Шпионские игры царя Бориса - Асе Ирена - Страница 33

А император достал из кармана небольшой мешочек с чем-то тяжелым.

– Вот тебе еще золотые монеты, ты ведь любишь жить хорошо, Эльза. Ты довольна?

– Монетам я довольна всегда. Аудиенция окончена?

– Ты спешишь?

– Игру надо вести до конца. Поэтому мне пора. Иначе Афанасий удивится, почему это я задерживаюсь. К тому же, одинокая вдова Эльза Габсбург хочет, чтобы умелый в любви мужчина услаждал ее.

На сей раз удар попал в цель. Женщина увидела в глазах императора боль и в тот же момент (такова уж женская логика) ей стало жаль любимого. Желая смягчить удар, она солгала:

– Честно говоря, ты был куда неутомимее в любви, хотя и старше этого русского посла.

Император нежно поцеловал ее:

– Береги себя, родственница.

Эльза, не торопясь, надела шубу с горностаевым воротником, с радостной улыбкой сунула кошелек с золотом в карман шубы.

– Люблю деньги, – сказала она. – Ведь нас, Габсбургов, стало так много, что поместий для жизни достойной родственников императора, на всех не хватает.

Покидая кабинет Его Величества Рудольфа II, графиня Эльза подумала про себя: «И я никогда не скажу ему больше, что люблю его. Люблю до безумия, так, что готова делать всё, что угодно, лишь бы это шло на благо императору. Нет. Пусть лучше думает, что я сильно люблю его золотые монеты».

У ворот дворца Эльзу уже ждала карета. Жан-Божан, как всегда, сидел за кучера, верная Агнесса находилась внутри. Француз распахнул перед Ее Светлостью дверцу, говорить, куда ехать, не требовалось.

К огорчению Эльзы ей не пришлось в тот вечер предаваться любви.

Власьев принял ее в постели, но одетый.

– Весь день зябко, – пожаловался он. – Видно, и вправду я заболел. – Не хочу, чтобы ты была близко от меня, вдруг это заразно. Любимая, Божан приготовил для тебя французские колбаски и салат, передал их Агнессе.

«Все-таки иногда смешон этот московит, – подумала графиня. – Я – член императорской фамилии, живу во дворце, а он о колбасе для меня заботится». Вслух же сказала озабоченным тоном:

– Я завтра утром приеду, узнать, как ты себя чувствуешь.

Кузина императора покинула постоялый двор. Как только стоявший у окна холоп посла Федор увидел, что карета тронулась в путь, то произнес: «Уехали!».

Власьев тут же встал с кровати. А из-под кровати вылез прятавшийся там московский немчин Меллер, уроженец Любека. С уважением сказал по-русски:

– А ты, боярин, здесь даром времени не терял. Давай перед тем, как о делах поговорим, выпьем по рюмочки анисовой. Я ведь шнапс хорошим напитком считал только до тех пор, пока анисовую не попробовал. Специально для тебя привез.

– Погоди ты с водкой. Слушай внимательно и запоминай, что надобно доложить Государю всея Руси Борису Федоровичу…

Афанасий Иванович излагал свои соображения почти полчаса. Затем повторил еще раз основные тезисы, чтобы Меллер лучше запомнил. Закончил словами:

– А все-таки надежда умирает последней. Я тут еще задержусь до весны. С Максимилианом встречусь, посмотрю, нельзя ли чего придумать, чтобы государево дело продвинуть, с советником Румпфом пообщаюсь. Если ни о чем не договорюсь, может, хоть прознаю чего полезное.

В ответ купец протянул Власьеву толстенный кошель:

– Государь велел тебе передать, если скажешь, что задержишься. Цены в этом Пльзене уж больно высокие.

Только после этих слов Меллер достал из походного мешка флягу с водкой. Фляга выглядела весьма внушительно.

– А что я завтра утром графине Эльзе скажу?! – испугался Афанасий Власьев.

– Скажешь, что ночью шнапсом лечился. Это же лучшее средство от простуды. В Германии его недаром водой жизни называют…

Утром кузина императора Эльза радовалась скорому выздоровлению посла и, не обращая внимания на шедший от него перегар, прямо днем развлеклась с ним, как сказали бы в наши дни, по полной программе. Ее молодое еще тело и впрямь жаждало мужских ласк.

