Северная звезда - Недозор Татьяна - Страница 21

Правду сказать, она и сама не очень понимала зачем и почему, хотя не жалела о внезапном порыве души.

– Ладно. Давай-ка ложиться спать! Я тебе дам кое-что из одежды, чтобы ты могла снять наконец эти штаны.

– У меня есть своя одежда. Она в том сундуке, где я сидела.

– Ладно, мы достанем ее завтра. Если только капитан Уотлер в ярости не выбросил этот проклятый сундук за борт. Давай ложись на этот диван, он хоть и короткий, но выбирать не приходится.

Уже укладываясь, Китти вдруг тихо и искренне произнесла:

– Мэри, еще раз спасибо тебе, что ты согласилась за меня заплатить. Я не знаю, чем отплачу тебе, но я твоя должница…

Третья ночь, которую девушки провели на борту «Онтарио», оказалась беспокойной. От порывов штормового ветра корабль скрипел, стонал, трещал и, казалось, был готов разломиться пополам. Волны были такими огромными, что им ничего не стоило в одну секунду потопить корабль. Капитан Уотлер убрал людей с палубы, набив ими твиндек, как сельдями бочку, а то бы их мгновенно смыло за борт.

Большинство пассажиров слегло от морской болезни, но Мария, к своему удивлению, была не из их числа. Она даже подумала, что уже впрок настрадалась. К тому же штормовой порывистый ветер унес застоявшийся запах скотного двора, который её буквально бесил. Так что чувствовала она себя, в общем, хорошо. Но зато Китти проводила в кровати дни и ночи, жестоко мучаясь и ежеминутно называя себя дурой, которую понесло в чертово море…

Слава богу, на следующее утро они подошли к проливу Хуан де Фука, и шторм поутих. Воронова даже нашла силы выйти на палубу полюбоваться берегом и горой Олимпик, скрывающей свою заснеженную вершину высоко в облаках, а затем отправилась в столовую, хотя есть не хотелось. И там она узнала, что кому-то было сильно хуже, чем её соседке.

– Еще утром она жаловалась, что в боку колет, а потом раз, и все! И теперь стонет и воет, как сто чертей, и кричит, что умирает. О господи! Интересно знать, что она подхватила, уж не холеру ли? – сказал соседка Марии по столу.

– Господи, только бы не холера! – озабоченно сказала вторая.

– Не говори! Я даже боюсь подойти к ней.

– Это вы о ком? – осведомилась она.

– Да об этой нашей… мадам Жаклин!

Маша почувствовала сострадание к женщине, о которой так равнодушно отзываются, и спросила:

– Она заболела?

– Жаклин Дорсет? Она бредит и стонет.

У Марии окончательно пропал аппетит. К ее удивлению, разговор за столом переключился с Жаклин Дорсет на обсуждение модных фасонов дамских нарядов. Им нет до больной никакого дела! Ни малейшего!

Она вышла из столовой с пригоршней сушеных фруктов и галет для Китти, которая все еще была не в силах встать с койки, и прошла через толпу мужчин, ожидавших своей очереди в столовую.

Принеся Китти поесть (та только застонала при виде еды), отправилась на поиски каюты, где лежала больная, всеми покинутая Жаклин Дорсет. Женщины размещались в огромной каюте с трехэтажными, наскоро сбитыми нарами вдоль стен. Сундуки, сумки, ящики в беспорядке были расставлены повсюду и служили в качестве столов и стульев. На койках, рундуках, даже на полу валялись грязное белье, чулки, ночные рубашки. Хлебные корки, апельсиновая кожура, пустые бутылки, разбросанные футляры от губной помады и румян довершали картину. Каюта, пустая в этот час, была пропитана запахом дешевых духов, грязного белья и рвоты. Должно быть, примерно так выглядит и пахнет типичный притон, о которых она читала в книжках про Шерлока Холмса и сыщика Путилина.

– О Святая Дева! Помоги грешной дочери своей!

Стоны, протяжные и страдальческие, раздавались из-за занавески в углу каюты. Мария подошла к занавеске и решительным движением откинула ее.

Жаклин Дорсет посмотрела на девушку. «Мадам» трудно было узнать – её лицо осунулось, посерело, спутанные волосы разметались по подушке, на коже проступила сетка глубоких морщин. Цветущая молодящаяся дама обратилась в старуху. Правда, судя по всему, Жаклин Дорсет это было безразлично…

Полные невыразимой муки глаза, не отрываясь, уставились на пришедшую.

– Матерь Божья! Кто ты?

