Порт-Артур. Том 1 - Степанов Александр Николаевич - Страница 35

– Язычок же у тебя, Георгий Владимирович, – усмехнулся Эссен, – ну, а Эссен о чем думает?

– Что ему наконец позволят воевать с японцами понастоящему, а не стрелять на предельной дистанции, стоя на якоре под защитой батарей.

– Угадал! Я очень надеюсь, что с приездом Макарова пребывание эскадры в порту кончится. Насиделись мы достаточно.

После обеда выпили по бокалу шампанского за дружную совместную работу армии и флота и стали расходиться. Моряки двинулись к себе на корабли, Гобято отправился домой, а Енджеевский с Звонаревым решили сходить за покупками

В магазине «Кунст и Альберт» они встретились с пожилой, лет сорока, дамой, которую сопровождали две молоденькие девушки. Одну, повыше ростом, румяную шатенку, с задорно блестящими карими глазками, звали Лелей, а другую – маленькую, худенькую блондинку, с чудесными голубыми мечтательными глазами – Олей. Все трое дружески приветствовали Енджеевского.

– Что вас так давно не видно, Стах. Где вы пропадаете? Опять сидели на губе? – засыпали его вопросами девушки.

– Учу своих солдат воевать.

– А раньше что же вы делали?

– Учил их маршировать.

– Стах, вы неисправимы, – улыбнулась дама. – За ваш язык вас начальство и не любит.

Енджеевский представил Звонарева.

– Вы артиллерист? Четвертой бригады? – поинтересовалась Оля.

– Нет, с Электрического Утеса.

– Вот вы откуда. – Все три женщины с любопытством посмотрели на прапорщика.

– Говорят, там у вас не очень спокойно?

– Да, бывает иногда даже весьма жарко.

Покончив с покупками, Звонарев и Стах пошли проводить своих знакомых. Стах и Леля ушли вперед.

– Пусть полюбезничают, – улыбнулась Мария Петровна. Оля только вздохнула в ответ.

– Что, и тебе Стах сердце присушил? Беда мне с моими девицами: всегда обе сразу в одного кавалера влюбляются и только мешают друг другу.

– Совсем я не влюблена в Стаха. Хотя вообще он очень хороший, совсем не похож на офицера.

– Вы недолюбливаете, кажется, наше доблестное офицерство? – спросил Звонарев.

– Многих из них любить-то не за что. Грубы, нахальны, некультурны, бьют солдат и пьянствуют беспробудно. Стыд и срам, – горячо обрушилась Оля.

– Само собой разумеется, господин Звонарев, о присутствующих не говорят, – поспешила смягчить резкость Оли Мария Петровна. – Мы вас не знаем и надеемся, что вы составляете счастливое исключение, как и наш Стах. Вы давно с ним знакомы?

– Только сегодня познакомился.

– Вот мы и дома, – остановились женщины около калитки большого сада, в глубине которого виднелось одноэтажное здание.

– Что это за здание? – спросил Звонарев.

– Городская начальная школа имени Пушкина. Я заведую школой, а Оля и Леля работают учительницами, – пояснила Мария Петровна.

– У вас учится детвора?

– Днем детвора, а вечером школа для взрослых. Большей частью это мелкие служащие, не имеющие среднего образования, хотя есть и рабочие и даже несколько матросов из портового управления. Вот и наши голубки возвращаются, – улыбнулась она, заметив подходящих Лелю и Стаха.

Звонарев и Енджеевский стали прощаться.

– Как их фамилии? – спросил Енджеевского Звонарев, когда они отошли от сада.

– Заведующая – Желтова, Леля – Елена Федоровна Лобина, а Оля – Ольга Семеновна Селенина. Леля – моя невеста. Давно бы мы с ней поженились, да в полку не разрешают: учительница, видите ли, не пара офицеру! Я мечтаю об учительской семинарии. Кончить бы ее, пошли бы в деревню с Лелей вместе учительствовать. А пока я начальник охотничьей команды Четырнадцатого стрелкового полка, – усмехнулся Стах. – Ну, мне направо, будьте здоровы, Сергей Владимирович, и постесняйтесь, заходите в школу; дом там, правда, не аристократический, но зато бывает просто и весело. Захватите с собой какую-нибудь снедь, чтобы не вводить хозяек в большой расход.

