Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) - Горький Максим - Страница 45


45
Изменить размер шрифта:

<1910>

Честь

Служа в охранке Уже лет десять, Свои замашки И привычки Давно успел уравновесить Иван Петров. Подле часов Всегда в кармашке Носил он спички, Медаль в петличке, И в Новом банке Имел он свой вклад — Сто пятьдесят. Мужчина в соку, Под тридцать лет, Вставал он чуть свет И до поздней ночи Был начеку. За всеми следил, За всеми ходил Походкой тяжелой, Подняв воротник… Короче — Наблюдал за крамолой, Как честный шпик. Была у него любовница, Мелкая чиновница, Угощала его по воскресеньям Пирогами С грибами. Сравнивала себя с грациями И завязывала банки с вареньем Прокламациями. Любил он ее лет пять, И жизнь его была благодать. Но вдруг все вокруг изменилось. Распустились цветочки акаций, И чиновница весною влюбилась. Нет уже прокламаций На банках с вареньем, Явились с новой любовью Пироги с морковью, А на сладкое бомбы. И, обиженный сим охлажденьем, Лишился совсем апломба Мой Иван Петров. И хмур, и суров, Ходит он, опустив воротник, И судьбу ругает аллигатором, Ведь обидно: он — честный шпик, А она связалась с провокатором. И, с горя о чувстве столь чистом, Стал мой шпик октябристом.

<1911>

Идиллия

Околоточный Ива́нов злым домой Из участка полицейского вернулся. Хлопнул дверью, двинул пса ногой, А на вой собачий и не обернулся. Примаком прошел Иванов в кабинет, И фальшиво не свистел он «Периколу» — Нынче времени на «Периколу» нет, Нынче он идет излавливать крамолу. Приставом своим назначен нынче он В лекционный зал на реферат дежурить, И ему придется прения сторон Олегалить, оскопить и оцензурить. Ну, а как цензурить, если Ивано́в (Иль Ива́нов, это, в общем, безразлично) Не знавал значенья иностранных слов, Кроме слов «шикарно» или «симпатично»? И решил Иванов бедный почитать Хоть немножко перед лекцией по книжкам — После обыска на Курской, сорок пять, У него брошюр имеется с излишком. Вынул книжку, начал разбирать — куда! Ничего не понял и позвал сынишку, И сынишка-гимназист не без труда Начал объяснять ему лихую книжку. Через час взопрел и младший Иванов: «Нет, папаша, будет! Я вам приготовлю Список нецензурных иностранных слов, С этим списком и ступайте вы на ловлю». Так и сделали. Сынишка написал Сорок с лишком измов, уций, аций, Бебель, Каутский, и Бокль, и «Капитал» — Все сюда попали, даже сам Гораций. Только Маркса околоточный изъял,[149] Вычеркнув из списка и испортив строчку: Карла Маркса знал он, ибо получал «Ниву» с приложеньями семь лет в рассрочку.

<1912>

САША ЧЕРНЫЙ[150]

ИЗ КНИГИ СТИХОВ «САТИРЫ»

(1910)

Критику[151]

Когда поэт, описывая даму, Начнет: «Я шла по улице. В бока впился корсет», — Здесь «я» не понимай, конечно, прямо — Что, мол, под дамою скрывается поэт. Я истину тебе по-дружески открою: Поэт — мужчина. Даже с бородою.

<1909>

Из цикла «Всем нищим духом»

Ламентации[152]

Хорошо при свете лампы Книжки милые читать, Пересматривать эстампы И по клавишам бренчать, — Щекоча мозги и чувство Обаяньем красоты, Лить душистый мед искусства В бездну русской пустоты… В книгах жизнь широким пиром Тешит всех своих гостей, Окружая их гарниром Из страданья и страстей: Смех, борьба и перемены, С мясом вырван каждый клок! А у нас… углы да стены И над ними потолок. Но подчас, не веря мифам, Так событий личных ждешь! Заболеть бы, что ли, тифом, Учинить бы, что ль, дебош? В книгах гений Соловьевых[153], Гейне, Гете и Золя, А вокруг от Ивановых Содрогается земля. На полотнах Магдалины, Сонм Мадонн, Венер и Фрин[154], А вокруг — кривые спины Мутноглазых Акулин. Где событья нашей жизни, Кроме насморка и блох? Мы давно живем, как слизни, В нищете случайных крох. Спим и хнычем. В виде спорта, Не волнуясь, не любя, Ищем бога, ищем черта,[155] Потеряв самих себя. И с утра до поздней ночи Все, от крошек до старух, Углубив в страницы очи, Небывалым дразнят дух. В звуках музыки — страданье, Боль любви и шепот грез, А вокруг одно мычанье, Стоны, храп и посвист лоз. Отчего? Молчи и дохни. Рок — хозяин, ты — лишь раб. Плюнь, ослепни и оглохни И ворочайся, как краб! …Хорошо при свете лампы Книжки милые читать, Перелистывать эстампы И по клавишам бренчать.
Перейти на страницу: