Великая легенда - Стаут Рекс - Страница 72

Кивнув, я отошел в сторону, и он направился в коридор.

В этот момент что-то привлекло мое внимание — не знаю, осанка или походка; во всяком случае, не черты лица, которые скрывала темнота.

Внутренний голос шепнул мне: «Это Поликсена, переодетая солдатом!»

Бесшумно подойдя к Парису, я схватил его за руку, не осмеливаясь говорить даже шепотом, но, к счастью, он меня понял. Вдвоем мы вошли в коридор и осторожно двинулись вперед.

Вскоре мы снова очутились на равнине, но она оказалась пуста! Конечно, разглядеть что-либо вдалеке было невозможно, но ночной пешеход никак не мог успеть скрыться из нашего поля зрения.

На какой-то момент я пришел в замешательство, затем быстро повернулся и опять шагнул в коридор.

Парис следовал за мной. У входа в узкий коридор, ведущий к склепам, я остановился и шепнул Парису, прижав губы к его уху:

— Ни звука!

И мы свернули в проход.

Задача была не из легких, так как малейший звук мог поднять тревогу. Мы надели сандалии из мягкого шелка, но даже шорох наших плащей и стук сердца казались мне зовами труб. Очевидно, всему виной мои нервы, ибо я был напряжен, как натянутая тетива.

Мы медленно продвигались вперед, через каждые несколько шагов останавливаясь и прислушиваясь. Ниоткуда не доносилось ни звука. Таким образом мы прошли два склепа, но, когда приблизились к входу в третий, я услышал тихие голоса и стиснул плечо Париса.

Он толкнул меня локтем, давая понять, что тоже это услышал. Казалось, прошла вечность, прежде чем мы достигли дальней стены и шагнули в проход, ведущий к четвертому склепу.

Голоса становились громче, и вскоре мы могли разобрать слова:

— Разве ты не горюешь о Брисеиде?

— Я горюю лишь о том, что не могу быть с тобой всегда.

Это были голоса Поликсены и Ахилла.

Дрожь возбуждения охватила меня с головы до пят.

Я почувствовал, как Парис напрягся, словно пантера перед прыжком. Конечно, я должен был учесть, что он может узнать Поликсену по голосу, но сожалеть об этом не было времени.

Внезапно я ощутил губы Париса у своего уха, но, прежде чем он успел прошептать хоть слово, я зажал ему рот ладонью. Если бы Ахилл что-то услышал, это могло иметь роковые последствия.

Крепко сжав руку моего спутника, я двинулся дальше по проходу. Мы опустились на четвереньки и поползли, как улитки. Земля под нами была влажной и скользкой, а в воздухе пахло грязью и слизью. Спрятанный под плащом фонарь соскользнул с пояса, но я успел его подхватить. Парис вынул из-под плаща лук со стрелами и держал их в руке.

Голоса продолжали звучать с промежутками и, когда мы достигли конца прохода, стали совсем отчетливыми. Когда я вошел в склеп, мне показалось, что, протянув руку, я могу дотронуться до говоривших. Я прижался к стене, потянув за собой Париса.

— Только однажды, держа тебя в своих объятиях, я видел твое лицо, — говорил Ахилл. — Если бы я мог рассеять эту проклятую тьму!

— Разве тебе недостаточно быть со мной? — отозвался голос Поликсены.

— Нет! Я хочу восхищаться твоей красотой!

Мы услышали шуршание одежды и звук поцелуя, прежде чем грек заговорил снова:

— Я хочу быть с тобой всегда. Ради тебя я разрушу стены Трои и увезу тебя на колеснице в мой шатер.

— Я буду ждать тебя, — прошептала Поликсена.

Почувствовав, что Парис зашевелился, я надавил рукой ему на плечо. Но, зная его нетерпеливость, понимал, что должен действовать без промедления, иначе он сам бросится на врага. Сунув руку под плащ, я нащупал светильник.

— Почему ты не пойдешь со мной сейчас? — снова послышался голос Ахилла. — Ты не хочешь сделать меня счастливым?

— Я не могу! Не проси меня. — В голосе Поликсены звучали слезы. — Это разбило бы сердце моего отца, а вся Троя, все мои братья, сестры и друзья возненавидели бы и прокляли меня. Но когда ты войдешь в город, я стану твоей! Только приходи скорее!

Потеряв самообладание при этих изменнических словах, Парис вскочил на ноги, прежде чем я успел его удержать, и взревел, как лев:

— Поликсена!

В следующую секунду я тоже выпрямился, вытаскивая светильник из-под плаща.

Хотя его луч был тусклым, пещера показалась залитой ярким светом, в сравнении с недавней кромешной тьмой. Я сразу увидел Поликсену и Ахилла, застывших от изумления менее чем в десяти шагах от нас. Парис стоял передо мной, широко расставив ноги и подняв лук.

Послышался резкий звук натянутой тетивы, и стрела просвистела в воздухе. Но Парис от волнения утратил меткость, и стрела прошла мимо цели, ударившись в стену. В следующий момент Ахилл устремился к нам, выхватив меч.

Парис отскочил в сторону, скользя на гладком полу склепа. Быстро повернувшись, грек бросился на меня.

Скорее благодаря удаче, нежели опыту, я смог увернуться от удара, и меч просвистел у меня над головой, но сила атаки Ахилла повергла меня наземь. Светильник выпал у меня из руки, но не погас.

Поднявшись на колени, я увидел, что Ахилл снова рванулся к Парису. Сын Приама уже вставил вторую стрелу, но грек опередил бы его, не дав ему выстрелить.

Вскочив на ноги, я подбежал к Ахиллу, схватил его за край хламиды и потянул назад. Он повернулся с яростным криком и вновь бросился ко мне с поднятым мечом.

Парис успел в последний момент. Я уже думал, что мне конец, когда услышал свист второй стрелы. Наконечник вонзился Ахиллу в пятку, он остановился, и я отскочил назад.

Выдернув стрелу, Ахилл вновь устремился к нам, но мы уже находились в дальнем конце склепа. На полпути он внезапно застыл, взмахнул руками и рухнул наземь, изрыгая проклятия.

Я подбежал к нему, вырвал у него меч и встал над ним, глядя, как он извивается в предсмертной агонии.

Поистине, яд Полидора действовал быстро.

— Вонзи меч в его черное сердце! — крикнул Парис, подбежав ко мне. — Хотя нет — пусть он страдает! Твои слова сбудутся, греческий пес! Скоро ты окажешься в городе! Гектор, быть может, твоя тень поблагодарит меня!

Вскоре все было кончено. Ахилл не мог ничего ответить — его тело судорожно подергивалось, а с губ слетали слабые стоны. Я молча стоял над ним, покуда сын Приама изощрялся в оскорблениях и насмешках.

Внезапно стоны смолкли, Ахилл приподнялся на локтях, но снова упал и больше не двигался.