Полночный злодей - Барбьери Элейн - Страница 27

Внезапный порыв ветра ударил в окно, прервав ее размышления. Ветви дерева бешено колотились в стекло. Она глянула на часы, стоявшие на туалетном столике. Перевалило за полночь. Новый день начинался сильнейшим штормом. Она подумала, что «Рептор» сильно помотает по пути в залив Баратария, если, конечно, корабль не достиг уже безопасной гавани.

Две недели осталось ей пребывать в ожидании, и все проблемы будут в конце концов решены. Не осмеливаясь точно определить, какие чувства пробуждали в ней эти мысли и причину, отчего сжалось сердце, Клариса, пытаясь уснуть, закрыла глаза.

Лампа в каюте едва светила, а «Рептор» то вздымался вверх, то падал в пучину под напором обрушившегося на корабль шторма. Хмурясь при каждом сверкании молнии на черном небе и прислушиваясь к реву бушевавшего моря, Роган оберегал безмолвно лежавшую рядом с ним девушку, обняв ее своими крепкими руками.

Он еще больше нахмурился, поглядев на Габриэль и заметив, что ее бледное, лишенное всякого выражения лицо побелело как мел. Это особенно бросалось в глаза на фоне ее огненных волос, рассыпавшихся по подушке. Глаза девушки были закрыты, полное изнеможение взяло вверх. Это полуобморочное состояние Габриэль явилось подарком судьбы, поскольку шторм немилосердно швырял их из стороны в сторону.

Еще одна вспышка молнии осветила море за иллюминатором, лицо Рогана озарилось радостью. Гигантская лапища залива Баратария показалась на короткое время, чтобы через мгновение опять погрузиться во тьму. Корабль благополучно стал на якорь, вовремя уйдя от шторма, как уже неоднократно делал раньше.

Роган вспомнил, с какой поспешностью он выкрикивал команды, спасая корабль от разбушевавшегося моря, однако мысленно он был в каюте, где несколько часов назад оставил Габриэль. Приказав Бертрану завершить заход в гавань, он поспешил вниз.

Руки Рогана сами собой сжались покрепче вокруг безжизненного тела Габриэль, когда корабль в очередной раз накрыло мощной волной. В первый раз его охватили угрызения совести из-за того, что он обрек ее на такие мучения.

Ему припомнился момент, когда он, рывком открыв дверь каюты, увидел несчастную девушку, лежавшую пластом на его койке. Он сбросил свой дождевик, откинул мокрые волосы и подошел поближе. Она открыла глаза и посмотрела на него, не в состоянии вымолвить от слабости ни слова. Опустившись на колени, он погладил бедняжку по щеке, понимая всю трагичность ее состояния.

Она пробормотала какие-то слова, но так неразборчиво, что понять было невозможно. Он побрызгал ей лицо и шею холодной водой, затем смочил пересохшие губы, откинул прилипшие к щекам волосы, едва сдерживаясь, чтобы не покрыть поцелуями все те места, где упали капли воды.

Шторм разошелся не на шутку, швыряя корабль с такой силой, что Габриэль едва не слетела на пол. Он присел на койку, чтобы охранять ее безопасность. Когда Габриэль наконец уснула, прижавшись к нему и как бы моля о защите, он лег рядом и обхватил девушку руками, обеспечив ей ту самую безопасную гавань, которую она инстинктивно искала.

Роган невольно залюбовался внешностью лежавшей спокойно Габриэль. Тихая, беззащитная… красивая. Она была полностью в его власти, но теперь эта пленница значила для Рогана больше, много больше того, что он мог предположить, когда впервые стал обдумывать свой до мелочей рассчитанный план.

Роган откинул завиток с виска Габриэль и не устоял перед неодолимым желанием прикоснуться губами к ее прекрасной белоснежной коже. Кожа была холодной и слишком мягкой, чтобы он мог позволить себе наслаждаться ею без опасения вновь поддаться этому соблазну.

