Заскар. Забытое княжество на окраине Гималаев - Пессель Мишель - Страница 59

Вскоре стало ясно, почему дома так низки: они были наполовину закопаны в землю! Только забравшись под землю, люди могли жить в относительном тепле на высоте четырёх тысяч трёхсот метров над уровнем моря.

Избежав шумных атак громадных псов, я разыскал привратника монастыря. Крохотный человечек в лохмотьях, хромая, привёл меня к алтарю, где находилась самая большая масляная лампа из виденных мной. Диаметром в полметра, она имела высоту один метр двадцать сантиметров. Эта чудовищная по размерам лампа из чеканной меди принесла монастырю широкую известность.

Когда спускались в долину, небо снова заволокли тяжёлые тучи. Мы вступали в продуваемый ветрами безлюдный край на границе безмолвных ледников. На этой высоте деревья не растут даже при искусственном орошении. Здесь не произрастает ничего, кроме ячменя, но и ему для развития едва хватает ультрафиолетового излучения. Урожай следует собирать, пока не начнутся первые снегопады сентября, то есть до созревания зёрен. Сейчас стояла середина июля, а мне казалось, что лето уже на исходе. Здесь, по словам Нордрупа и Лобсанга, заморозки бывают в течение всего года. Для них, заскарцев, обитатели Лунака были примитивными горцами, предметом шуток остальных заскарцев, которые сравнивали этих наивных простаков с хитрецами из Падама или утончёнными жителями центральных тёплых провинций. Разве мы можем понять в Европе, что в Заскаре живёт общество столь же сложное, как и наше, со своей аристократией, со своей элитой, своими центрами обучения, своими элегантными деревнями и неблагоприятными для жизни районами вроде долины Кургиякх, где обитает самая высокогорная в Азии сельская община?

Пока мы направлялись к ещё одной деревне, Ралта, Лобсанг сообщил, что в русле реки, которую мы переходили вброд, имеется месторождение медной руды. Из-за религиозных верований добыча полезных ископаемых из недр земли считалась у буддистов святотатством. В Заскаре текут золотоносные реки, но местное население никогда не занималось эксплуатацией этих богатств. Обработка металла считается грехом, и ею занимаются только гара (местные кузнецы), к которым относятся как к гражданам второго сорта. Им разрешают за относительно низкий налог, выплачиваемый местным властям, добывать золото. Заскарцам и остальным гималайским буддистам чужда кастовая система. Однако мусульмане-дровосеки и кузнецы приравниваются к чужестранцам, как, впрочем, и музыканты. У них ограниченные права, а их дети могут вступать в брак лишь в рамках своей социальной группы.

У самой деревни Ралта, недалеко от брода через медноносную реку, мы наткнулись на странную круглую постройку, похожую на усечённую башню.

— Это волчья ловушка, — разъяснил Лобсанг, показывая на внутреннюю стену, которая расширялась книзу, и на земляную насыпь снаружи, — Зимой, — продолжал Лобсанг, — на дно бросают тушу козы или лошади; запах привлекает волков, они взбегают по насыпи, прыгают вниз, а выбраться оттуда уже не могут из-за наклонной стены. Волки ходят стаями, и в ловушку попадают сразу несколько зверей. Их вой привлекает внимание жителей деревни, и те их приканчивают камнями.

Волки в этом районе принадлежат к белой или серой гималайской разновидности, изредка в горах на севере Заскара встречаются чёрные волки. Лобсанг сказал, что ловушки устроены почти у каждой деревни. Волки — подлинный бич Заскара, худшие враги крестьян, на чьи стада они нападают. Я подумал, что не так давно они свирепствовали и в Европе. Даже в фольклоре отражён атавистический страх человека перед хищником. В Заскаре волки напоминают человеку, что они делят с ним одну и ту же экологическую нишу: это противник, с которым надо бороться, чтобы выжить.

Пройдя мимо покинутого людьми хутора Рале, мы вышли на пастбище, посреди которого торчало некое подобие каменного трона. Вначале я решил, что это и есть трон для отдыха и медитаций святых лам, но заметил, что на сиденье выложены кучки белых камней. Нордруп объяснил, что это алтарь, а белые камешки являются пожертвованиями богу обрыва, у подножия которого его возвели. Позже мне часто доводилось видеть подобные алтари, окружённые кучами огромных булыжников и покрытые белыми камешками. Это были капища, возведённые в честь таинственных божеств дотибетской религии, согласно поверью живущих в воде, на скалах, в земле.

