Процесс тамплиеров - Барбер Малколм - Страница 19

будучи доставлен к королю Франции перед арестами тамплиеров, он не осмелился открыть эту тайну, однако, увидев, что король не намерен отказываться от задуманного, признался ему во всем, что изложено выше [т. е. в грехах и правонарушениях, которые ставились в вину тамплиерам], в присутствии королевского духовника, а также господ П. де Шамбили и Гийома де Мартиньи, а потом повторил свои показания перед епископами Байё и Кутанса 39.

В 1308 г. на Соборе в Пуатье Плезиан также сообщил, что и Жак де Моле собственной персоной предстал перед королевским судом, «желая оправдать себя и свой орден», что, однако же, вызвало лишь выступления новых свидетелей против тамплиеров, ибо он «произносил слова, хотя и обдуманные заранее, но… по всей очевидности, проистекавшие из его еретических убеждений». Видимо, Моле объяснил, что братья из страха перед наказанием не признаются в своих грехах, но он, тем не менее, отпустил им эти грехи перед собранием ордена, «хотя сам, — замечает Плезиан, — был человеком светским и не имел на это права»40.

Совершив столь решительную акцию, король, похоже, надеялся, что сможет поставить папу перед fait accompli. Уязвимость обвинений, построенных на «серьезных подозрениях», должна была быть устранена посредством признаний, вырванных у самих тамплиеров. 22 сентября 1307 г. Гийом де Пари написал инквизиторам Тулузы и Каркасона, прося их о содействии в расследовании преступлений ордена. Это письмо написано с употреблением тех же гипербол и той же изысканной риторики, которыми отмечены'документы французской канцелярии времен Ногаре, стремившейся оправдать даже самые отвратительные действия государства. Преступления тамплиеров клеймятся как «мерзкие», «позорящие Господа нашего», «достойные горьких слез». В результате — «поистине земля содрогается и все на ней приходит в возмущение и рушится, когда Имя святое произносится с небрежением, а истинная вера попирается». Король втайне созвал совет, на котором присутствовали не только инквизитор Франции, но и папа; сперва совет состоялся в Лионе, затем в Пуатье. Таким образом, папа, видимо, все же знал о грядущих арестах, но внятно вслух этого так и не высказал. Расследование уже успело значительно продвинуться, подтвердив пресловутые «серьезные подозрения» в отношении тамплиеров, особенно в том, что касалось позорного обряда посвящения в члены братства, и теперь король приказал передать арестованных церковному суду. Вот почему Гийом де Пари, обращаясь к суду инквизиции «от своего имени, но еще более от имени папы римского», просил всех прочих инквизиторов тщательнейшим образом изучать все детали этого дела, когда обвиняемые предстанут перед их судом. Показания тамплиеров, данные под присягой, надлежало скрупулезно записывать и безотлагательно отсылать королю и инквизитору Франции, «запечатав печатью». Между тем дело следовало предать по возможности наибольшей огласке через францисканцев, доминиканцев и представителей других орденов41. Служа королю Франции, Гийом де Пари не только своим указом запустил в действие машину повальных арестов, но и взял на себя роль организатора аналогичных акций на юге страны. Сам он поехать на юг не мог, «по нездоровью и прочим причинам», однако же явно не По причине недостатка власти.

Приказ Филиппа королевским чиновникам от 14 сентября, согласно которому они должны были подготовиться к арестам тамплиеров, сопровождался подробнейшей инструкцией чисто практического свойства. Во-первых, надлежало провести тайный осмотр всех владений тамплиеров, а также, во избежание лишних подозрений, и владений всех прочих орденов, под тем предлогом, что пора платить церковную десятину. В день арестов королевских чиновников должны были сопровождать самые «достойные люди страны», с которых следовало взять клятву молчания, а затем объяснить им, что именно происходит. После арестов надлежало провести тщательнейшую инвентаризацию имущества и поставить должную охрану, дабы ценности не были расхищены. Арестованных необходимо было хорошо охранять и, по возможности, изолировать друг от друга. Во имя получения правдивых признаний разрешалось применять пытку. Обвиняемым полагалось говорить, что папа и король имеют множественные показания свидетелей о том, как осуществляется прием в орден новых членов, а затем пообещать раскаявшимся отпущение грехов и помилование в случае признания ими своей вины и явного желания вернуться к истинной вере, заметив, что в ином случае они будут приговорены к смерти. Далее следовал список конкретных обвинений, которые следовало предъявлять на допросах42.

