Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) - Горький Максим - Страница 92

92

<1911>

Осеннее золото

Нет больше лета, Не свистят зелены иволги, Грибами пахнет… Пришел к синей реке козленок, Заиграл на тростинке, И запечалились мавки-русалки: «Тонкая сопелочка плачет над водой, Спой осенним мавам ты, козлик золотой. Падают с березы последние одежды, Небо засинелось печалью безнадежной… Лебеди срываются от затонных вод… Скоро наш козленочек за море уйдет». Поет на тростинке козленок: «Я пойду не за́ море — За́ море далеко: Я пойду не за́ горы — За́ горы высоко! А пойду я в красный Лес густой, Набреду на ножик, Острый, злой: Упаду на травы, закричу, Обольюся кровью По мечу». Заплакали русалки-мавки: «Горе нам, горе, осенние красавицы! Хочет наш песельник до смерти кровавитъся! Падайте, листья, стелитесь желто-алые, Мы убаюкаем глазыньки усталые… Спи, спи, усни… Волна бежит По берегу; Трава лежит Примятая… Волна траве: Ты слышала — Она идет, Осенняя, Прекрасная, Вся в золоте И тлении, Печальная, Пурпурная… Спи, спи, усни, В листы склони Головушку, Рога златые В травушку… Она идет, Тебе поет: «Спи, спи, усни, Козленочек».

<1911>

Золото

Загуляли по ниве серпы; Желтым колосом мерно кивая, Зашепталася рожь золотая, — И уселись рядами снопы. Низко свесили кудри горячие, Словно солнцевы дети, в парче… Обливает их солнце стоячее, Разгорается сила в плече. Медвяным молоком наливное Проливается в горсти зерно… Ох ты, солнце мое золотое! Ох ты, высь, голубое вино!

<1911>

Трава

Перепелка припала в траве, Зазвенела стрела в тетиве, И впилась между крылышек медь, А трава начинает шуметь. Ты зачем зашумела, трава? Напугала ль тебя тетива? Перепелочья ль кровь горяча, Что твоя закачалась парча? Или ветром по полю умчалось без края Неизносное горе мое? Но не ты ли, трава, шелестя и кивая, Роковое сокрыла копье? И, как птица в тебе, золотая подруга От татарина злого бегла. Натянулась татарская, метко и туго, И подругу догнала стрела, И приникла змеею, и в девичью спину, Закровавив, до перьев ушла. Так не с этой ли крови колышешь равнину И по ветру волной полегла?

<1909>

Лешак

Все-то мавы танцевали Кругом, около, у пня; Заклинали, отогнали Неуемного меня. Всю-то ночку, одинокий, Просидел я на бугре; Затянулся поволокой Бурый месяц на заре. Встало солнце, и козлиный Загудел в крови поток. Я тропой пополз змеиной На еще горячий ток. Под сосной трава прибита, Вянут желтые венки; Опущу мои копыта В золотые лепестки… Берегись меня, прохожий! Смеху тихому не верь. Неуемный, непригожий, Сын я Солнца — бог и зверь.

<1911>

Из цикла «За синими реками»

Скоморохи

Из болот да лесов мы идем, Озираемся, песни поем; Нехорошие песни — бирючьи, Будто осенью мокрые сучья Раскачала и плачется ель, В гололедицу свищет метель, Воет пес на забытом кургане, Да чернеется яма в бурьяне, Будто сына зарезала мать… Мы на свадьбу идем пировать: Пированье — браги нет, Целованье — бабы нет, И без песни пиво — квас, Принимай, хозяин, нас. Хозяину, хозяюшке — слава! Невесте да молодцу — слава! Всем бородам поклон да слава! А нам, дуракам, у порога сидеть, В бубенцы звенеть да песни петь, Песни петь, на гуслях играть, Под гуслярный звон весело́ плясать… Разговаривай звончее, бубенцы! Ходу, ходу, руки, ноги — лапотцы́… Напоил, хозяин, допьяна вином, Так покажь, где до рассвета отдохнем; Да скажи-ка, где лежит твоя казна, Чтоб ошибкою не взять ее со сна. Да укажь-ка, где точило мы найдем, — Поточить ножи булатные на нем; Нож булатный скажет сказку веселей… Наливай-ка брагу красную полней… Скоморохи, скоморохи, удальцы! Стоном стонут скоморошьи бубенцы!

<1907>

Ведьма-птица

По Волхову струги бегут, Расписаны, червленые… Валы плеснут, щиты блеснут, Звенят мечи каленые. Варяжий князь идет на рать На Новгород из-за моря… И алая, на горе, знать, Над Волховом горит заря. Темны леса, в водах струясь. Пустынны побережия… И держит речь дружине князь: «Сожгу леса медвежие. Мой лук на Новгород согну, И кровью город вспенится…» … А темная по мху, по дну Бежит за стругом ве́дьмица. Над лесом туча — черный змей — Зарею вдоль распорота. Река кружит, и вот над ней Семь башен Нова-Города. И турий рог хватает князь Железной рукавицею… Но дрогнул струг, вода взвилась Под ведьмой, девой птицею. Взлетела ведьмица на щегл, И пестрая и ясная: «Жених мой, здравствуй, князь и сокол… Тебя ль ждала напрасно я? Люби меня!..» — в глаза глядясь, Поет она, как пьяная… И мертвый пал варяжий князь В струи реки багряные.