Ты проснешься - Зосимкина Марина - Страница 36

– Кит, ты где его взял? – продолжая рассматривать Демидова, спросил Витюша. Никита взъерошил волосы и ответил:

– Про него мне Жора Абдрахимов по ушам ездил. Нормальный такой чел, говорит, мы с ним вместе в секцию регби ходили.

– Это когда ж было? Еще при генсеке? – ядовито уточнил Витюша, – Если при генсеке, то с тех пор много воды утекло, люди меняются.

Братья Панарины опять принялись рассматривать новенького. Смотрели недружелюбно. Андрей Забродин демидовские локти не отпускал и свирепо играл желваками.

А Демидов стоял молча и тупил. Мозги буксовали. Ускользало от Демидова нечто очень важное, и, похоже, это важное было напрямую связано с другом Ваней. Так он и стоял задумчиво под прицелом Катиного кольта с заведенными за спину руками.

А Катя, про которую все немножко забыли, вдруг кривовато усмехнулась, перехватила кольт за дуло и рукоятью вперед сунула Демидову.

– Хотя, конечно, Олег Олегович, если вам для чего-то нужно непременно меня убить, я вам, естественно, это позволю, – сказала она звенящим голосом. Кажется, губы у нее дрожали.

Кольт перехватил Витюша. А Катя и не возразила. Развернулась. Часто застучали каблучки о бетонный пол, хлопнула закрывающаяся дверь. Демидов рванулся из Андрюхиных рук и кинулся следом.

Трое мужчин молча смотрели ему в спину.

– Что делать-то будем, мужики? – спросил Андрюха.

– Мне кажется, убивать он ее не будет, – задумчиво произнес Никита.

– А она? Что-то Кэтрин сегодня не в духе...

– Тем не менее, ясность мысли Кэт не потеряла, – с ухмылкой отозвался Витюша, рассматривая пустой барабан револьвера.

А потом, спрятавшись ото всех в раздевалке, она сидела, ссутулившись, как старушка, и изредка тихонечко всхлипывала, вытирая слезы банданой за отсутствием носового платка.

На душе было плохо. Кто ее сможет понять? Каково это – любить мужчину, который тебя не просто ненавидит, а задался целью убить, и не испытывает при этом никаких, вообще никаких чувств, хотя бы даже и ненависти. Просто она ему почему-то мешает. Как мешает мелкая мошка, вьющаяся над горшком с геранью.

Когда дверь открылась, Катя не шелохнулась и спину не выпрямила, даже головы не подняла.

– Что за представление вы тут устроили, уважаемая? – зло процедил Демидов. – С какой стати наехали так грубо? Критические дни? Еще какие-то проблемы?

– Извинений не дождетесь, – глухо ответила Катя. – А в смысле представления, то это вы большой мастак. Уважаемый. Изобразили виртуозно неведение. Но мне это неважно. Главное, ребята предупреждены, значит, может, и не пришьете вы меня где-нибудь в темном переулке.

– Да с какой стати вы вообще решили, что я вас... пришить собираюсь?! За каким, извините, лядом?

– Думаю, это потому, что не понравилось вам мои вопросы насчет детдомовцев, которых вы заслали неизвестно куда. Думаю, вы с вашим приятелем гнусность какую-то совершили, а теперь разоблачения боитесь. Ведь так? – и посмотрела вдруг ему прямо в глаза.

Он вздрогнул слегка, как будто ему неожиданно в лицо плеснули воду, а глаза его сразу сделались больные. Быстро отвел взгляд. Катя, грустно усмехнувшись, опять опустила голову. Демидову полегчало, он сделал аккуратный выдох. Интересно, она видела? Разозлился. Наигранно добродушным тоном произнес:

– Да бросьте вы так сокрушаться, Катерина Евгеньевна. Может, не все так серьезно. Может, еще все обойдется.

– Что обойдется? – поразилась Катя. – О чем вы, простите?

– Ну как что... Отдохнете, спать побольше будете, зарядочку делать по утрам, вот все тараканчики-то и сбегут. Это от перегрузок, поверьте знающему человеку. Всё беретесь за несвойственное, вот психика и сбоит. Мало вам работы нетипичной, так вы еще и хобби мужским обзавелись. А не приспособлена психика, оттого и страдает. И вы вместе с ней. Вы же не бисексуал, извините, конечно. А так, бросите вредить здоровью, все постепенно и наладится, и глючки вас покинут. Это же все мания преследования вкупе с манией величия, классический вариант. Поверьте, голубушка, опытному человеку, он вас не обманет.