10 декабря 1599 года Власьев выехал в Мергентейм – резиденцию эрцгерцога Максимилиана. После переговоров с ним упорный посол не отправился в Москву, а остался в империи зимовать. Он продолжал надеяться: вдруг произойдет нечто неожиданное и ситуация переменится. Лишь в мае Афанасий Иванович навсегда попрощался с графиней Эльзой и поехал домой…

Бывать в империи Габсбургов Афанасию Власьеву больше не приходилось. Лишь изредка до него доходили сведения о том, что происходит в этом государстве и на Балканах. Через год он узнал, что судьба господаря Михая Храброго оказалась печальной: по воле Рудольфа II, генерал Джорджио Баста организовал убийство отважного румына.

А коронный гетман Ян Замойский совершил новый поход в Молдову и вернул на престол своего ставленника Иеремию Мовилу. Но и мечта Иеремии Мовиле о христианской польской власти в Молдавии не сбылась, ему пришлось оставаться данником турецкого султана. Император Рудольф II правил в империи еще более 10 лет и все эти годы делал Прагу всё краше и краше. За год до смерти Рудольфа его брат Маттиас все же сумел свергнуть его, впрочем, не убив и даже выделив брату пенсию.

А что же Эльза? Странное дело, с ней Афанасию Ивановичу было очень хорошо, пока она была рядом. А как с глаз долой, так и из сердца вон! Уже подъезжая к Москве, он вспоминал о прекрасной кузине императора все реже и реже, а когда увидел супругу, деток, то так обрадовался, что и вовсе думать о чудесной австриячке перестал…

Через пару лет Афанасию Ивановичу стало казаться, да была ли она, Эльза, в его жизни вообще?!..

Глава 14. Московские слезы

31 декабря 1599 года принц Густав и его невенчанная супруга Катарина Котор собрались ужинать довольно рано. Катарина вздохнула:

– Что за город! Никто и не думает о праздновании Нового года.

Принц Густав уже знал, что на Руси летоисчисление ведут не с 1 января, а с сентября. Именно 1 сентября начинается отсчет следующего года. Причем москвичей это отнюдь не радовало, ведь с приходом Нового года в начале сентября с них собирали налоги.

Мало того. Если в родном для Катарины Данциге 31 декабря наступал праздник, то на Руси жили по другому календарю и, потому православные в конце декабря (по местному календарю) еще блюли пост. Причем весьма строгий. И хотя лютеране Густав и Катарина могли этот пост и не соблюдать, но принц предпочел не противоречить этому местному обычаю. Поэтому русский слуга ставил на стол только постную пищу. Всего-то и были поданы на ужин орехи лесные; привезенные из Молдовы орехи грецкие и из Сибири – кедровые, на тарелках лежали также сухофрукты из Персии – изюм, урюк, курага, инжир и местные московские соленья: грибы, огурцы, квашеная капуста, яблоки и даже засоленные арбузы. В погребе с лета сохранились дыни да виноград астраханский. Не обошлось без блинов, поджаренных на льняном масле, пирогов с капустой и с морковью, свежеиспеченного каравая хлеба, левишников, малинового кваса… В общем, смотреть на такой бедноватый стол принцу и его фаворитке было грустно.

– Что ты собираешься делать вечером?

– Я собирался поехать в гости к доктору Хильшениусу, мы планируем интересный химический опыт, – ответил принц так, словно они были в Риге.

Как только стол был накрыт, русский холоп, говоривший по-немецки (русский Густав и Катарина еще не выучили) доложил:

– Прибыл купец Меллер.

– Проси!

Принц обрадовался, знал, что Меллер только что вернулся из империи Габсбургов и должен был встретиться там с Афанасием Власьевым.

Принц усадил Меллера за стол. Тот обрадовался:

– Два месяца русских блюд не ел.

С радостью он принялся за пирог с морковью. Слуга, не ожидая распоряжения, положил на тарелку купцу малосольных огурчиков и соленых боровиков, налил в литровую деревянную кружку малинового кваса. Немец огурчиками похрустел, кваском запил:

– Хорошо! Привык я к русской кухне, в Москве живя. А все эти немецкие колбасы в немецкой земле мне поднадоели.