Колесо судьбы - Стил Даниэла - Страница 16

Тана уже думала об этом: выбор имел для нее важное значение. Можно было провести остаток жизни, прячась от людей, чувствуя себя калекой, жертвой насилия, которую смяли, раздавили и выбросили на свалку. Но можно было снова выползти на божий свет и вернуться к жизни. Тана выбрала последнее.

— Я буду в полном порядке, мам.

— Ты уверена? — Дочь показалась ей спокойной, собранной, заметно повзрослевшей, как если бы травма головы положила конец ее юности. А может, в этом был повинен испуг. Во всяком случае, Джин еще не приходилось наблюдать столь разительную перемену за такое короткое время. Артур твердил о том, что Билли ведет себя, как послушный сын, хотя Джин знала, что ко времени отъезда он уже принялся за старое. Это был явно другой случай. — Тана, солнышко, если ты почувствуешь себя не совсем хорошо, сразу же возвращайся домой. До начала занятий в колледже тебе надо окрепнуть.

— Я буду в порядке, — повторила дочь, надевая на плечо ремень дорожной сумки.

Как и в предыдущие два года, она села в автобус, идущий на Вермонт. Работать летом в лагере ей нравилось, однако на этот раз все было иначе. Окружающие отметили, что Тана Робертc стала другой — молчаливой, замкнутой, неулыбчивой. Она общалась только с персоналом лагеря и с детьми. Все, кто знал ее раньше, с грустью отметили эту перемену. «Видимо, что-то случилось у нее дома, — гадали они, — а может, сама нездорова… Какая жалость, ее будто подменили». Никто не знал истинную причину. В конце лета Тана села в автобус и вернулась домой. В этот сезон она не завела новых друзей, если не считать ребятишек; но даже и у них она не пользовалась такой популярностью, как раньше. «Тана Робертc стала какая-то не такая», — единодушно решили дети. И они были правы.

Тана пробыла два дня дома, по-прежнему избегая старых друзей. Уложив вещи, она села в поезд с чувством глубокого облегчения. Ей вдруг захотелось оказаться далеко-далеко от дома, от Артура, от Джин, от Билли и даже от школьных подруг. Той беззаботной девушки, которая окончила школу три месяца назад, больше не было. Вместо нее было существо оскорбленное, преследуемое воспоминаниями, с рубцами на душе. Однако, сев в поезд, помчавший ее в сторону Юга, она начала понемногу возвращаться к жизни. Ей было необходимо уехать как можно дальше от этой лжи и обмана, от интриг, от всего, чего они не хотят видеть, чему не хотят верить. После того как Билли Дарнинг взял ее насильно, она не хотела показываться им на глаза: они больше не существовали для нее. Раз они не признают за Билли эту вину… Но кто «они»? Ведь она сказала об этом только Джин. И если уж собственная мать ей не поверила, она не хочет больше думать об этом, не хочет думать ни о ком из них. Она едет далеко на Юг и, возможно, никогда не вернется домой. Хотя вряд ли… Тана помнила последние слова матери: «Ты ведь приедешь на День Благодарения, не правда ли, Тэн?» Ей показалось, что мать боится ее глаз, видя в них нечто такое, что предпочитала бы не видеть: из них рвалась непроходящая, неприкрытая боль, которую мать была не в силах излечить. Тана не хочет приезжать ни на День Благодарения, ни после. Она бежит от их мелочной, мещанской жизни, от лицемерия, от этих варваров — Билли и его друзей, от Артуpa, столько лет эксплуатировавшего Джин, обманывавшего жену… от самообмана матери. Тана больше не может выносить это: она должна бежать, бежать как можно дальше… и никогда не возвращаться… никогда.

Она любила размышлять под стук колес, и ей стало жаль, когда поезд остановился в Йолане. Колледж «Грин-Хиллз» находился в двух милях от станции. За ней прислали старенький, громыхающий фургончик с седовласым стариком негром в качестве водителя. Он приветствовал ее широкой белозубой улыбкой, но Тана отнеслась к нему настороженно.

— Вы, наверное, долго ехали, мисс? — спросил он, помогая ей укладывать в кузов сумки.

— Тринадцать часов, — ответила Тана.

Всю короткую дорогу до колледжа она хранила молчание, готовая выскочить из кабины и закричать, лишь только он попытается остановить машину. Водитель уловил ее настроение и не продолжал попыток завязать дружеский разговор, начав вместо этого насвистывать какую-то мелодию, а потом запел незнакомые Тане песни далекого Юга.

Когда они прибыли на место, она приветливо ему улыбнулась:

— Спасибо за поездку.

— Пожалуйста, мисс, в любое время готов услужить — вы только зайдите в офис и спросите Сэма. Я отвезу вас, куда вы захотите, и все вам покажу. — Он весело засмеялся и добавил с характерным южным акцентом:

— Правда, здесь не так уж много мест, которые стоит смотреть.

С самого момента приезда Тана не переставала любоваться здешней природой: высокие, величавые деревья, яркие клумбы, свежая, зеленая трава, а теплый, настоянный на аромате цветов воздух будто застыл в неподвижности. Хотелось идти и идти, не останавливаясь, по этой траве, дышать этим воздухом. А впервые увидев сам колледж, она замерла на месте со счастливой улыбкой на лице: именно таким он рисовался ее воображению. Прошлой зимой она собиралась приехать сюда, чтобы ознакомиться со всем лично, но не смогла — не хватило времени. Пришлось ограничиться беседой с представителем колледжа, объезжавшим города Севера, и рекламным буклетом. В академическом отношении это было одно из лучших учебных заведений страны, но Тана этим не довольствовалась: ее привлекали окружавшие его легенды и закрепившаяся за ним репутация хорошо поставленного колледжа старого толка. Даже аура старомодности не отталкивала, а скорее притягивала Тану. И теперь, глядя на симпатичные, прекрасно сохранившиеся старинные здания с высокими колоннами и красивыми балкончиками, выходящими на небольшое озеро, девушка испытывала такое чувство, что наконец-то она дома.

Тана отметилась в приемной, заполнила какие-то формы, вписала свое имя в длинный список абитуриенток, выяснила, где будет жить, и недолгое время спустя Сэм погрузил ее вещи на видавшую виды двухколесную тележку. Тане показалось, что она совершает путешествие в прошлое, и впервые за последние месяцы ей стало легко и покойно. Здесь не будет Джин и, значит, не придется постоянно объяснять, что у тебя на душе: здесь она не будет слышать ненавистные имена Дарнингов, не будет видеть отражающиеся на лице матери тайные страдания, вызванные мыслями об Артуре, не будет слышать упоминаний о Билли; ей было невыносимо тяжело даже находиться с ними в одном городе; в первые месяцы после изнасилования она хотела лишь одного бежать, скрыться от людей. Потребовалось немалое мужество, чтобы заставить себя поехать в летний лагерь; каждый проведенный там день мог быть приравнен к выигранной битве. Тана вздрагивала всякий раз, когда кто-то из мужчин или даже подростков подходил к ней слишком близко. Здесь по крайней мере исключается этот страх: колледж женский, и ей не придется ходить на вечера танцев, на совместные экскурсии, на футбольные матчи. Общественная жизнь колледжа привлекала ее, когда она подавала сюда документы, но не теперь. В последние три месяца ее не влечет абсолютно ничто, и все же… все же… здесь даже воздух имеет какой-то особый, нежный запах. Шагая рядом с тележкой, она взглянула Сэму в лицо и улыбнулась. Он широко улыбнулся в ответ.