Черная стрела - Стивенсон Роберт Льюис - Страница 37

– Сэр, – ответил Дик, – я нахожусь под защитой храма. Но по вашей осанке, сэр, я вижу, что вы человек важный и могущественный; на вашем лице я читаю знаки справедливости и благочестия. Вам я охотно сдаюсь в плен, не воспользовавшись защитой этого священного места. Убейте меня своею благородной рукой здесь на месте, но только не отдавайте во власть этого человека, которого я открыто обвиняю в убийстве моего родного отца и в незаконном присвоении моих поместий и доходов! Вы своими ушами услышали, как он угрожал мне пытками еще тогда, когда я не был признан виновным. Вы поступите неблагородно, если выдадите меня моему заклятому врагу и старому притеснителю. Судите меня по закону, и если я действительно окажусь виновным, предайте меня милосердной казни.

– Милорд, – крикнул сэр Дэниэл, – зачем вы слушаете этого волка! Окровавленный кинжал уличает его во лжи.

– Ваша горячность, добрый рыцарь, – ответил высокий незнакомец, – свидетельствует против вас.

И вдруг невеста, которая только что пришла в себя, вырвалась из рук тех, кто держал ее, и бросилась на колени перед рослым человеком.

– Милорд Райзингэм, – вскричала она, – выслушайте меня во имя справедливости! Меня насильно заточил здесь этот человек, похитив от родных. С тех пор я не видела ни жалости, ни утешения, никто не поддержал меня, кроме Ричарда Шелтона, которого теперь обвиняют и хотят погубить. Милорд, он был вчера ночью в доме сэра Дэниэла, он пришел туда из-за меня; он пришел, услышав мои молитвы, и не замышлял зла. Пока сэр Дэниэл был добр к нему, он честно бился вместе с ним против «Черной стрелы»; но когда гнусный опекун стал покушаться на его жизнь и он убежал ночью, спасая душу, из кровавого дома своего опекуна, куда было ему деваться, ему – беспомощному, ограбленному? И если он попал в дурное общество, кого следует винить: юношу, с которым поступили несправедливо, или опекуна, который нарушил долг?

Маленькая леди упала на колени рядом с Джоанной.

– А я, мой добрый лорд и дядя, – сказала она, – я могу засвидетельствовать перед лицом всех, что эта девушка говорит правду! Я, недостойная, сама провела молодого человека в дом.

Граф Райзингэм слушал их, не говоря ни слова, и, когда они умолкли, он еще долго молчал. Потом он подал Джоанне руку, чтобы помочь ей подняться; впрочем, надо заметить, он не оказал подобной любезности той, которая называла себя его племянницей.

– Сэр Дэниэл, – сказал он, – это в высшей степени запутанное дело; с вашего позволения, я возьму его на себя, чтобы расследовать и проверить. Итак, будьте довольны: ваше дело в надежных руках, его решат по справедливости. А сейчас идите немедленно домой и перевяжите свои раны. Сегодня холодно, и я не хотел бы, чтобы вы простудились.

Он сделал знак рукой; усердные слуги, следившие за каждым его движением, передали этот знак дальше. Мгновенно снаружи резко завыла фанфара; через открытый портал стрелки и воины, одетые в цвета лорда Райзингэма, вошли в церковь, взяли Дика и, сомкнув ряды вокруг пленника, увели его и Лоулесса.

Джоанна протянула обе руки к Дику и крикнула: «Прощай!» А подружка невесты, нимало не смущенная явным неудовольствием дяди, послала ему поцелуй со словами: «Мужайтесь, укротитель львов!» И толпа впервые рассмеялась.

Глава V

Граф Райзингэм

Несмотря на то что граф Райзингэм был самым важным вельможей в Шорби, он скромно обитал в доме одного джентльмена на окраине города. Лишь воины у дверей и гонцы, то приезжавшие, то уезжавшие, свидетельствовали, что этот дом служил временным местопребыванием знатного лорда.

Дом был тесен, и поэтому Дика заперли вместе с Лоулессом.

– Вы хорошо говорили, мастер Ричард! – сказал бродяга. – Замечательно хорошо говорили, и я от души благодарю вас. Здесь мы в отличных руках: нас будут судить справедливо и, вернее всего, сегодня вечером благопристойно повесят вместе на одном дереве.

– Ты прав, мой бедный друг, – ответил Дик.

– У нас есть еще одна надежда, – сказал Лоулесс. – Такой человек, как Эллис Дэкуор, – один на десять тысяч. Он очень любит вас и ради вас самих и ради вашего отца. Зная, что вы ни в чем не виновны, он перевернет небо и землю, чтобы выручить вас.

– Не думаю, – сказал Дик. – Что он может сделать? У него только горсточка людей! Увы, если бы эта свадьба была назначена на завтра... да, завтра... встреча перед полуднем... мне оказали бы помощь, и все пошло бы иначе... А сейчас ничем не поможешь.

– Ладно, – сказал Лоулесс, – вы будете отстаивать свою невиновность, а я – вашу. Это нисколько не поможет нам, но если меня повесят, так, во всяком случае, не за то, что я дал мало клятв.

Дик задумался, а старый бродяга свернулся в углу, надвинул свой монашеский капюшон на лицо и лег спать. Вскоре он громко захрапел; долгая жизнь, полная приключений и тяжелых лишений, притупила в нем чувство страха.

День уже подходил к концу, когда дверь открылась, и Дика повели вверх по лестнице в теплую комнату, где граф Райзингэм в раздумье сидел у огня.

Когда пленник вошел, он поднял голову.

– Сэр, – сказал он, – я знал вашего отца. Ваш отец был благородный человек, и это заставляет меня отнестись к вам снисходительно. Но не могу скрыть, что тяжелые обвинения тяготеют над вами. Вы водитесь с убийцами и разбойниками; есть совершенно очевидные доказательства, что вы воевали против короля; вас подозревают в разбойничьем захвате судна; вас нашли спрятанным и переодетым в доме вашего врага; в тот же вечер был убит человек...

– Если позволите, милорд, – прервал Дик, – я хочу сразу признаться в том, в чем виноват. Я убил Раттера, а в доказательство, – сказал он, роясь за пазухой, – вот письмо, которое я вынул из его сумки.

Лорд Райзингэм взял письмо и дважды прочел его.

– А вы читали? – спросил он.

– Да, я прочел, – ответил Дик.

– Вы за Йорк или за Ланкастер? – спросил граф.

– Милорд, мне совсем недавно задали этот самый вопрос, и я не знал, как на него ответить, – сказал Дик. – Но, ответив однажды, я отвечу так же и во второй раз. Милорд, я за Йорк.

Граф одобрительно кивнул.

– Честный ответ, – сказал он. – Но тогда зачем вы передаете это письмо мне?

– А разве не все партии борются против изменников, милорд? – вскричал Дик.

– Хотел бы я, чтобы было так, как вы говорите, – ответил граф. – Я одобряю ваши слова. В вас больше юношеского задора, чем преступности. И если бы сэр Дэниэл не был могущественным сторонником нашей партии, я защищал бы вас. Я навел справки и получил доказательства, что с вами жестоко поступили, и это вас извиняет. Но, сэр, я прежде всего вождь партии королевы; и хотя я по натуре, как мне кажется, справедливый человек и даже склонный к излишнему милосердию, сейчас я должен действовать в интересах партии, чтобы удержать у нас сэра Дэниэла.

– Милорд, – ответил Дик, – не сочтите меня дерзким и позвольте мне предостеречь вас. Неужели вы рассчитываете на верность сэра Дэниэла? По-моему, он слишком часто переходил из партии в партию.

– Ну, так и полагается поступать в Англии. Чего же вы хотите? – спросил граф. – Но вы несправедливы к тэнстоллскому рыцарю. Он верен нам, ланкастерцам, в той степени, в какой верность вообще свойственна теперешнему неверному поколению. Он не изменил даже во время наших недавних неудач.

– Если вы пожелаете, – сказал Дик, – взглянуть на это письмо, вы несколько перемените свое мнение о нем.

И он протянул графу письмо сэра Дэниэла к лорду Уэнслидэлу.

Лицо графа мгновенно изменилось; он стал грозным, как разъяренный лев, и рука его невольно схватилась за кинжал.

– Вы это тоже читали? – спросил он.

– Читал, – сказал Дик. – Как видите, он предлагает лорду Уэнслидэлу ваше собственное поместье.

– Да, вы правы: мое собственное поместье! – ответил граф. – Я ваш должник за это письмо. Оно указало мне лисью нору. Приказывайте же мне, мастер Шелтон! Я не замедлю отблагодарить вас – и, йоркист вы или ланкастерец, честный ли человек или вор, – я начну с того, что возвращу вам свободу. Идите, во имя пресвятой девы! Но не сетуйте на меня за то, что я задержу и повешу вашего приятеля Лоулесса. Преступление совершено публично, и наказание тоже должно быть публичным.