Ближе к полудню лучам солнца удалось пробиться сквозь тучи, осветив и согрев зелёную траву, которая устилала дно долины. Ревущий водный поток, вдоль которого мы шли, превратился в ручей, мирно журчащий среди травы. Вскоре долина раздвоилась. Оставив справа две одинокие деревни, мы двинулись по левому ответвлению и проникли в широкую долину, в центре которой уже различались белые дома Кургиякха, последней и самой высокогорной деревни Заскара. К сожалению, у меня не было точных инструментов, чтобы замерить высоту, которую я оценил в четыре тысячи четыреста метров над уровнем моря. В верхней части долины, за Кургиякхом, вздымалась невероятная гранитная громада в форме обелиска; гора походила на форштевень чудовищного корабля, несущегося прямо на нас. С каждым нашим шагом гора, казалось, росла, а мы, купаясь в лучах солнца, шли мимо молитвенных стен, которые свидетельствовали о незыблемой вере заскарцев даже здесь. Справа от горы-обелиска вздымались покрытые снегами вершины. Где-то между ними лежала наша цель — перевал Шинго-Ла.

Я едва дышал, когда мы подошли к первым домам Кургиякха. Крепкий краснолицый крестьянин предложил переночевать у него в доме. Я двинулся вслед за ним, прошёл через низкую дверь и попал в тёмный туннель, который петлял и выходил в узкий коридор, соединявший конюшню и козий хлев. Наконец мы проникли в комнату, вырытую, как и хлев, в земле. В Кургиякхе слишком холодно, чтобы позволить себе роскошь иметь летнюю комнату. Семья весь год «ночует» в «норе», обогреваемой теплом животных. Комната освещалась через крохотное отверстие. В этом погребе жителям приходится проводить десять долгих месяцев в году!

Поскольку комната выглядела мрачно, а коридор-лабиринт не позволял внести багаж в дом, я отклонил предложение хозяина. После долгих переговоров с остальными жителями деревни нам разрешили остановиться в общественном здании с двумя чистенькими комнатками, одна из которых послужила нам кухней.

В тот вечер, как уже случалось не раз, обстоятельства оказались сильнее меня: я хотел улечься и дать отдых ногам, а вместо этого отправился в монастырь, лежащий высоко над деревней. Я иногда шутя говорил, что все монастыри и крепости специально построены в труднодоступных местах, дабы служить наказанием за мою любознательность. Среди дня я вскарабкался к монастырю Транзе, а теперь, на закате, задыхаясь от нехватки кислорода, лез по крутой тропе в сопровождении двух крестьян, чтобы осмотреть их кумирню, наверное, одно из самых высокогорных святилищ в мире. Если я говорю об этих высотных рекордах, то лишь затем, чтобы придать больше значимости моим восхождениям, ведь я был на последнем издыхании и мог по праву наслаждаться отдыхом в своём спальном мешке.

Кумирня оказалась неинтересной — фрески не раз подмалёвывались, а статую изготовили, по-видимому, недавно. Но даже здесь, на «крыше мира», человек во весь голос заявлял о священных традициях, о всём том, что делает его человеком, — вере в гуманизм, добро, добродетели и мудрость. Пусть деревня Кургиякх была бедна и примитивна, её жители потратили немало трудов на возведение святилища для молитв и созерцания.

По возвращении в деревню я увидел, что большинство её жителей пришли поглазеть на наш лагерь. Перед моим спальным мешком сидели девушки. Позади них стояли мужчины в почтительной позе — им не терпелось увидеть человека из другого мира. Более других заскарцев они знали о своей изолированности от других и выше ценили возможность встречи с чужеземцем. Мне поднесли цветы и угостили чангом, затем девушки принялись петь. Этот прощальный вечер прошёл в дружеской обстановке, и, чтобы сделать его ещё более праздничным, я зажёг свою последнюю свечу. Меня тоже попросили спеть, и я во весь голос затянул легкомысленную песенку «Рядом с моей белокурой…», тем более что вокруг меня толпились девушки с волосами цвета воронова крыла. После этого начался танец. Слушая царапанье тяжёлых сапог о землю и мелодичные голоса девушек, я думал о бесконечных годах борьбы и тяжёлой работы многих поколений, которая позволила этим людям устроить свою жизнь на этой заоблачной высоте. Я думал о тысячах рождений и смертей, об испытаниях, о скитаниях эмигрантов, покинувших пустынные равнины ради долин, долины — ради холмов, и так до тех пор пока они не обосновались в Кургиякхе, в преддверии неба, чуть ли не выше всех в мире. Кургиякх стал последним этапом долгого пути, завершением вековой борьбы разума человека со слепыми и тайными силами природы. Человек победил всё — и холод, и нехватку топлива, и отсутствие дерева и воды, и клыки волков, и когти барсов. Ценой неимоверных усилий люди построили здесь свои дома, в которых по окончании рабочего дня могли встретиться с себе подобными и осознать своё братство. Когда наступает ночь, остаётся лишь возможность петь, любить друг друга, читать молитвы и ощущать себя частицей всего живого мира, путешествующего в вечности.