Еще раз сверкнула молния, и очередная волна обрушилась на нос корабля, вызвав у Габриэль легкий стон. Повернув девушку лицом к себе, Роган обнял ее, покачивая, как могла бы мать баюкать своего ребенка, но чувства его при этом были отнюдь не материнскими. Веки Габриэль затрепетали, готовые открыться, и он покрыл их поцелуями. Ее легкий стон эхом отозвался где-то глубоко в нем, а сама она оставалась неподвижной под его нежными, трепетными лобзаниями. Он был соблазнен…

Габриэль придвинулась ближе, пока не прильнула к нему вся целиком — у Рогана внутри все застонало. Вот она, тихая гавань, подумал он, но, увы, не для прекрасной мадемуазель Дюбэй, не для успешного свершения его планов и не для него. Нет, не для него.

Горькая истина этих слов прозвучала с убедительной ясностью, и Роган прижал Габриэль к себе еще сильнее.

Глава 4

Жарко, неудобно. Что это за свет?

Габриэль чуть пошевелилась, но не могла полностью выйти из состояния полузабытья, в которое впала, слава Богу, когда уже совсем не было сил переносить во время шторма муки морской болезни.

Она сделала попытку окончательно проснуться, решила повернуться в. постели и столкнулась с пугающей реальностью. Она не могла пошевелить ногами!

От страха у Габриэль перехватило дыхание. Она открыла глаза и поняла, что ощущала чуть брезживший свет нового дня. Она перевела взгляд на тень, загородившую, придавившую, державшую ее своим весом в заключении… Тень обдавала ее теплом своего дыхания.

Тень и теплое дыхание? Габриэль вновь чуть не задохнулась, полностью очнувшись от потрясшей ее действительности. Ей было жарко, потому что в этой душной каюте был кто-то еще! Ей было неудобно, потому что этот кто-то находился в ее постели! И этой тенью, загораживавшей ее… давившей на нее… державшей ее в заключении своим весом и дышавшей ей в лицо, был… был…

Габриэль вскочила с пронзительным воплем. В одно мгновение она оказалась на полу, потрясенно наблюдая, как человек, находившийся в ее постели, сел, а в его золотистых глазах появилась настороженность, когда он недовольным тоном спросил:

— В чем дело?

— В чем дело?!

Габриэль, мысленно проклиная его за способность каждый раз будоражить ее своим взглядом, воскликнула:

— Вы знаете, в чем дело! Что вы делаете в моей постели?

— В вашей постели?.. — Его волевое лицо потемнело. — Похоже, Габриэль, вы что-то путаете.

Габриэль… Она захлебнулась от злости. Будь ты проклят! Этот человек чуть ли не промурлыкал ее имя!

— Я не давала вам разрешения обращаться ко мне по имени, капитан!

Спустив ноги на пол, Рапас поднялся во весь свой огромный рост, тем самым как бы подчеркнув ее незначительность рядом с ним, чего она стерпеть не могла. Но Габриэль не желала сдавать позиции. Для нее очень мало значит, что белая широкая рубашка этого человека была расстегнута до половины груди, обнажая обилие мышц, покрытых темной растительностью, к чему все время был прикован ее взгляд. Она говорила себе, что безразлична к широко раскинувшимся плечам, длинным крепким ногам или мощным рукам, каким-то образом оставшимся в памяти на уровне подсознания. Не позволяла она себе признаться, что не может удержаться от желания изучить, рассмотреть его всего, от кончиков пальцев на ногах. Габриэль отметила, как ладно сидят на нем брюки, плотно облегавшие узкие бедра, чего раньше она не замечала, и поневоле оценила его длинные ноги, А что касается присущей мужчинам выпуклости, то она так отчетливо вырисовывалась в этих брюках…

Габриэль судорожно сглотнула и перевела взгляд, когда он застал врасплох ее своим ответом.

— О, разве вы не давали… Габриэль? Не давала чего? Ах!

— Нет!

Смущенная тем, что ее голос сорвался на писк, она прочистила горло, а затем повторила:

— Нет, я не позволяла вам называть меня по имени! Я также не давала вам разрешения пользоваться моей постелью, я…

Рапас неожиданно протянул сильную руку и привлек ее к себе. Она ужаснулась своей невозможности оказать хоть какое-то сопротивление, когда он наклонил голову и проговорил полу рычащим, полумурлыкающим голосом:

— Вы в этом уверены, Габриэль? Припомните, как повернулись ко мне, когда вам было плохо, как по дюйму приближались, все крепче прижимая меня к себе. Скажите, что не чувствовали абсолютного покоя, когда ваше тело так плотно прижалось ко мне, что даже дуновение не прошло бы между нами!