Особенные. Элька-4 (СИ) - Ильина Ольга Александровна - Страница 42

— Всегда это делаешь. Приходишь, чтобы отчитать или наказать. Зеркало — единственная связь с Евой и Крысом. Я скучаю по ним, но какое тебе дело? Извини, мне нужно переодеться к отработке.

Вот теперь я услышала звук открывающейся двери, но так и не обернулась. Сейчас, больше всего на свете мне хотелось, чтобы он закрыл ее, подошел ко мне и обнял, вдохнул запах моих волос, поцеловал в макушку и прошептал:

— Все будет хорошо.

Но это всего лишь глупая, ничего не значащая для него мечта. А мечты, как известно, почти никогда не исполняются. Не в моем случае.

Глава 18

Примирение

Сегодня на тренировочной площадке вместо Игната нас ждал Диреев, как всегда неотразимый. Это я спросонья на чудище лесное похожа, а он, каким бы уставшим не был, всегда красив, как бог, блин, ну почему не мой?

Венера подошла к нему, с совершенно счастливой улыбкой влюбленной девушки, а я не могла, просто не могла смотреть, видеть его глаза в этот момент. Ревность очень плохое чувство. Оно переворачивает что-то в душе, заставляет становиться хуже, чем ты хочешь быть, ненавидеть счастливую соперницу. Да, ревность очень плохое чувство, но оно поселилось во мне, и я не знала, как его оттуда вытравить, как стать снова простой беззаботной Элей, с улыбкой, а не с завистью смотрящей на чужую любовь. Боже, это когда-нибудь прекратится? Что ж я успокоиться-то никак не могу? Элька, смирись, смирись, кому говорят, вот только жаль инструкции никто еще не выдумал, как это сделать, как заставить сердце не любить, и оставаться равнодушной, а не тонуть в удушающей волне гнева, глядя на то, как твой любимый любезничает с другой и совершенно не обращает на тебя внимания.

Когда Венера отлипла от него, наконец, Диреев разразился пламенной речью на тему того, что следующие несколько недель будет заменять Игната на тренировках, о занятиях я вообще молчу. Вчерашние наши потуги в защите, которые привели только к мигрени, его не удовлетворили. Так что нам еще придется встречаться, не раз, не два, а теперь выясняется, что постоянно, каждое утро. Все это вызывало неприличные и болезненные воспоминания, когда мы вот также бегали по утрам, но только вдвоем.

Блин, он словно намеренно испытывает меня на прочность, а ведь как легко бы стало, если бы я не видела его вовсе. Как там говорят: «С глаз долой — из сердца вон». Теперь даже это невозможно.

Так, заканчиваем думать о бывшем, заканчиваем, я сказала. Надо переключиться и, кажется, я знаю, на что именно.

Я дождалась, когда Диреев даст отмашку бежать и рванула вперед так быстро, как только умела. Мне нужно было догнать одну прыткую девчонку, и сказать ей нечто очень важное. О, получилось, догнала. Теперь осталось к ее ритму приноровиться.

— Кааать. Прости меня, дуру убогую.

Она так резко остановилась, что я чуть в нее не врезалась.

— Ты чего?

— А ты? — не осталась в долгу она.

— Ну, я.

— Что?

— Осознала, что ты права. Я и правда зациклилась на себе. И мне очень жаль. И мне очень грустно, и поговорить не с кем, а еще в Праге на нас напали и позавчера напали, и кажется, мою маму хотят убить, и еще вот.

Я выпалила весь этот монолог практически на одном дыхании, а в довершение подтянула рукав и татушку показала. Катерина впечатлилась, не столько моей речью, сколько татушкой. Схватила руку и поднесла ближе, чтобы разглядеть рисунок во всех подробностях.

— Это то, что я думаю?

— Это то, что ты думаешь, — подтвердила я.

В общем, подзадержались мы знатно, а точнее забили на эту пробежку и пошли по территории восстанавливать наши испорченные отношения. Я рассказала ей все о яде, о моем выборе темной стороны, о том, что у нас с Диреевым произошло, что ее особенно возмутило.

— И после всего он просто ушел?

— Ага, сказал, что ему все равно и бросил меня там.

— Гад.

— Еще какой, — согласилась я.

— Но ты все равно его любишь.

Она не спрашивала, утверждала, а я не стала лгать.

— Очень.

— А как же Егор?

Я пожала плечами, повздыхала и сказала то, что было у меня на сердце.

— Я всегда буду его любить, но… это уже что-то другое. Наверное, я просто научилась без него жить, а без Диреева словно и не существую вовсе. Все мысли только о нем и от его присутствия рядом.

— Легче не становится, — понимающе закончила Катя.

— Ник тебя тоже замучил?

— Я не знала раньше, что он умеет проникать под кожу, заставляя думать о нем постоянно, и днем и ночью, и даже сейчас, когда мы с тобой говорим.

— Любовь — отстой, — вздохнув, заключила я.

— Еще какая, — кивнула Катя, а я продолжила свой рассказ о Праге и о том, как у меня появилась татушка, о нападении на нас с Евой, и почему напали на Данилевичей. Катя долго молчала, переваривала информацию, а потом задала вопрос, который никогда раньше не приходил мне в голову:

— Интересно, а эти каратели случайно вас выследили, или они изначально знали, что ты будешь там?

— Да, но они охотились не на меня.

— Но, насколько я поняла, раньше на Еву не нападали.

— Думаешь, целью все-таки я была?

— Я думаю, что где-то здесь сидит большой и жирный крот, который сливает информацию.

— И в связи с этим, у меня возникает два вопроса: Кто этот крот и каким образом J. связан с европейскими карателями?

— Почему ты думаешь, что это европейские каратели? — нахмурилась Катя.

— Потому что, если здесь замешаны русские, то у нас большие проблемы. А их и так предостаточно.

Мы замолчали, завернули за угол, увидели вдалеке Диреева, и я повернулась к Кэт:

— Что будем делать?

— Думать, — отозвалась подруга, теперь уже самая настоящая. — А заодно крота поищем. Говоришь, тот парень аспирант в восточной башне обитает?

— Да, но отыскать его там, словно иголку в стоге сена разыскивать. Нереально.

— Это если у тебя нет знакомого препода, который может заглянуть в списки всех аспирантов.

— Ты на Ника намекаешь? — не поняла я и вздохнула, наткнувшись на недовольный взгляд Диреева, от которого Катя поспешила меня защитить.

— Я смотрю, вы не торопились.

— Да, я мышцу потянула, а Эля вызвалась мне помочь. Извини… те.

С этими словами Катерина схватила меня за руку и очень резво потопала к корпусу.

— Не хило ты с потянутой мышцей бегаешь, — проговорила я, едва поспевая за подругой.

— Зато избавила тебя от долгих и болезненных объяснений. Или ты хотела остаться с ним наедине?

— Нет, нет, спасибо. Мне и прошлых разов хватило, — поспешно ответила я. Уж лучше я буду любить его на расстоянии. Так безопаснее и психика моя бедная не страдает. — Спасибо тебе, Кать.

— Глупости не говори. На то и нужны подруги.

— Значит, мы помирились? — с надеждой спросила я.

— Я не обижалась. Наоборот, ты была права, я должна была тебя защитить, должна была заметить, что с вином что-то не так. Прости.

— Прощаю.

— По идее, дальше мы должны обняться и поклясться в вечной дружбе.

— Уже клялись, лет десять назад, — припомнила я.

— Ладно, но обнимашки никто не отменял, — хмыкнула подруга и сжала меня в своих сильных объятиях оборотня, я аж крякнула от неожиданности. — Все, с обнимашками закончили. Больше повторять не будем, никогда. Теперь, если у кого-то из нас возникнут претензии к другой, мы не будем ждать конца света и скажем об этом напрямую. Согласна?

— Это сильно на клятву смахивает, — улыбнулась я.

— Пусть будет клятва, — пожала плечами Катя.

— Тогда да, я согласна. И, уж раз мы поклялись ничего друг от друга не скрывать, давай рассказывай, что у вас там с Ником происходит, я просто жажду услышать подробности.

Вот так мы с Катей и помирились. После нашей ссоры у меня на душе такой огромный булыжник лежал, он в буквальном смысле придавливал меня к земле, а теперь его больше нет, и я снова могу спокойно дышать. Конечно, почти спокойно, но давящее чувство одиночества больше меня не мучает, да и голову можно разгрузить от навязчивых мыслей. Ведь вдвоем не то что живется, думается легче. Вот мы и думали.