Шпионские игры царя Бориса - Асе Ирена - Страница 57

– Уже выучил. И неплохо. Однажды даже надолго меня смеяться заставил. Я у него по-немецки спрашиваю: «Ну как, хорошо научился уже говорить по-русски?» А парень мне в ответ на русском: «Да что ты, боярин, я по-русски не в зуб ногой, понятия о нем не имею, русских слов ведать не ведаю, хоть и взялся за гуж, говорю, увы, не дюж!». В общем, таких словечек поднабрался, что не каждый русский использует.

Царь улыбнулся. Поинтересовался:

– А как зовут твоего француза?

– Божан Иванов.

– Француза?!

– Мой француз, как хочу, так и именую!

– Что же, пусть будет Божан Иванов. Из Вильно до Риги путь неблизкий. Справится?

– Конечно. Языки он знает. Находчив, с хитринкой. Никому у нас не известен. В Риге будет выглядеть типичным немцем. В общем, подходящий человек.

– Ну, тогда его и в переводчики записывать не надо. Пусть едет сразу в Ригу. А выдавать себя может за француза, которому царю служить надоело. Увидел, что надвигается голод, и решил отправиться обратно во Францию. Денег для него выделю, слуга сегодня доставит. Завтра и выезжайте. А не предаст ли, этот твой Божан?

Афанасий Иванович улыбнулся:

– Так он у меня, как сыр в масле катается.

– Тогда знай: в Риге надлежит твоему Божану Иванову найти купца Тимофея Выходца.

– Знакомое имя.

– А искать его надобно у трактирщицы Марии в предместье Ластадия…

После аудиенции у Государя Афанасий Иванович зашел в Посольский приказ, увидел, что там всё, как обычно, и решил обедать дома. Следовало и с Божаном поговорить, и в дорогу собираться.

У моста, ведущего в Кремль, его терпеливо дожидался слуга Федор верхом на коне. В руке он держал поводья оседланного татарского жеребца. Протянул господину саблю, с которой в Кремль входить было запрещено. Сабля была, естественно, в дорогих кожаных ножнах с мехом, пропитанным маслом, внутри – масло предохраняло оружие от ржавчины. Боярин прикрепил ножны к поясу и легко вскочил на жеребца. Прошли времена, когда Афанасий Иванович ходил по Москве пешком, для дьяка Посольского приказа это было попросту неприлично. Но и передвигаться в повозке на короткие расстояния Афанасий Иванович не любил, предпочитая верховую езду.

Через пять минут всадники были уже дома. Боярин бросил поводья все тому же Федору и вошел в дом, где его уже ожидал верный француз Жан-Божан. Он был настолько весел, что глава Посольского приказа понял: «Это – неспроста. Надо его выслушать».

– Боярин, – радостно сказал Жан-Божан по-немецки, – а я луковый суп сварил, как во Франции. Обедать будете?

– Тебе текст переводить с немецкого надобно, а не супы варить. Для того слуги есть, – проворчал Власьев.

Ворчал он, конечно, для вида, ибо уже знал, сколь вкусен этот французский суп. Мясной бульон, гренки, кусочки говядины… Божан с разрешения хозяина добавлял в суп немного мальвазии. Ну а что касается лука, то целую головку его клали в суп не для того, чтобы ее съесть, а для придания специфического вкуса. В общем, просто объедение!

Божан упрек воспринял всерьез, стал объяснять:

– Перевод я закончил еще с утра. Анисьи не было, стало скучно, я пошел на кухню. Сварил суп. Потом Анисья пришла, под моим руководством багеты в печи испекла.

Афанасий Иванович не выдержал:

– Так где суп, где багеты? Есть хочу!

– А на второе Анисья говядину сварила. Федор! – закричал француз по-русски. – Вели боярину обед подавать!

– Слушаюсь! – по-военному откричался Федор, и только Афанасий Иванович помыл руки из рукомойника, а суп был уже на столе.

– Ты зачем Анисью вчера в сенях тискал? – решил все же повоспитывать молодого человека дьяк.

– А я не только тискал, – простодушно признался Жан. – Я от нее вчера, наконец-то добился всего, чего хотел. И теперь она будет безотказна, ведь я ей очень понравился. Она, кстати, мне тоже. Одевается не столь нарядно, как горничная графини Эльзы, но страсти в ней больше. И знаете, господин, раньше меня привлекали худощавые женщины, теперь же я стал понимать русских, которые любят пухленьких. О, эту чудесную Анисью есть за что потискать!

Божан был столь непосредственен, что Власьев невольно улыбнулся про себя. Он уже понял, что юный шельмец, на самом деле очень непрост и сейчас подкупал его своей непосредственностью, откровенностью и доверчивостью – он считает Афанасия Ивановича другом, чуть ли ни отцом. Именно поэтому нахмурил брови и строго сказал:

– Ты что удумал, юбки девкам задирать?! А если Анисья родит?

Жан-Божан засмущался:

– Во-первых, я стараюсь действовать так, чтобы не родила, меня фрейлина графини Эльзы обучила, как надо действовать. Во-вторых, ежели родит, так у вас, боярин, на одного крепостного больше окажется. Жан постарается – и в хозяйстве прибыток. Чем плохо? А что касается задирания юбок, ну где вы видели такого француза, чтоб юбки не задирал?

Вопрос поставил Власьева в тупик: Жан-Божан был единственным французом, с которым дипломат был знаком, и как ведут себя другие, просто не знал. Поэтому перевел беседу на другую тему.

– Значит, так, – строго сказал глава российской дипломатической службы, – чтобы ты не обрюхатил Анисью, завтра же поедешь в другую страну.

– Боярин, я поеду с вами переводчиком? – спросил сын колбасника с еле скрываемым ликованием.

– Еще чего! Такую честь заслужить надо. Ты поедешь в Ригу с поручением. И учти: если тебя поймают, то повесят.

– Меня никто не знает, а значит, не поймают и не повесят, – радостно объяснил Жан-Божан. – А что надо сделать?

– Встретиться с одним русским купцом, запомнить всё, что он скажет, и успеть приехать в Вильно до конца переговоров, сообщить мне, что он тебе поведал.

– И всё? Это же так просто!

– Просто, если голову от шеи не отделят, – еще раз попугал Жана-Божана хозяин.

– Нет, мне моя голова еще нужна, чем же я кушать буду, если ее отрубят? – балагурил слуга Власьева. – Я свою голову без боя не отдам.

– Без какого такого боя? – с подозрением спросил Власьев.

– Господин, я не говорил вам раньше, – состроил виноватую гримасу Божан.

– О чем же ты умалчивал?

– Вы слышали, что в царской охране служит капитан Жак Маржерет?

С этим французом Власьев не был знаком, хоть и видел его пару раз во дворце. Он кивнул Божану Иванову в знак согласия.

– Так вот. Я упросил соотечественника давать мне уроки фехтования. И он дает мне их.

– А где ты берешь для этого деньги?

На лице Божана появилась хитрая улыбка:

– Я упросил его помочь своему соотечественнику бесплатно. Соотечественники за рубежом должны помогать друг другу.

В этот момент Власьев окончательно осознал, что Божан нигде не пропадет. Но не сбежит ли, попав за границу?

– Если выполнишь поручение, позволю тебе тискать Анисью сколько угодно.

– Ура-а! – проорал Божан и тихим голосом спросил. – А сегодня авансом потискать можно?

– Да ладно, – согласился, не в силах спорить с этой умильной рожицей опытный дипломат. – Только не в сенях, дурной пример другим не подавай. Веди в свою комнату и там делай с ней, что угодно.

В это время к дому подскакал царский гонец. Войдя внутрь, поклонился дьяку Власьеву и попросил разрешения обратиться к его слуге Божану Иванову. А получив дозволение, протянул французу кошелек:

– Государь жалует слуг своих!

Божан подождал, когда гонец уйдет, не стесняясь присутствием господина, по-хозяйски ущипнул вошедшую с блюдом отварной говядины Анисью за плотную попку, от чего девица взвизгнула и зарделась, и только потом заглянул в кошелек. Увидав, что там не медь, а серебро, проводил взглядом уходящую Анисью и радостно сказал Афанасию Ивановичу:

– У меня никогда в жизни не имелось таких денег. За эту сумму я согласился бы отправиться не только в Ригу, но и в Новый Свет!

Божан умял большой кусок говядины (Анисья явно не жалела для него еды) и увел слегка упирающуюся девицу к себе. Вечером подававшая хозяину ужин Анисья выглядела на удивленье красивой и счастливой.