Великая легенда - Стаут Рекс - Страница 60

Глава 20

Смерть разит дважды

Я буду стараться сохранять беспристрастность, описывая дальнейшие события, но заранее прощу прощения, если мне это не удастся. Оправданием может служить то, что, когда некоторые сцены слишком глубоко запечатлеваются в нашей памяти, трудно не позволить предубеждениям одержать над нами верх.

Хотя я и не видел своими глазами случившегося на поле битвы, это не уменьшает силу моего впечатления, ибо происходящее на Скейских башнях выглядело не менее ужасно. Андромаха лежала в глубоком обмороке, маленький Астианакс горько плакал, стоя над ней, а служанки тщетно пытались привести ее в чувство.

Царь Приам клочьями вырывал из головы седые волосы, по его морщинистым щекам текли слезы. Царица Гекуба разорвала одежды и била себя кулаками по обнаженной груди, посылая небесам страшные проклятия. Вся Троя была повергнута в горе и отчаяние.

Гектор был мертв. Его сразила рука Ахилла, но это была чистая случайность. Я говорил, что буду беспристрастным, но разве не ясно каждому, кто слышал подлинную историю знаменитого поединка, что троянец, доказав свое превосходство над греком, был сражен враждебными силами рока?

Прежде всего, Ахилл, не желая вступать в честный бой, стоял как истукан, ожидая, пока Гектор начнет поединок. Опять же слепой случай помог ему повернуться так, чтобы копье Гектора угодило ему в шит, ибо любой троянец знает, что намеренно отразить такой сокрушительный удар не может никто.

Но к чему умножать аргументы? Суть сводится к следующему.

Два дня тому назад Гектор сразил Патрокла, друга Ахилла, и надел его доспехи. Фактически они принадлежали Ахиллу — как я уже говорил, Патрокл облачился в них, дабы внушить страх троянцам. Таким образом, Ахилл отлично знал слабое место в латном воротнике Гектора и нанес туда удар с такой силой, что наконечник копья пробил шею насквозь, выйдя на затылке.

Но это всего лишь превратности войны. Ахиллу просто повезло.

Однако, не удовлетворенный этим сомнительным триумфом, Ахилл стал поносить умирающего Гектора — один грек передал нам его слова:

— Твой труп, Гектор, отдадут на поругание грекам.

Псы и стервятники будут рвать его на части.

— Заклинаю тебя, Ахилл, не поступай со мной так жестоко, — из последних сил взмолился Гектор. — Верни мое тело в Трою, чтобы родители могли предать его священному огню.

В ответ Ахилл разразился гнусной бранью:

— Не старайся разжалобить меня, пес. Если бы я послушался голоса своего гнева, то разрезал бы тебя на куски и съел. Но по крайней мере, я предоставлю это собакам и птицам.

Убедившись, что поверженный враг не дышит, жестокий грек проделал мечом дыры в ступнях Гектора, просунул сквозь них ремень, а концы привязал к колеснице. Потом он прыгнул в квадригу и погнал лошадей к греческому лагерю, волоча за собой тело, и трижды объехал вокруг гробницы Патрокла.

Я уже говорил о сцене горя и отчаяния, которую мы с Гекамедой застали на Скейских башнях. В будущем, возможно, ее достойно опишет какой-нибудь поэт, ибо иное перо не в состоянии это сделать. Женщины рыдали «рвали на себе волосы; некоторые из них пытались утешить Гекубу и Андромаху. Укалегон, Антенор, Панфой и еще несколько человек окружили царя Приама, другие мужчины ходили взад-вперед, клянясь отомстить.

Один из них так стиснул обнаженный клинок своего меча, что кровь брызнула из пальцев. Я схватил его за руку и, когда он обернулся, к своему удивлению, узнал Париса.

— Не отворачивайся от меня, Идей! — воскликнул он, видя, как я отпрянул. — Неужели ты не можешь простить мне мелочную обиду перед лицом нашего великого горя? Я и так осыпаю себя упреками — мне следовало находиться там, где сейчас мой брат Гектор.

— Смени упреки на клятвы мщения, — посоветовал я. — Что до остального, я тебя прощаю. — И мы обнялись.

— Ах! — вздохнула Гекамеда, и я увидел в ее глазах слезы сочувствия. — Я ненавидела троянцев за то, что из-за них греки напали на Тенедос, но теперь прощаю их, видя, как они страдают.

Вскоре люди начали расходиться — на башнях больше было нечего делать. Получив от Париса заверения, что он позаботится о царе и царице, и видя, что Андромаху опекают ее прислужницы, я повел Гекамеду к проходу Семи колонн.

Улицы все еще были переполнены, но радостное воодушевление сменили горе и страх. Теперь, когда Гектора больше не было, а Ахилл все еще жаждал мести, на что еще могла рассчитывать Троя, кроме поражения?

Правда, оставался Эней, но у греков, помимо Ахилла, были Аякс и Одиссей. Жители Трои уже не считали осаду развлечением.

Прибыв в наши покои — я больше не могу говорить «мои покои», — мы не застали там ни Ферейна, ни Гортины. Вечер еще не наступил, но у меня не было никаких дел, так как сегодня ни о каком заседании совета не могло быть и речи. Возможно, некоторые вожди соберутся обсудить способы возвращения тела Гектора, но присутствия вестника для этого не требовалось.

Поэтому мы с Гекамедой устроились на диване в ее комнате с бутылкой лемносского вина, подаренного мне Киссеем. Стоит ли упрекать нас, что вскоре мы забыли обо всем, кроме нашего счастья?

Впрочем, это не вполне соответствовало действительности, ибо мы были хотя и счастливы, но не веселы. Наша беседа была печальной и серьезной. Я рассказал Гекамеде о доме моего отца, о моей старой дружбе с Киссеем, которая закончилась только с его смертью, и о моем брате Фегее. В ответ она поведала мне о Тенедосе — о великолепном дворце, разрушенном греками, который был ее домом, об узких кривых улицах, о виллах, знаменитых во всей Троаде.

Гекамеда рассказала и о своем посещении Трои в детстве — о том, как ее восхитили высокие стены и величественные здания.

— Тогда ты, должно быть, играл в гимнастическом зале или ехал по улицам в колеснице, — закончила она. — Возможно, ты даже видел меня! Хотя надеюсь, что нет, — мое провинциальное платье едва ли порадовало бы глаз богатого и утонченного молодого троянца.

— В любом платье ты для меня самая красивая из женщин.

Хорошо, что речи влюбленного не нуждаются в оригинальности, чтобы понравиться предмету его страсти.