Семья Звонаревых - Степанов Александр Николаевич - Страница 83

Сколько офицеры не гнали солдатов в окопы, они продолжали оставаться наверху, благо немецкие батареи хранили упорное молчание. Тут же находился и Хоменко. Он с добродушной усмешкой расхаживал вдоль окопов и беседовал с солдатами.

— Ось, бачите, хлопцы, як немцев молотят наши гарматы. Он, бисова душа, наверно, полные штаны наклал со страху. Когда артиллерия разобьёт окопы, мы пойдём в атаку.

Узнав о ранении Борейко, полковник всполошился:

— Что же мы без головы будем делать? Такой храбрый и толковый офицер! Как жаль, что он вышел из строя! Борейко не из украинцев?

— Нет. Русский. Ранен не очень серьёзно, обещал вскоре опять принять бразды правления в свои руки, — сказал Кремнёв и пошёл дальше.

На передовом наблюдательном пункте артиллеристы расположились со всеми удобствами. Прочно прикрепили стереотрубу, проверили связь с батареей и точно в семь утра дали первый выстрел. Быстро пристреляв все шесть орудий батареи, капитан начал разрушать проволоку. Рядом с огромными фонтанами тяжёлых снарядов разрывы лёгких батарей казались совсем незначительными. Кремнёв даже усомнился: сможет ли он при таком слабом фугасном действии своих снарядов выполнить поставленную перед ним задачу?

— Не сомневайтесь, Александр Васильевич, пробьём проходы как следует, — утешал Павленко своего командира.

Вскоре к ним подошёл Хоменко.

Бояровскому повезло: тяжёлый снаряд упал как раз в проволочном заграждении и одним ударом устроил такой широкий проход, хоть на тройке проезжай, — сообщил он. — Сейчас он заканчивает уже второй, тогда примется за один из Ваших.

— Мы сами, папаша, справимся с ним! — вспыхнул Кремнёв. — Я разделю орудия батареи на две части — три пушки будут заканчивать первый проход. Этим ты и займёшься, Боб, а остальными я примусь за второй.

— Слушаюсь! — вытянулся прапорщик.

Батарея усилила огонь.

Около полудня к Кремнёву подошёл Бояровский.

— Не помочь ли тебе, Александр Васильевич? — предложил он. — Свои проходы я уже закончил.

Кремнёв из самолюбия отклонил предложения. Кроме того, ему хотелось и самому приобрести опыт стрельбы по проволочным заграждениям.

— Сходи-ка ты лучше, Владимир Зенонович, к Борейко, доложи ему обо всём и сообщи мне по телефону, если будут какие-либо новые приказания.

Бояровский ушёл, а Кремнёв с новым ожесточением начал долбить проволоку. Снаряды рвались между кольями, но при этом проволока оставалась целой. С батареи сообщили, что от сильной стрельбы орудия очень накалились и на них начала гореть краска. Пришлось на время прекратить огонь. Это ещё больше расстроило Кремнёва. Запищал телефон.

— Вас просит капитан Борейко, — доложил телефонист.

Кремнёв взял трубку.

— Сейчас Вам поможет мортирная батарея. Я приказал ей дать несколько выстрелов по Вашей проволоке.

Почти в тоже мгновение перед Кремневым во вражеской проволоке взвилось несколько чёрных фонтанов, в воздух взлетели колья, и когда дым рассеялся, капитан увидел, что проволока была разрушена и уничтожена.

Кремнёв мог приняться за второй проход. Здесь дело у него пошло лучше, и к четырём часам оба прохода были проделаны. Усталый и оглохший от грохота, капитан вернулся на батарею, оставив в пехотных окопах Павленко.

Чтобы скорее остыли орудия, Кремнёв приказал открыть замки пушек, от которых так и веяло жаром и запахом горелой краски. Сологубенко, утомлённый и посеревший от пыли и гари, охрипшим от команды голосом доложил капитану, что батарея выпустила за день 1250 снарядов и что в двух орудиях поломались пружины накатника.

Распорядившись заменить их запасными, Кремнёв пошёл к Борейко.

Капитана он нашёл на вышке, устроенной на верхушке дерева. Тут же находились командиры тяжёлой и мортирной батарей. Борейко не спеша отдавал распоряжения, глядя в окуляры стереотрубы.