Расставшись с Енджеевским, Звонарев пошел домой. На углу одной из улиц он столкнулся лицом к лицу с какой-то дамой, которая от неожиданности и испуга выронила из рук свои покупки. Извинившись, прапорщик поспешил их поднять и предложил даме донести их до дому.

– Пожалуйста, кстати мне уже совсем недалеко. Вы меня очень обяжете, а то я задержалась в магазинах и боюсь идти одна по улице. Вы сами какой части? – спросила дама.

Звонарев сказал.

– У Василия Федоровича Белого, значит, в подчинении? На какой батарее? На Электрическом? Мне муж говорил, что это самая боевая батарея. Он там тоже один раз был, еще двадцать седьмого января. Рассказывал, как японцы засыпали Утес снарядами. Анатоль даже хотел представить командира к награде, да солдаты там показались ему плохо дисциплинированными. Но вы не унывайте, еще будут награды впереди, – разливалась дама.

Звонарев недоумевал, с кем он разговаривает. Насколько можно было рассмотреть в сумерках, дама была уже не молода, но, миловидна, хорошо одета и, видимо, принадлежала к артурскому высшему обществу. Спросить, кто она, прапорщик не решался и молча слушал ее болтовню.

– Вы меня очень тронули вашей любезностью, молодой человек, милости прошу к нам заглянуть, попросту, без визитов, – теперь по военному времени не до того. Стессель, Вера Алексеевна. Дорогу к нам вам укажет любой солдат. – На прощанье Вера Алексеевна пожала ему руку.

«Так вот, значит, какая эта самая Стессель, о которой столько говорят, – подумал Звонарев. – Везет мне сегодня на новые знакомства в самых разнообразных кругах: из моряков – Эссен, из стрелков – Стах, учительницы и, наконец, «Стессель», – подвел он итоги дня.

Когда вечером он рассказал Гобято о своем знакомстве с Верой Алексеевной, тот громко расхохотался.

– Теперь вам, дорогой Сергей Владимирович, карьера в Артуре обеспечена. Попасть в фавор к жене Стесселя – это значит заручиться лучшей у нас протекцией. Она баба неглупая, гораздо умнее своего мужа, вертит им как хочет и держит в ежовых рукавицах.

– Я к военной карьере не стремлюсь.

– Все же это знакомство может когда-нибудь и пригодиться вам. Память у нее прекрасная, особенно на молодых людей.

На следующий день, когда Звонарев вместе с Гобято пришел в мастерскую, солдаты заканчивали расклепку станин. Работа шла дружно и споро, Братовский подходил то к одному, то к другому из мастеровых и показывал, как удобнее и скорее срубить заклепки.

Жмурин уже не решался давать какие-либо указания.

– Пожалуй, они сегодня закончат расклепку, – проговорил Гобято. – Откуда у них прыть такая взялась?

Братовский улыбнулся.

– Знаем, зачем и что делаем, ваше высокоблагородие, вот и работа интереснее. Вчера их благородие нам рассказали и объяснили, что к чему.

– Сегодня суббота, зашабашим в два часа дня. Поспеете работу кончить? – спросил Гобято.

– К обеду кончим, а после обеда перенесем станины в кузнечную, там и приладим к ним дополнительные листы, – ответил Братовский.

– Спасибо, братцы, за усердную службу, – поблагодарил Гобято. – В воскресенье все получите увольнительные в город.

– Мы, ваше высокоблагородие, хотели и завтра поработать, чтобы скорее закончить дело.

– Не возражаю, после дам вам по два отпускных дня, – пообещал капитан. – Эту работу необходимо окончить возможно скорее.

– Вы, оказывается, говорить с солдатами мастер. Этим талантом у нас, к сожалению, мало кто обладает: больше зуботычинами действуют, – сказал Звонареву Гобято, когда они отошли от солдат.

– Школа Борейко. В этом же секрет и его успехов в стрельбе: сумел заинтересовать солдат.

В канцелярии их поджидал начальник крепостной жандармской команды, ротмистр князь Микеладзе.

– Чем могу служить? – сухо спросил его Гобято.

– Разговорчик к вам есть один, секретного порядка, многоуважаемый Николай Андреевич, – залебезил жандарм.

Гобято выслал писарей из комнаты. Микеладзе многозначительно посмотрел на Звонарева.

– Это мой помощник и заместитель, можете его не стесняться, – пояснил Гобято.