Черный лед - Стюарт Энн - Страница 47

Сейчас он был почти готов ей признаться.

— Если бы это было в другое время, в другом месте, я бы затащил тебя в постель, и мы бы занимались любовью дни и ночи напролет, — произнес его медленный, глубокий, напряженный голос. — Мои губы не оставили бы на твоем теле ни одного нетронутого местечка, и ты бы у меня кончала раз за разом, пока не лишилась бы последних сил, а потом я дал бы тебе заснуть в моих объятиях, дождался, когда ты отдохнешь, а потом начал все сначала. Я бы целовал твои раны, я бы пил твои слезы, я бы любил тебя такими способами, которые еще никто даже не изобрел. Я бы занимался с тобой любовью в цветущих полях и под звездными небесами, где нет ни печали, ни воздыхания, ни смерти. Я бы показал тебе то, о чем ты даже и не мечтала, и никого в мире не было бы, только ты и я меж твоих ног, в твоих губах, везде.

Хлоя смотрела на него не мигая, широко раскрытыми глазами.

— Дыши, — тихо сказал он с извиняющейся улыбкой, и она осознала, что забыла дышать.

— Ты бы так сделал?.. — прошептала она.

— Сделал бы. Но не сделаю. Это не самая лучшая мысль.

— Почему?

— Ничего хорошего для тебя в этом нет.

— Разреши мне самой судить о том, что для меня хорошо!

И вот тогда он засмеялся, а она вдруг поняла, что никогда до этого момента не слышала, как он смеется. На мгновение он стал прекрасен, осиянный золотым светом луны, совершенный мужчина, вписанный в совершенную картину мира.

А потом тени вновь сомкнулись над ними обоими.

— У тебя стокгольмский синдром, ты не забыла? — с насмешливой заботливостью произнес он. — Совсем скоро это все кончится. В полночь ты окажешься далеко отсюда, а через неделю забудешь все, как ночной кошмар. А через год вообще забудешь, что встретила меня.

— Я так не думаю.

Но тема была закрыта. Бастьен убрал руки от ее горла, и она поняла, что это была ласка.

— Будешь делать все, что я скажу, ясно? Когда я подам сигнал, начнешь со мной ссориться, потом быстро исчезнешь и спрячешься в туалете. Я приду за тобой, как только смогу.

— А если ты не придешь?

— Хотя бы разверзся ад, — весело процитировал он. — Повидаешься со своими старыми друзьями из замка. Хорошее было времечко.

— Это точно, — вздохнула Хлоя. — Обещаю держать рот на замке.

— Тебе это не понадобится. Все закончится сегодня вечером. Не имеет значения, что ты будешь говорить, если только не скажешь им о том, что закреплено у меня на боку. Только держись подальше от Кристоса.

— Кто такой этот Кристос?

— Ты с ним еще не встречалась. Он появится вечером, и Хаким покажется тебе матерью Терезой. Избегай его по возможности. Твой простодушный лепет может действовать ему на нервы, а он не из тех людей, которых стоит раздражать.

— Простодушный лепет?!

Бастьен не обратил внимания на ее возмущенный протест.

— Если будешь думать головой и делать, что я скажу, то, вполне возможно, переживешь сегодняшнюю ночь и останешься невредимой.

— Как и ты? — Это был вопрос, не утверждение.

Ей не понравилась тень иронии в его улыбке.

— Как и я, — ответил он. — И еще одно. Ты одета не полностью.

— Там не было бюстгальтера, — нервно сказала она.

— Я знаю. Вот тебе кое-что взамен. — Таким тоном он мог обсуждать цены на цитрусовые. Засунув руку в карман смокинга, он извлек сияющую бриллиантовую нить. — Тебе нужны украшения. Повернись.

Ожерелье в его руках выглядело тяжелым, старомодным и очень дорогим. Хлоя не двинулась, она не могла двинуться. Тогда он просто обвил ожерельем ее шею, застегнув его сзади. Свет вспыхнул в камнях и рассыпался искрами; оправа белого золота на ее коже казалась странно теплой. Бастьен посмотрел на нее сверху вниз, склонив голову и оценивая произведенный эффект:

— Они на тебе неплохо смотрятся.

— Откуда они? Часть награбленной добычи? Или куплено на фальшивые деньги?

— Это имеет значение?

— Пожалуй, нет.