Из королевской инструкции ясно, что заключенных надлежало запугивать угрозами и пытать еще до официального суда инквизиции. Нетрудно представить себе страх и панику, которые овладевали жертвами, вырванными из мирных сельских приорств ордена и брошенными в застенок. Отнюдь не все тамплиеры были рыцарями-воинами, закаленными в сражениях с неверными; многие из братьев занимались исключительно хозяйственными делами, которых было вполне достаточно в поместье любого средневекового французского феодала. Опись имущества приорства Божи, составленная Жаном де Веррето, королевским бальи Кана, в полном соответствии с королевскими инструкциями, дает нам вполне типичную картину. Там упоминаются всего трое тамплиеров — сам приор и двое его товарищей, — ни один из которых рыцарем признан не был. Они Заправляли довольно обширным хозяйством, в котором были свиньи, рогатый скот, овцы, лошади и куры, а также выращивали на пахотных землях пшеницу, ячмень, рожь, овес и горох. В поместье имелась самая обычная домашняя утварь, сельскохозяйственный инвентарь и даже своя мельница. А также двадцать семь человек «домашних слуг и работников», не являвшихся членами ордена, в том числе священник и клерк, и обычный штат пахарей, свинопасов и пастухов. Видимо, были и господский дом, кухня, погреб, людская и часовня, поскольку в описи перечисляется все имущество, обнаруженное в этих помещениях, — от алтарного убранства до последней сковородки. Упомянуто даже «синее теплое платье, принадлежавшее супруге хозяина Роже де Плана, которое, будучи заложенным», находилось в сундуке в одной из комнат, — т. е. денег в доме явно не хватало. Однако не было найдено ни оружия, ни денег, ибо, по словам приора, все деньги были отданы в счет налога. Несмотря на то что опись составлена чрезвычайно подробно, нет ни малейшего впечатления, что в данном поместье размещался военный гарнизон или что-либо в этом роде43.

Показания допрошенных в Париже тамплиеров подтверждают это, поскольку показания давали, в общем-то, простые люди — пастухи, управляющие, сельскохозяйственные работники, мельник, плотник, свободный крестьянин, виноторговец и пахарь44. Одному из пастухов, Пари-зе из Бюра, к моменту арестов исполнилось 45 лет, а в орден он вступил в 32 года; зато плотнику Одо из Вирми-са было уже 60, а клятву братству он принес всего 16 лет назад45. То есть, если исходить из средней продолжительности жизни в XIV в., оба они при вступлении в орден считались уже немолодыми людьми, а в 1307 г. были просто пожилыми. Совершенно ясно, что их принимали в орден отнюдь не в качестве братьев-воинов; и вряд ли приходилось им когда-либо видеть хотя бы одного мусульманина. В 115 протоколах признаний, полученных на судебных слушаниях в Париже, указан возраст обвиняемых; оказывается, 69 из них было по 40 лет и более, а одному, Готье де Пейну, и вовсе 80 — невероятно много по средневековым меркам! Другой, священник Альбер де Румеркур, вступил в орден всего за три года до описываемых событий в возрасте шестидесяти семи лет46. Средний возраст 115 допрошенных составлял 41,46 года. Этих по большей части немолодых и мирных людей всячески оскорбляли и запугивали головорезы Ногаре, а при малейшем неповиновении подвергали пыткам на дыбе. Ничего удивительного, что лишь ничтожная часть тамплиеров, как в Париже, так и в провинциях, в октябре — декабре 1307 г. по-прежнему настаивала на своей невиновности.