— Обе лёгкие батареи участка уже выполнили свои задачи. Мортирной осталось разрушить ещё один узел сопротивления. Как только будет наполнена газом новая оболочка аэростата, я попрошу командиров всех батарей подняться в воздух и детально ознакомиться с тылами противника.

— Но мы не умеем прыгать с парашютом, — возразил командир тяжёлой батареи.

— Я сегодня впервые в жизни проделал такой воздушный эксперимент, и, как видите, вполне удачно, невзирая на свой рост и вес.

Командиры нехотя повиновались.

Несмотря на острую боль, Борейко продолжал оставаться на вышке, наблюдая за действиями артиллерии на своём участке.

— Все намеченные укреплённые точки основательно разрушены. Зато немецкие батареи, по всей вероятности, уцелели, — резюмировал он, внимательно осмотрев в бинокль линию немецких окопов.

— Разведчикам следовало бы провести усиленные поиски. Возможно, что немцы примут их за атакующие части, откроют артиллерийский огонь и обнаружат своё расположение, — предложил Звонарёв.

— Неплохая идея. Сейчас же договорюсь об этом с Хоменко и заставлю в это время подняться на колбасе наших мортирщиков и тяжёлых, пусть полюбуются на германские батареи.

Условившись по телефону с пехотой о высылке разведчиков, Борейко предложил командирам тяжёлой и мортирной батарей следить с аэростата за немецкой артиллерией и открыть огонь по всем намеченным батареям противника.

Но немцы разгадали план капитана и открыли по разведчикам лишь слабый огонь, и то лёгких батарей. Артиллерия противника в первый день артиллерийской подготовки осталась невредимой. С темнотой в палатке Борейко собрались все командиры батарей, приданных Кузнецкому полку. Тут же находились и Хоменко. Необходимо было срочно обсудить боевую обстановку. Командиры поочерёдно доложили о выполнении всех поставленных задач.

— С рассветом мой полк должен двинуться вперёд. Я прошу Вас поддержать меня огнём всех своих орудий, — обратился к артиллеристам полковник.

— Само собой разумеется, что полк только тогда двинется вперёд, когда вся артиллерия противника будет полностью уничтожена. Кроме того, Вас будут сопровождать при наступлении батареи Кремнёва и Бояровского, сказал Борейко. — На них я возлагаю обязанность: подавлять огнём, прямой наводкой, все огневые точки, которые обнаружат себя.

— Будет в точности исполнено, — отозвались в один голос оба командира.

— Теперь хочу я с Вами, господа командиры, побалакать по секретному делу: появились у нас шпигуны и мерзотники, що смущают солдат подпольными листами. Ось побачте! — И Хоменко протянул листовку Донского комитета РСДРП, которую читал Солопов. — Ци шкидники перед боем смущают солдатскую душу всякими мерзостями. Есть у меня сведения, что ци листы с Ваших гарматов, Борейко. Там много мастеровщины с Питера, она и привезла с собой прокламации. Треба вчиныть у усих ротах, батареях и командах обыск и цю мерзостину изъять, а виновных в распространении предать суду, — решительно предложил Хоменко. — Сегодня в вечер и за ночь обыскать все места и Уничтожить всю нелегальщину.

— Бесполезно, господин полковник! Надо обыскивать не роты и батареи, а всю округу, все деревья в лесу, все ямы в поле, все хаты и сараи в деревне. И всё же мы едва ли что-либо найдём, — возразил Борейко. — Пока мы сюда добрались, я раз пять перетряхивал всё имущество батареи и солдат — и ничего не нашёл. Да и без листков солдаты всё время ведут разговоры на ту же тему, что изложена в листках. Политическая обстановка в стране не может не отражаться на настроении солдат.

— Надо вести разъяснительную работу среди солдат, — вставил Кремнёв.

— Трудно разъяснить тебе, что ты сыт, когда у тебя в брюхе пусто, усмехнулся Борейко. — А бороться с рапостранением нелегальщины должна жандармерия. Мы заняты подготовкой к предстоящему наступлению и нам не до политики.

— Всё же я предлагаю всем командирам произвести обыски в своих частях. Надо всё-таки изъять прокламации, — распорядился Хоменко.

На этом совещание кончилось.

Звонарёв пошёл проводить Хоменко до домика лесника, надеясь повидать жену, но её на перевязочном пункте не оказалось. Вместе с Ветровой и Осипенко она уже перебралась в окопы пехотного полка, где и решила обосноваться на время наступления.