Бастьен открыл дверь, и она уже знала, что никогда сюда не вернется. Она никогда больше не останется с ним наедине; когда он взял ее за руку, она слегка помедлила. Только слегка.

— Можешь оказать мне любезность?

— Какую?

— Может, наконец скажешь мне, как тебя зовут?

Он покачал головой.

— Тебе незачем знать. Чем меньше ты знаешь, тем меньше для тебя опасность.

Ничего другого Хлоя и не ожидала.

— Тогда, может, хотя бы поцелуешь меня? Только один раз, по-настоящему. — Если он не поцелует ее, она может не пережить следующие несколько часов. Если он не поцелует ее, она может не захотеть их пережить.

Но Бастьен покачал головой:

— Нет. Когда ты вернешься домой, десятки прекрасных юношей захотят тебя поцеловать. Подожди до той поры.

— Вряд ли. — Хлоя обвила руками шею Бастьена, притянула к себе его голову и крепко его поцеловала. Она ожидала, что он будет сопротивляться, оттолкнет ее, но он просто позволил себя поцеловать, не реагируя, не отвечая. Так она могла бы поцеловать собственное отражение в зеркале.

Ей хотелось плакать, но слезы могли подождать, равно как и прекрасные юноши. Она отодвинулась, отчаянно улыбаясь.

— На счастье, — заявила она бодрым тоном. И, не произнося больше ни слова, направилась в коридор, предоставив ему следовать за ней и закрывать за ними двери, навсегда отрезая память о происшедшем. Затем он вновь взял ее под руку и медленно пошел вместе с ней навстречу судьбе — или року. Она очень скоро узнает, что их ждет.

Они все были там. Отоми со своим помощником, у которых из-под манжет элегантных обеденных костюмов виднелись татуировки. Бастьен лениво подумал, что Отоми, должно быть, весь покрыт традиционными цветными татуировками, которыми щеголяет почти вся якудза — а может, он всегда принадлежал к высшему управляющему разряду. У него на руках до сих пор сохранились все пальцы, и это могло означать, что он никогда не совершал ошибок. Его молчаливый бесстрастный ассистент лишился всего лишь одной фаланги на пальце. И это тоже, очевидно, говорило о том, что он ошибается редко.

С другого конца комнаты на Бастьена злобно уставился барон. Моника застыла на месте, увидев их с Хлоей. Хлоя вцепилась в руку Бастьена, волнуясь перед началом представления, а он подбадривающе похлопал ее по руке, потому что ему было это позволено. Примерно еще час, очень опасный час, он мог касаться ее, как ему угодно. Это было частью спектакля, это не означало ничего, и он мог доставить себе такое удовольствие, а она никогда не узнает, чего это ему стоило.

Бастьен прикинул, что шансы его пережить нынешнюю ночь составляют пятьдесят на пятьдесят. Но Хлое он даст уйти, даже если придется перестрелять всех и каждого в этом помещении. Предполагалось, что некоторые из присутствующих находятся на той же стороне, что и он, — это если принять, что у него вообще есть своя сторона. Это не имело значения — он пожертвовал бы любым человеком, только бы Хлоя осталась жива. Даже ее родителями.

Они как раз сейчас должны были подъезжать к Парижу. Его телефонный звонок застал их в аэропорту — они уже отправлялись во Францию на поиски своей пропавшей дочери. Тело Сильвии было найдено, так же как и паспорт Хлои, и полиция разыскала ее родителей. Если повезет, они доберутся до отеля как раз вовремя, чтобы не дать Хлое попасть в кровавую баню, которая, как он знал, непременно здесь начнется.

Хлоя понятия не имела, что, когда Бастьен выставит ее из комнаты, он отправит ее навстречу родителям. А они уж позаботятся, чтобы она не вернулась обратно. Он надеялся только, что они удалятся от отеля на достаточное расстояние, прежде чем начнется стрельба.

— Ну разве это не сюрприз? — проворковала Моника и, покачивая бедрами, двинулась к ним. — А мы все удивлялись, куда же ты пропал. Мы выяснили, что ты убил Хакима, вот только не знали, сбежала ли маленькая американочка сама или вместе с тобой. Я рада, что ты не выпускал ее из виду.

— Я ничего не выпускаю из виду, Моника, — ответил Бастьен, поглаживая белую холодную руку Хлои.