– Вы, что, издеваетесь?! – вскричала Катя. – Да вы!.. Да как вы смеете! Вы же ничего не знаете, а беретесь судить! Да вы просто самовлюбленный мерзавец, понятно вам?!

Она вскочила, отшвырнула скомканную бандану и продолжила орать весьма эмоционально:

– Говорят, любовь зла, полюбишь и козла!.. Козел в сравнении с вами – чистый эльф! Меня, например, угораздило в мерзавца влюбиться! Вы же моральный монстр, вас изолировать надо!

Опомнилась.

– Вы сами виноваты, вывели! – сказала с досадой. – Я кое-что преувеличила, забудьте.

Демидовское сердце замерло, а потом забилось так сильно, как будто хотело вырваться наружу или достучаться до глупого хозяина.

– Прости, можно уточню? – вежливо спросил ее Демидов. – То, что я моральный монстр, я понял. А вот мерзавец – это тоже про меня?

– Ну, – пробурчала Катерина. – Хотите, чтобы извинилась?

– Что вы, что вы, не утруждайтесь. Там в тире вы мне такое наговорили!.. Я о другом... Видите ли, леди... Я ведь тоже, знаете ли, втрескался, – стараясь держаться своей обычной иронии, как брони, начал излагать Демидов. – Тоже коза еще та... И, главное, ну не статусный вариант... А извела, представьте, сил не стало терпеть. Думал, что хоть и унизительно за простой селянкой ухаживать, чтоб в койку затащить, но придется, а то жизнь, поверите ли, в кошмар превратилась. Тянет что-то за душу и тянет, хоть волком вой. Думал, проведу с ней в коечке три-четыре разика, и надоест она мне, вот и освобожусь от рабства. А после того, какой я ее в тире сегодня увидел, понял – нет, не отпустит, зараза. Скорее наоборот. И что делать? Бежать? Бежать от себя никому не удавалось, аксиома. И вы знаете, леди, решение нашлось! Нужно узнать ее поближе, понаблюдать, все ее отвратительные качества увидеть – мелочность, болтливость, глупость... Ну, с глупостью, это я не прав. Короче, убедиться, что это такая же, извиняюсь, крыса, как и остальные, – и в порядке! Выздоровление обеспечено! Как вы думаете, проходной вариант? – тут он перевел дух и посмотрел, наконец, на предмет своего оригинального признания.

– Издеваетесь опять? – тихо спросила Катя. – Ну издевайтесь.

И не обращая больше внимания на торчащего столбом Демидова, вытащила из шкафчика ботинки и начала переобуваться.

Демидов в два шага пересек тесное пространство раздевалки, присел на корточки напротив скрючившейся на скамеечке Катерины и выговорил серьезно и невесело:

– Прости меня, пожалуйста. Прости. Я не издевался. Я больше не могу без тебя, Катя.

И он отобрал у нее расшнурованный ботинок, а потом взял ее руки в свои и заглянул в ее глаза своими удивительными глазами, от которых у нее всегда кружилась голова.

Конечно же, в этот момент не мог кто-нибудь не войти, и он вошел. Точнее, они. Братья Панарины обеспокоились. Не исключено, что стояли под дверью. Вид у Катерины был слегка сумасшедший, у Демидова, сидящего на корточках напротив нее, тоже чудной. Витя покашлял и спросил:

– Мы тут, это... Ну разобрались вы, что там за неприятность вчера с Кэтрин произошла?

По растерянному молчанию парочки стало ясно, что нет, не разобрались.

– А давайте-ка мы все в кабинетик пройдем, – энергично предложил Никита, – Катя нам все и расскажет. Расскажешь, Катюх? Да и коньячок тебе не помешает, рюмашечка, а то вид у тебя какой-то... потусторонний.

В кабинете Катя все им рассказала. Никита спросил:

–Зачем же ты, шмакодявка самоуверенная, во все это влезла?

Демидов зыркнул на него исподлобья. Катя сказала просто: «Из-за ребят». Сам Демидов вообще не проронил ни слова, пока Катя повествовала о событиях, происшедших с ней за последнюю неделю. Удивлялся только, до чего неспокойная эта штучка, его теперешняя девушка. Он не успел осознать, что произошло между ними, и как все теперь изменится, и что именно может теперь измениться, но ему очень понравилось мысленно называть Катю своей девушкой. Легализовался, идиот, и радуется.