Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) - Горький Максим - Страница 48

48

<1909>

Из цикла «Литературный цех»

Вешалка дураков

1 Раз двое третьего рассматривали в лупы И изрекли: «Он глуп». Весь ужас здесь был в том, Что тот, кого они при знали дураком, Был умницей, — они же были глупы. 2 «Кто этот, лгущий так туманно, Неискренно, шаблонно и пространно?» «Известный мистик N, большой чудак». «Ах, мастак? Так… Я полагал — дурак», 3 Ослу образованье дали. Он стал умней? Едва ли. Но раньше, как осел, Он просто чушь порол, А нынче — ах, злодей — Он, с важностью педанта, При каждой глупости своей Ссылается на Канта. 4 Дурак рассматривал картину: Лиловый бык лизал моржа. Дурак пригнулся, сделал мину И начал: «Живопись свежа… Идея слишком символична, Но стилизовано прилично» (Бедняк скрывал сильней всего, Что он не понял ничего). 5 Умный слушал терпеливо Излиянья дурака: «Не затем ли жизнь тосклива, И бесцветна, и дика, Что вокруг, в конце концов, Слишком много дураков?» Но, скрывая желчный смех, Умный думал, свирепея: «Он считает только тех, Кто его еще глупее, — «Слишком много» для него… Ну а мне-то каково?» 6 Дурак и мудрецу порою кровный брат: Дурак вовек не поумнеет, Но если с ним заспорит хоть Сократ, — С двух первых слов Сократ глупеет! 7 Пусть свистнет рак, Пусть рыба запоет, Пусть манна льет с небес, — Но пусть дурак Себя в себе найдет — Вот чудо из чудес!

<Между 1909 и 1910>

Читатель

Я знаком по последней версии С настроением Англии в Персии И не менее точно знаком С настроеньем поэта Кубышкина, С каждой новой статьей Кочерыжкина И с газетно-журнальным песком. Словом, чтенья всегда в изобилии — Недосуг прочитать лишь Вергилия, Говорят: здоровенный талант! Да еще не мешало б Горация — Тоже был, говорят, не без грации… А Шекспир, а Сенека, а Дант? Утешаюсь одним лишь — к приятелям (Чрезвычайно усердным читателям) Как-то в клубе на днях я пристал: «Кто читал Ювенала, Вергилия?» Но, увы (умолчу о фамилиях), Оказалось — никто не читал! Перебрал и иных для забавы я: Кто припомнил обложку, заглавие, Кто цитату, а кто анекдот, Имена переводчиков, критику… Перешли вообще на пиитику — И поехали. Пылкий народ! Разобрали детально Кубышкина, Том шестой и восьмой Кочерыжкина, Альманах «Обгорелый фитиль», Поворот к реализму Поплавкина И значенье статьи Бородавкина «О влиянье желудка на стиль»… Утешенье, конечно, большущее… Но в душе есть сознанье сосущее, Что я сам до кончины моей, Объедаясь трухой в изобилии, Ни строки не прочту из Вергилия В суете моих пестреньких дней!

<1911>

Из цикла «Невольная дань»

Там внутри

У меня серьезный папа — Толстый, важный и седой; У него с кокардой шляпа, А в сенях городовой. Целый день он пишет, пишет — Даже кляксы на груди. Подойдешь, а он не слышит, Или скажет: «Уходи». Ухожу… У папы дело, Как у всех других мужчин. Только как мне надоело: Все один да все один! Но сегодня утром рано Он куда-то заспешил И на коврик из кармана Ключ в передней обронил. Наконец-то… Вот так штука. Я обрадовался страсть. Кабинет открыл без звука И, как мышка, в двери — шасть! На столе четыре папки, Все на месте. Все — точь-в-точь, Ну-с, пороемся у папки — Что он пишет день и ночь? «О совместном обученье, Как вреднейшей из затей», «Краткий список книг для чтенья Для кухаркиных детей», «В Думе выступить с законом: Чтобы школ не заражать, Запретить еврейским женам Девяносто лет рожать», «Об издании журнала «Министерский детский сад», «О любви ребенка к баллам», «О значении наград», «Черновик проекта школы Государственных детей», «Возбуждение крамолой Малолетних на властей», «Дух законности у немцев В младших классах корпусов», «Поощрение младенцев, Доносящих на отцов». Фу, устал. В четвертой папке «Апология плетей». Вот так штука… Значит, папка Любит маленьких детей?