Шпионские игры царя Бориса - Асе Ирена - Страница 74

От волнения Выходец даже ускорил шаг и, в результате, до богатого дома Франца Ниенштедта добрался быстро. Первая удача: рижский бургомистр оказался на месте. Лакей провел купца в обставленную дорогой мебелью гостиную. Франц Ниенштедт улыбнулся, произнес по-русски:

– Тимотеус, дела потом, сейчас как раз принесут обед. Давайте за едой не говорить о коммерции.

Купец Выходец не стал скрывать своего беспокойства:

– И всё же скажите, как обстоят в Риге дела с торговлей?

– Прекрасно! Главное препятствие исчезло: шведский флот больше не блокирует город, скоро лед на реке Даугаве растает и судоходство возобновится уже через несколько недель. Так что всё, как обычно.

– Я не о том. Мне необходимо купить селедку. Разрешат ли мне это?

Ниенштедт усмехнулся:

– Были бы деньги. Когда же в Риге препятствовали торговле?

– А разрешат ли власти вывезти мне продовольствие из Лифляндии? – Выходец и Ниенштедт между собой общались, как обычно: рижанин говорил по-русски, а московит из уважения к нему отвечал по-немецки.

– Всё, как обычно. Платите пошлину и увозите.

Поняв наконец, о чем беспокоился Тимофей, немец пояснил:

– Поймите, Рига снабжается морем, все в городе понимают, что, как только вскроется лед, сюда навезут много сельди из Дании, зерна и сыров из дальних стран, где не было таких ужасов. Потому продукты не берегут. К тому же у лифляндских крестьян своя жизнь. А у рижских купцов – своя. И прибыль интересует их больше, чем судьба хуторян. А магистрат и польского короля волнует, будут ли платиться торговые пошлины. Если доходы уменьшатся, то магистрат не сможет платить зарплаты своим служащим, а король – вести войну со шведами. Кто же решится ограничивать торговлю? Впрочем, что это вы, Тимотеус, говорите за обедом о таком плебейском продукте, как селедка. Посмотрите: сейчас мой слуга принес гороховый суп с копченными ребрышками, за ним последуют оленина под клюквенным соусом и вишневый пудинг… Нет, давайте сначала поедим, а лишь потом поговорим о делах. Не отнимайте у меня, старого человека, последней радости, – пошутил один из четырех рижских бургомистров.

Обед и в самом деле удался. После того, как два купца спокойно посидели за кружкой пива, Ниенштедт внезапно преобразился:

– Молодой человек, вы ведь ко мне не только за консультацией пришли, – на сей раз хозяин дома говорил по-немецки, просто не найдя на русском подходящего термина. – Наверняка, вы приехали в Ригу не с пустыми руками.

– Да, и товар у меня неплохой, не только беличьи меха из Пскова, но и дорогие меха из далекой Сибири.

– Увы, это не радует. Соболь, куница или чернобурая лиса – товар очень дорогой, его непросто продать какому-нибудь голландскому шкиперу.

– Да ведь мех замечательный!

– Знаю, но привычный товар мне в Германию или Нидерланды продать проще. Ну, пойдем, Тимотеус, покажете, где привезенные меха.

– А я принес образцы, – запасливый Тимофей достал из взятого с собой мешка мех горностая, чернобурой лисы, куницы, соболя.

– И сколько всего у вас связок?

Тимофей перечислил: соболей – столько-то связок, белок – столько-то, горностаев – всего две, зато чернобурки и куницы – по пятнадцать.

Торговались внешне без азарта, но напряжение витало в воздухе – на сей раз речь шла не просто о больших, а об очень больших деньгах. Причем, Ниенштедт явно рисковал и Тимофей понимал это. Ведь бургомистр не был специалистом по сибирским мехам и решил купить их, просто не желая упускать выгодную сделку. Потому и торговался рижанин жестче обычного.

Наконец, купцы сговорились и перед Тимофеем снова предстал радушный хозяин:

– Я пошлю с вами, Тимотеус, двух приказчиков, чтобы несли сундук с деньгами, на сей раз он будет тяжелым. Кстати, чтобы вы не беспокоились о сельди, – у меня есть знакомый купец Генрих Беренц, хотите я сведу вас с ним, он как раз держит сельдяной склад…

У купца Генриха Беренца Тимофею и Францу пришлось задержаться: выпить кружечку пива, поговорить за жизнь, сходить на склад, посмотреть хороша ли селедка.