Даже голос ее изменился. Раньше он был глубоким и полным оттенков, а теперь стал бесцветным и осипшим от стонов.

– Я Мария Воронова, – растерянно сообщила девушка.

Взгляд Жаклин Дорсет вдруг стал осмысленным, как будто это имя ей что-нибудь говорило, но через мгновение опять потускнел.

– Как, Форонофф? Ты русская? А… – тяжело вздохнула мадам. – Русская… Понятно! Да, помню я твоих соотечественников в Париже… Все через одного сумасшедшие! Ты такая же. Ведь только сумасшедшая могла припереться к больной шлюхе! Святая Дева! Как больно! Все бросили меня… А впрочем, я их не виню. Они боятся заразиться. У нас, у шлюх, каждый за себя… Я сама начала с того, что сперла деньги у своей «мадам», когда тот барон проломил ей башку и она лежала при смерти…

Больная заворочалась на постели, сжимая руками низ живота.

– Что же это такое? Что со мной? Накатывает и снова отпускает. Черт бы побрал мои гнилые кишки! Они мстят своей хозяйке. Ничего, скоро отдохнете в могиле!

– Могу я чем-нибудь помочь вам? Хотите, я попробую найти врача? – Мария старалась сохранять спокойствие.

– Лучше уж кюре или хотя бы пастора! Или ты не видишь, что я подыхаю?!

Внезапно лицо Жаклин Дорсет исказилось от страха, она смотрела на девушку обезумевшими глазами, но не прямо в лицо, а куда-то дальше, за нее, как будто видела кого-то за ее спиной.

– Прогони его… – тихо попросила «мадам».

Воронова резко обернулась, но сзади никого не было.

– Прогони его… – повторила Жаклин. – Пожалуйста! А… ну ты ж не видишь. А ту белую тварь, похожую на драную кошку с клыками в палец? Не видишь, – констатировала она. – Ну да, они же не к тебе пришли. А говорят еще, нечисть боится воды…

Маша почувствовала, как от страха у нее зашевелились волосы на голове.

– Нет, нет, оставьте меня, – забормотала Жаклин. – Я не хочу… Мсье, мы так не договаривались, вы же искалечите меня… Двести франков, и я сделаю, что вы скажете…

Голос Жаклин Дорсет снова стал обычным.

– О боже мой! Скорее бы уж издохнуть! Мари, сделай что-нибудь! Помоги! Merde! Хоть яду дай!

– Я схожу за врачом. Не может быть, чтобы на всем корабле не нашлось ни одного…

– Нет, не надо… доктор не поможет. Старая шлюха Жаклин отбегалась по земле, осталось лишь надеяться, что мои муки слегка зачтутся мне в аду!

Неожиданно она схватила девушку за руку и с силой притянула к себе.

– Нет… не уходи. Останься. Просто побудь со мной, Мари… напоследок…

И добавила:

– Пока ты тут, они не заберут меня!

Она закрыла глаза, вытягиваясь, словно забываясь во сне, и тут какая-то неведомая сила подбросила мадам Жаклин, заставила сесть на койке. Она вперила безумный немигающий взор в оторопевшую Машу, растрепанные волосы придавали ей сходство с ведьмой из детской сказки. Из ее груди вырвался грубый, низкий клекот, почти бас, ничуть не похожий на высокий голос Жаклин:

– Ты! Ты идешь смерти в пасть! Я вижу пламя, лёд, голод, мрак! Берегись! За тобой будут охотиться волки и люди! Ты увидишь исчадий тьмы и столкнешься с тем, что ушло!

– Что?

Воронова отскочила как можно дальше от этой страшной женщины. Кровь бросилась ей в голову, все внутри сжалось в комок. Она не могла отвести взор от этого ужасного зрелища.

– Огонь! Пламя и лед! – бесновалась рехнувшаяся старуха. – Смерть, муки! Берегись, дочь Ворона! Тьма и её сын придут из прошлого, чтобы убить!

Жаклин Дорсет вдруг обмякла, опустилась на несвежую простыню и какое-то время лежала, не шевелясь. Потом с трудом разжала губы и прошептала:

– Я что-то говорила?

Мария испуганно всхлипнула.

– Значит, говорила, – выдохнула мадам Жаклин. – Ты, девонька, запомни, может, и пригодится. Я иногда умею видеть будущее. Вернее, умела… раньше… В нашей семье у женщин это бывает… Мою прапрапрабабку спалили на костре, а род наш восходит к древним колдунам… Говорят, сама Жанна Святая была из нас… Я иногда могла, до того как стала…