хотя бы один человек, пользующийся у команды безграничным доверием. И такой человек в Петропавловске, по словам кабатчика, имеется в наличии. Он – не из простых, не черная кость. Персона важная, офицер, да к тому же с графским титулом.

– И на кой хрен этому графу мы с корабельной затеей? – не удержался от вопроса атаман. – Он не нашего поля ягода…

– То-то и оно, Серафимушка, что граф сей токмо с виду граф, а в душе, аки мы, – сущий разбойник. А нам он может сгодиться, поелику шибко зол и на капитана корабля, и на самого государева посланника. Он их неоднократно в пьяном виде поносил непотребной бранью вместе со всем причетом. Чего господа промеж себя не поделили, пока неясно, но прибрать графа к рукам, при его страсти к картам и «казенке», будет нетрудно…

– Складно баешь… А про гренадер этого суки Федотова ты забыл? Да еще казаки, будь они прокляты…

– Этих надо выманить из острожка и направить по ложному следу!

– Ну, ладно. Пусть пофартит нам, сумеем выманить солдат и по тайге закрутим… Не впервой, чай… Пущай даже и на шлюп заберемся с энтим твоим графом, как его там… Но скажи мне, друг любезный, дальше-то чаво робить будем? Ни ты, ни я шлюпом не командовали!

– Об этом не печалься. Ты же сам сказывал: скоро в гости сэр Генри пожалует. На первый случай у него морехода опытного перехватим… Потом, не всей же команде будем глотки резать подряд. Одного-двух порешим на глазах у прочих, те – сразу сговорчивее будут… Авось сладим и со шлюпом!

– Ну, Иннокентий… – наконец сдался Крест. – Будь по-твоему! Заметано, собирайся в дорогу! Заворачивай графа на нашу сторону. Да смотри, чтобы он нас со всеми потрохами не продал… А я уж тут посуечусь, гренадер с казачками постараюсь из острожка выманить и подальше от порта завлечь…

Иннокентий отправился в Петропавловск, а Крест вызвал к себе верного подручного Хакима и дал ему особое задание.

Однако ни Крест, ни Хаким, ни ватажники, начавшие подготовку к захвату «Надежды», ни сном ни духом не ведали, что планы Гузнищевского вовсе не совпадают с тем, о чем он договорился с атаманом.

…Даже теперь, после встречи с графом, пообещавшим ватажникам свою помощь, отправляясь в ту самую бухту, где он уже не раз встречал шхуну капитана Барбера, Иннокентий следовал в первую очередь своим собственным устремлениям. Помешать им не должен был никто… Разве что старый проводник, оставленный Иннокентием недобитым на лесной поляне, где отряд Гузнищевского настиг обоз ненавистного Аброськи Плотникова… Но кто поверит россказням камчадала, по-русски неспособного двух слов толком связать? Да и, вероятно, нет его, подранка, в живых – порвал на куски тот медведь-людоед, что вышел к стоянке ватажников в ночь после захвата обоза. Таких чудовищ даже многое повидавшему Иннокентию опредь встречать не доводилось! Свирепый великан в полтора человеческих роста рухнул наземь, лишь получив в упор десяток порций свинца. Но и после этого он был еще жив, и ватажники добивали его топорами и кинжалами… Какую шкуру попортили, мать их ети! Зато поужинали медвежатиной и заснули как убитые…

Ватажников той ночью Иннокентий передушил одного за другим – пикнуть не успели. Ни одного свидетеля содеянному не оставил. Так оно надежней! Да и к чему делиться с кем-то полученной добычей!

В бумагах, какие вез при себе Плотников, целое состояние: закладные, доверенности на получение мехов в Охотской конторе… И что особо важно, есть в найденных бумагах Аброськи возможность отомстить еще одному злейшему врагу – комиссионеру Хлебникову, который доверил Плотникову помимо закладных все копейбухи с отчетностью за несколько лет. Появись в них некоторые приписки до того, как отправятся сии конторские книги с эстафетой в Санкт-Петербург, – и не миновать тогда чистоплюйному комиссионеру каторжной лямки! Тем паче уж в чем-чем, а по припискам-то никого равного Иннокентию не сыскать…

Надо только оказаться побыстрее на матерой земле. Раньше, чем прознают в компании о гибели обоза. Все эти обстоятельства заставили Гузнищевского действовать без колебаний.

Но он изменил бы самому себе, ежели бы даже в таком положении не оставил путей для отступления. Ведь авантюра с захватом хорошо вооруженного корабля, каким бы ни был продуманным план действий, все же остается авантюрой. Мало ли что может случиться… Скажем, опоздают на полчаса к месту сбора ватажники Креста, или задержится шхуна капитана Барбера. Или федотовские служаки не поддадутся на обман и останутся в крепости… А то и сам граф Федор Иванович вдруг надумает переметнуться назад, к своим попутчикам… Кто их, графьев, разберет? Тем паче, окромя офицерского слова, у Иннокентия ничего от поручика нет, а жизнь научила Гузнищевского ничьим словам не доверять. К тому же рожа у графа и впрямь воровская, разбойничья. Такой соврет – недорого возьмет! И что тогда? Захват шлюпа обернется западней, из коей никому не вырваться. Тут никакой талан не поможет…