Чтобы не терять времени даром, купцы договорились действовать так: Ниенштедт решил лично пойти на постоялый двор, где остановился Тимофей, взяв с собой приказчика купца Беренца. Дабы убедиться, что все меха таковы, как образцы, и Выходец не перепутал с их числом. Хоть и доверял бургомистр Ниенштедт своему давнему торговому партнеру, но на сей раз решил проверить товар – сумма была уж слишком велика. И только после этой проверки, Франц Ниенштедт готов был расплатиться. Затем возчики повезли бы меха к дому бургомистра (самые ценные товары он хранил на своем огромном чердаке-складе). И, наконец, приказчик купца Беренца показал бы им путь к складу своего господина, где русским предстояло загрузить на свои возы бочки с сельдью. Причем со всеми делами следовало торопиться – приближался вечер и через пару часов возчиков могли не пустить из предместья в город – городские ворота в темное время суток были заперты.

В результате, на постоялый двор к фрау Марии отправилась целая процессия: впереди шли беседовавшие друг с другом Франц и Тимофей, за ними два приказчика несли тяжелый сундук с деньгами, а позади всех следовал приказчик купца Беренца.

Тимофей увидел перемену в настроении Ниенштедта: в сравнении с их прошлой встречей купец был весел, несмотря на то, что сейчас решил рискнуть большими деньгами. Выходцу он объяснил:

– Да, всесильный в городе Никлаус Экк продолжает преследовать меня, похоже, скоро я вновь буду вынужден уехать из Риги в свое имение в Лифляндии, но я просто свыкся с мыслью о неприятностях.

Они дошли до постоялого двора, Ниенштедт быстро проверил товар, остался доволен и предложил Выходцу:

– Беренц не обманет. Вы можете спокойно поручить приемку селедки своим возчикам, а мы тем временем сходим в винный погреб.

Тимофей отказался, и, не удержавшись, похвастался, объясняя причину, по которой он не хочет много пить:

– Я здесь не один, а с пани Комарской.

– О, последовали моему давнему совету!

В общем, весь день прошел у Выходца в хлопотах, лишь в полутьме он вернулся на постоялый двор. И тут бодрое настроение исчезло. Когда открывал калитку, входил во двор, то в голове осталась мысль, которую весь день гнал от себя: «Маше-то я, что скажу?».

Вот и гостеприимный дом фрау Марии. В каминном зале сидела пани Ванда и о чем-то оживленно беседовала с тремя гусарами по-польски. Тимофей вновь подумал: «Что я скажу Маше?» и тут у него защемило сердце. Марии почему-то нигде не было видно. Тимофей спросил у рыжебородого Ганса, где хозяйка, поднялся в ее комнату. Шторы на окне были задвинуты, Мария в полутьме сидела у окна. Радости при его появлении она не высказала, не рванулась навстречу любимому мужчине, которого не видела около полугода. И оказалось, что объяснять ей ничего не надо. Трактирщица произнесла с иронией:

– Где ты ходишь? Пока торгуешь, невесту твою уведут.

– Какую невесту?

– Которая сказала мне, что в одном номере с тобой ночевать будет, – негромко произнесла Мария. – Только пока тебя не было, к ней уже княжич Тоцкий посватался. Панцирный гусар, самый богатый жених Польши.

– Мария, – пропустив мимо ушей слова о Тоцком, сказал Выходец по-немецки, – понимаешь…

– Всё понимаю, – перебила его трактирщица. Женщина печально констатировала: – Она, в отличие от меня, молода, она красивее меня, знатна, получила прекрасное воспитание. И с тобой, как я понимаю, решилась во Псков ехать…

От этих слов Тимофею стало еще тоскливее. Оказывается, Мария и помыслить не могла, что он предаст Русь, считала – Ванда поедет с ним. Купец не понимал, что ему делать, как говорить со своей многолетней любовницей, сгорал со стыда.

А Мария добила его обыденными словами:

– Есть-то хочешь? Пойдем, сама накормлю ужином по старой дружбе. А то Ганс готовит хуже, чем я.

Женщина встала, и только тут Тимофей обратил внимание на ее большой живот. Решительно загородил выход из комнаты, спросил, не пуская на кухню: