Легенда об Иных Мирах - Баранова Наталья - Страница 19

Илант тихонечко вздохнул, посмотрел в лицо Сенатора и нечаянно подумал, что возможно изменения произошли внутри него самого, а не в окружающем его мире, просто тогда, будучи ребёнком, он совершенно не разбирался в сплетении событий и интриг. Его окружали заботой и вниманием и, оттого, все бури проходили мимо, не нарушая мира, царившего в его душе. Внезапно и слишком рано повзрослев, он потерял ту часть наивности, которая была резко сметена и отброшена прочь. Наивность, которая останься царить в его душе, привела б его к гибели.

Амалгира встретила сурово и неласково, за несколько дней изменилось все, прежними остались только общие очертания улиц. По улицам ходили не люди — тени, вжимали головы, озирались, на лицах застыли непонимание, неверие, страх. Люди стали осторожны, кого попало не пускали на порог.

Лия большую часть дороги прошла молча, словно думала о чём-то своём, он ей не докучал, у него тоже внезапно стало много тем для размышления. Да и разговаривать вовсе не хотелось. На прощание Лия прижалась к нему, уткнулась носом в плечо, потом, подняв взгляд, заглянула в глаза и ушла своей дорогой, он же пошёл своей, так ни слова и не сказав на прощание, впрочем, как и она ему.

С того момента, как стало известно, кто поднял бунт, между ними появилась трещинка и с каждым часом становилась шире и глубже. Хотя когда-то, когда-то они вместе рвали спелые сочные ягоды, и она собирала их своими губами с его ладоней, а он с её, они вместе носились по лужам и вместе любили слушать тихий голос, рассказывавший им, пронизанные невероятным, невозможным, волшебным ощущением Легенды о Странниках.

Невольно подумалось, каким наивным и глупым он был тогда, за пять лет, словно, прожив жизнь, которая перечеркнула ту, минувшую, начисто. Он заставлял себя не забывать, что он сын координатора и внук Леди, но работа выматывала, изымала силы и, валясь с ног от усталости, он спрашивал себя, а было ли то время, и не есть ли только сладкая ложь эта память о благополучном прошлом. Усталость прошла только тогда, когда господин Да-Деган Раттера вошёл в его жизнь вновь. Как ни странно, на него не подействовали пролетевшие годы, лицо осталось поразительно юным, и повзрослевший мальчишка, к которому он пришёл, остановился обескураженный этой невероятной молодостью. А следом за Да-Деганом пришло желание мести, жажда, огонь, в котором плавилась душа, страсть более сильная, чем всё изведанное ранее.

— Я убью их, — проговорил он, не глядя на странно молодое лицо того, кого считал своим воспитателем. Неожиданная молодость смущала, не глядя, было легче поверить, что это тот самый человек, которому он давно привык доверять, — их всех.

— Кого?

— Ордо, Корхиду... Хэлдара. Неужели они не заслужили?

Да-Деган пожал плечами.

— Не рано ли думать о мести в твои годы, Илант? Ты слишком юн. В твои годы надо любить.

— Вот после мести я и подумаю о любви. А сейчас кроме мести я не могу думать ни о чём, Дагги. Ты поможешь мне?

Да-Деган, вздохнув, посмотрел на небо, в небе парили стервятники.

— Конечно, помогу, — прошелестел тихий голос, — что мне остаётся делать, Илант?

А вскоре и меж ними выросла стена непонимания, в которую можно было биться, но не сокрушить.

— Ну, убей ты Ордо, — как-то раз, заметил, свысока, Да-Деган, — так на его место сразу придёт кто-то другой и лучше не станет.

— Я должен его убить.

— Значит, по-твоему, месть — это убийство?

— А что же ещё?

Да-Деган вздохнул.

— Ты наивен, мой мальчик. Всё еще, слишком, наивен.

Илант тихонько качнул головой, посмотрел на сенатора и вдруг невесело улыбнулся. «Ты наивен, — подумалось вдруг, словно голос учителя прозвучал в мозгу, — Всё еще слишком наивен. Наивно полагать, что Локита может помочь».

Он перевел взгляд за окно. На черном небе распускался рассвет, восходила Галактика. «Наивно полагать, — подумал он, — что Галактика вращается вокруг Софро. Галактика огромна и относительно Софро неподвижна, это ось вращения Софро расположена так, что возникает, ни с чем не сравнимая, иллюзия».

А ещё в садах было тихо, неестественно тихо. Только пели птицы, а человеческие голоса, которые не смолкали ранее, их отголоски, приносимые ветром, отсутствовали, словно вымерли все. Не было смеха, не было песен, звуков аволы, всего, что наполняло сады жизнью. Сенатор перехватил этот взгляд, усмехнулся, словно оскалился.

— Посторонним запрещено подходить к садам и зданию Сената.

Илант удивлённо вскинул брови.

— Приказ Леди Локиты, — пояснил Сенатор и, повысив голос, позвал. — Юфнаресс!

На пороге возник человек, достаточно молодой, что б быть энергичным, достаточно в возрасте, что б не быть легкомысленным. Он имел средний рост и среднее телосложение. Его лицо, — широкоскулое, с острым подбородком и внимательными умными глазами, тёмными как ночь, выражало неподдельный интерес и внимание.

— Доложите Леди, что у нас гость из Закрытого Сектора. Илант Арвис, который сегодня прибыл с Рэны. Может быть, она оторвётся от дел.

Локита влетела быстрым, красивым, отточенным до совершенства шагом. Шелка, цвета самой синей ночи, плескались стремительной волной, подхваченной встречным потоком воздуха. Она была хороша, чудно, дивно хороша, красива необычайной красотой. До Иланта донёсся запах её духов, знакомых, тёплых, томных. Волосы — светлые пепельные локоны — спадали на шею из замысловатой причёски. У неё была кожа белая, прозрачная, как фарфор, чуть розовеющий на просвет, губы — строгие и чувственные, яркие, и яркие, не блестящие, а матовые, прячущиеся за веером ресниц, темные синие глаза, брови изогнутые чёткой дугой, точёные черты, не лишённые своеобразия, при внешнем соответствии канонам. Высокая, стройная, статная, подойдя к креслу, она взволнованно нагнулась, тонкие, точёные пальчики коснулись подбородка юноши.

— Илант, — проворковала женщина, словно не веря своим глазам. Рука, дрогнув, погладила щёку.

Сенатор усмехнулся, заметив, как покраснел юноша, помимо своей воли заглянув в излишне откровенный вырез платья, подчеркивающий идеальную форму груди Леди. Медик Оллами откровенно скалился, наблюдая за этой сценой, потом он перевел взгляд на Сенатора и, нахально, весело подмигнул. Алашавар кашлянул, пытаясь замаскировать смешок, Локита оглянулась, в зрачках синих глаз полыхнула злость.

— Почему мне не доложили сразу? — спросила, глядя прицельно в глаза Сенатора.

Сенатор равнодушно пожал плечами.

— У Леди много забот, — ответил уклончиво.

Она поджала губы, прижала тонкие пальчики к щекам.

— Дали Небесные! Он мой внук!

Она обернулась к Иланту вновь, коснулась волос, висков...

— Мальчик мой, — прошептала, убаюкивая сладким, как мёд, звуком голоса, нежностью интонаций, — пойдём. А этого, — она кивнула на медика, — сдайте службам безопасности, там разберутся.

Илант тихонько покачал головой. Локита улыбнулась, взяла его руки в свои, погладила их.

— Идем, — повторила тихо.

Илант поднялся на ноги, сделал шаг, но внезапно побледнел, рухнул на пол. Локита прижала руки к щекам, вскрикнула испуганно, Алашавар сорвался с места, кивнул Юфнарессу, отодвинув Локиту, бросил:

— Что стоишь? Вызывай медиков.

Отметил, как Локита, упав в кресло, пыталась заплакать. «И почему я ей не верю?» — подумалось зло. Медик Оллами тоже не стоял на месте, подскочил к юноше, но тут Леди зашипела, словно дикая кошка.

— Не смей касаться его, ты, скотина! — проговорили изумительно очерченные губки.

Она вскочила на ноги. Элейдж вздохнул. Назревал скандал, а он ненавидел скандалы. Он подошёл к Леди, удержал её за руку.

— Не стоит, — проговорил негромко, — он всё же медик.

Локита посмотрел на него свысока, словно окатила водой из ушата. Красивое надменное лицо выражало лишь презрение. Она вырвала локоть у него из рук, качнула головой, увенчанной короной пепельных, серо-серебристых волос, прищурила глаза. Сенатор невольно подумал, что предпочёл бы, что б так в упор на него было нацелено жерло пушки, зная Леди, понимал, что такой взгляд предвещает слишком мало хорошего.