Особенные. Элька-4 (СИ) - Ильина Ольга Александровна - Страница 38

— Вы должны сосредоточиться.

— Вряд ли, когда на тебя нападают, ты можешь сосредоточиться, — не удержалась и съязвила я.

— Тогда вы всегда будете жертвой. Вы хотите ею быть?

Он умеет это делать как никто — злить. Я помню, что когда-то он спрашивал уже об этом, тогда я тоже злилась, на то, что прав, на то, что лезет не в свое дело, на то, что кажется, знает меня лучше меня самой. А сейчас это была другая злость, ненормальная какая-то. Я злилась, что он так далек от меня, кажется, что на тысячу световых лет, хотя на самом деле нас разделяет какой-то несчастный метр расстояния. Я злилась, что не нужна ему, что не могу сделать эти злосчастные шаги не унизив себя еще больше, я злилась на то, что он меня приручил и бросил одну в темноте, но больше я злилась на себя за эти мысли.

Следующий час он пытался выявить хоть одного из нас, кто устойчив к подобного рода магии, оказалось, что таких нет, а значит, нам предстоит долгая, кропотливая работа над самими собой. И, кажется, этими двумя парами в одном помещении, рядом и бесконечно далеко, мы не ограничимся.

Мы вышли из класса выжатые, причем все, даже парни. Эрик так и простоял столбом все два урока. И конечно, мальчишки не могли не восхититься мастерством нового учителя. И они правы. Бабушка умудрилась собрать в свою команду совершенно потрясающие таланты. Учитель Ирто, тетя Нина, Игнат, Ник, несравненный Алексий Юрьевич и другие. Все они разные, но каждый уникален и силен в своей области. Да уж, с чем — с чем, а с преподами нам, действительно, повезло, еще бы и с учебой везло также. Но пока эти две составляющие успешной учебы не совпадали.

Остальные пары прошли без происшествий. Что не могло меня не радовать. Я даже плюс пять баллов заработала от Елены Андреевны, специалиста по лекарскому искусству.

И вот наступил вечер, слишком быстро, я даже не заметила, как пролетело время. А так хотелось еще на чуть-чуть его растянуть. Но нельзя. Иначе я никогда не решусь сделать то, что должна.

Он был у себя. Я знаю, чувствую это. Я всегда его чувствую. Как и он меня, наверное. Потому и открыл почти мгновенно. Я даже руку к двери поднести не успела. Постоял на пороге, изучая меня, а я тоже молчала и смотрела на него, улавливая все эти изменения в глазах. С каждой секундой, с каждым ударом сердца они темнели все больше и больше…

— Поговорим?

— Я думал, ты не хочешь со мной разговаривать.

— Я просто тянула время. Боялась.

— Чего?

— Не знаю, себя, быть может.

Он посторонился. Пропустил меня в комнату и закрыл дверь. Я не то, чтобы испугалась, но… все наши разговоры наедине почти всегда плохо заканчивались. Боюсь, что сегодняшний превратит нас во врагов, а мне меньше всего бы этого хотелось.

— Прости за вчерашнее. Я был не в себе.

— Я поняла. Вижу, мой хук в челюсть на тебе не отразился.

— Я же темный. Регенерирую быстро.

— Хорошая способность, — хмыкнула я, не зная, как начать разговор, но он его начал за меня.

— О чем ты хотела поговорить?

— О нас.

— Тогда я слушаю.

— Это трудно.

— Не думаю. Если только ты не хочешь разбить мне сердце.

Блин, ну почему я не отвернулась, ведь он увидел, что именно это я и собираюсь сделать.

— Почему? Почему он?

— Дело не в нем. Дело в нас, Егор. Я.

Черт, да что же такое-то? У меня все внутри переворачивается от боли, которую я не в силах не причинять. И от этого слезы, и от этого ком в горле и я никак не могу сказать.

— Просто сделай это, — выдохнул он, глядя мне прямо в глаза.

Я глубоко вздохнула и отвернулась, ведь стене легче говорить, чем человеку, который до сих пор тебе не безразличен.

— Ты был моей первой любовью, ты показал мне удивительный мир, поселил такие чувства в душе, которых я никогда не испытывала, ты заставил меня забыть обо всем и всех, и видеть только тебя. А потом так безжалостно все забрал. А я даже ненавидеть тебя не могла. Знала, кто ты, что сделал, что не любишь, и мечтала, каждый день мечтала, что ты вернешься.

— Эля.

— Нет, не подходи, пожалуйста. Стой там, где стоишь, — отскочила я на полметра и выставила руку, защищаясь.

У меня дрожали руки, голос, нервы были на пределе, потому что сейчас, с ним, я вдруг заново начала переживать все это, выплескивать свою давнюю, давно запрятанную где-то глубоко-глубоко боль.

— Я не представляла, как смогу жить без тебя, я не хотела жить без тебя, и ненавидела себя за эту слабость.

— Пожалуйста, перестань, — простонал он и бросился ко мне, обнял, хотел заглушить все дальнейшие слова поцелуями, но разве может маленькая плотина остановить бушующий поток реки? Не может, вот и я больше не могла поддаваться, возвращаться назад, верить, что если не замечать проблемы, она исчезнет. Поэтому я не ответила на его поцелуй, поэтому просто стояла и только слезы, эти глупые, и так не кстати слезы, катились по щекам.

— Ты ведь никогда меня не простишь? — выдохнул он мне в губы. И эти слова, словно ток, ударили по нервам.

— Я давно простила тебя, но.

Я вздохнула и все же решила продолжить:

— Я знаю себя, знаю, что не смогла бы жить так, бояться, все время бояться, что, однажды проснувшись, снова останусь одна, со всей этой болью.

— Я бы мог поклясться, что никогда больше так не поступлю.

— Мог бы, и я бы поверила тебе, но все дело в том… я люблю тебя, Егор.

От этих простых и сложных слов его глаза загорелись, а я запретила себе эту слабость, все прекратить, промолчать, потому что как бы плохо и тоскливо мне не было, я не могу больше давать ему надежду. Ради себя, и ради него тоже я должна продолжить. И я продолжила:

— Я люблю тебя, Егор, но я не влюблена в тебя больше, прости.

Жестокие, режущие слух и душу слова, но от моего желания, от моего сожаления они не станут обманом. И как же тяжело видеть, как медленно гаснет свет, как умирает любовь, и рождается гнев.

— Ты лжешь, — неожиданно рявкнул он и схватил меня за плечи. — Почему ты лжешь?

— Я не лгу, Егор, пожалуйста, пожалуйста, отпусти, мне больно.

— Больно? Тебе больно? Ты только что разбила мне сердце и жалуешься на боль?

— Перестань. Этот пафос тебе не идет, — начала и я злиться. — Ты сам просил, ты сам хотел поговорить начистоту, так имей мужество принять мою правду.

— Не смей, не смей говорить мне о мужестве. Я притащился ради тебя в это гребаное место, я ломал себя раз за разом…

— Я не просила, — прокричала я ему в лицо. — И мне тоже больно… было тогда, когда ты оставил меня умирать с разбитым сердцем, когда выдернул из меня все внутренности, и я истекала кровью. Да, тогда я истекала кровью в прямом смысле этого слова, но я нашла способ залечить свои раны, я нашла кого-то…

Он резко вскинул голову.

— Так это месть?

— Нет! Как ты можешь так думать? Ну, пожалуйста, пойми меня.

— Что понять? Что ты променяла меня на моего брата?

— Дело не в нем. Я… мои чувства ушли. Осталась грусть, печаль, сожаление, что все так закончилось.

— А с ним началось? Только вот что я тебе скажу: ты веришь, что он хороший, что лучше меня, но он не такой, он совсем не такой. Он тебя погубит.

«Нет, Егор, не он. Ты», — хотела сказать я, но вместо этого прошептала:

— Прости.

А он обжег злостью.

— Ты… пожалеешь. Слышишь? Я не дам тебе быть счастливой.

— Если не с тобой, то ни с кем? — выкрикнула я. — Мы и до этого с тобой дошли?

— Ты не знаешь, до чего может дойти темный. Ты не знаешь, до чего могу дойти я, — прошипел он в ответ.

— И что, теперь только ненависть? Я думала, ты повзрослел.

Я отшатнулась, когда он замахнулся, закрыла лицо руками, чтобы не видеть, не видеть его больше. Но он сам избавил меня от этой необходимости, пролетел мимо, распахнул дверь и все же остановился, чтобы сказать свое последнее слово:

— Я никогда и никого так не любил, и я никого еще так не ненавидел. Ненависть темных обжигает, очень скоро ты сгоришь в этом пламени. Я тебе обещаю, ты пожалеешь.