Лезвие бритвы (илл. Г. Бойко) - Ефремов Иван Антонович - Страница 85

Голубая дымка подножий густела,поднималась все выше,как пары таинственного зарева, готовившегося в земных недрах. Следом за ней ползла черная мгла, уже затопившая глубокие ущелья.

Незаметно стих ветер, и воздух пронизало странное сумеречное сияние, изменившее все цвета. Красные сланцы стали черными, серые горные откосы — голубовато-серебряными, а желтые одеяния лам приняли шелковистый малахитово-зеленый оттенок. Местность изменилась и наполнилась покоем.

Потом сияние воздуха угасло, краски умерли, чугунно-серый цвет без теней и переходов покрыл всю землю. Только лиловато-красное небо, зеленея, становилось все более темным, звезды вспыхивали одна за другой, и черные стены ночи смыкались над головами путников.

Ламы ушли вперед. Витаркананда и Даярам медленно ступали по перекатывавшемуся под ногами щебню тропинки. Там, где тропа, поворачивая к монастырю, выходила на столообразный уступ, профессор остановился и показал в сторону Хатха-Бхоти.

Снежные вершины оторвались от своих почерневших оснований. Залитые неизвестно откуда исходившим красновато-золотым светом, они еще более отдалились от темного мира низких ущелий, перевалов и человеческих жилищ. Невозможно прекрасная гора,беспощадная,сверкающая, неожиданная, немилосердно крутая, вонзенная в глубину неба.

— Вот для чего я провожу время от времени свой отпуск в Гималаях, — тихо сказал Витаркананда.

— Такова, наверное, Шамбала, прекрасная страна Ригден-Джапо, — воскликнул Даярам,- греза буддистов! А может быть, это она и есть?

Профессор улыбнулся.

— Монахов нет с нами, и я не огорчу никого. Даже в самом названии Шамбала не подразумевается никакая страна. Шамба или Чамба — одно из главных воплощений Будды, «ла»- перевал. Значит, эта мнимая страна — перевал Будды, иными словами — восхождение, совершенствование. Настолько высокое, что достигший его более не возвращается в круговорот рождений и смертей, не спускается в нижний мир. Потому Шамбала- понятие философское — не существует для вашего мира, и тысячелетия ее поисков были напрасны.

— Но те, которые мудры, как ты, гуро, для них есть Шамбала?

— Есть, но везде! Легенда же о благословенной стране Гималаев порождена чистейшей красотой неба и снежных гор. Человеку любой касты и любого народа покажется, что если есть такая страна, то только здесь…

Даярам стоял неподвижно, опустив глаза, затем вдруг упал на колени перед своим гуру.

— Парамахамса!

Витаркананда сделал отстраняющий жест:

— Не зови меня лебедем неба- это неприятно мне.И не только потому,что я не заслуживаю такого высокого звания. Люди,остановившиеся на пути, чувствуют довольство достигнутым.Тогда неизбежно родится ощущение, что ты выше других, а оно ведет к жажде поклонения. Идущий же должен всегда видеть себя со стороны, взвешивать, понимать все ничтожество достигнутого, всю необъятность мира и прошедших времен. Из этого возникает не детская застенчивость, а неизбежная скромность.

Даярам хотел что-то сказать, но профессор продолжал:

— Ты не должен возвеличивать меня еще потому, что возвышение одного неотвратимо рождает принижение другого. А принижение, особенно добровольное, еще опаснее, оно рождает привычку быть руководимым, снимает ответственность за свои поступки, за свой путь. Тогда в расплату за облегчение жизни прекращается воспитание души, ее совершенствование. Путь есть путь, и никто не может его избежать, если не хочет стоять на месте. Только путь можно удлинить или укоротить.

— Но короткий, наверное, труднее, как в горах, — тихо заметил художник.

— Это верно понято тобой. Странно,как мало людей знают, что всюду, всегда и везде есть две стороны, что где сила- там и слабость, где слабость — сила, радость- горе, легкость- трудность,и так без конца. Нам, индийцам, тем более должно быть стыдно, потому что наши философы открыли эти неизбежные и всепроникающие законы мироздания примерно на полтора тысячелетия раньше других народов!

— Все так глубоко запрятано в сложности религиозных обрядов и туманных определений, что эта мудрость стала доступной лишь немногим! — добавил Рамамурти.

Витаркананда пожал плечами и пошел своей легкой походкой, совершенно не задевая камней на дорожке. Даярам следовал за ним, оступаясь, запинаясь и осторожно нащупывая тропинку в темноте.

Узенький серп новой луны давно скрылся за горами. Ночная тьма здесь не была бархатной чернотой ночи юга. От бесчисленного множества ярких звезд, разноцветных и немигающих, небо отсвечивало зеленым. Акашганга — небесный путь пролег в высоте, и звездный свет изливался из черно-зеленой глубины, позволяя видеть скалы и рытвины. Высокие стены монастыря казались железными. Ни одного огонька не светилось в стенах этой твердыни, вознесенной на вершину горы.

Витаркананда пошел медленней.

— Ты не можешь забыть ее,Даярам?- внезапно спросил он,и художник вздрогнул от неожиданности.

— Не могу, гуро, и никогда не забуду. Я полюбил ее, но этого еще мало. Она воплощение всех моих дум, мечтаний, представлений о красоте.

— Тогда вернись назад, найди ее. Мне кажется, ты выздоровел, физически по крайней мере!Душевные раны, конечно, еще не зажили и не так скоро залечатся.

На Даярама пахнуло добрым участием и ласковой внимательностью.

— Прости, гуро, если слова мои будут долги и мысли путаны. Мне тридцать лет. Одиннадцать лет я ищу не только идеала прекрасного, но и понимания, почему он прекрасен. Что такое всем понятная захватывающая красота женщины? Я должен передать ее людям. Только красота может поддержать нас в жизни, утешить в усталости и неудачах, смягчить жестокость познания и победы. Вот почему будет служением, может быть, даже подвигом создание для моего народа образа Анупамсундарты. А я не смог осилить то громадное вдохновение и напряжение душевных сил,которое требуется для такого дела. Не смог, жалкий и самонадеянный резчик по камню, уподобиться истинным создателям прекрасного — художникам древности. Я выполнял древние обряды образного сосредоточения, церемонии очищения,чтобы пройти весь путь,предписанный художнику.Я размышлял о пустоте — суньята, чтобы воображением черной пропасти разрушить все пять миражей самосознания. Но и после дхьяна-мантры- мольбы о явлении образа, мне так и не явилась модель Красоты Ненаглядной. Я занимался всеми шестью канонами Ватсъяяны, обратив особенный труд на постижение Лаванья Иоджанам — четвертого канона «наделения красотой и очарованием».

Три ночи я лежал, простертый в храме Вишванатха в Бенаресе, где большой гонг, звучащий с вечера, нес мне первозданный звук, пробуждающий единство идущего и его цели… — Даярам запнулся. Слово «Вишванатха» пробудило в нем воспоминание о другом храме того же божества. Встреча в том храме стала началом его теперешнего падения.

— Задача твоя нелегка,Даярам,- ответил Витаркананда,- очень нелегка,потому что скульптура — главный стержень искусства Индии на протяжении тысяч лет и тема женщины — тоже главный мотив искусства нашей страны.

Вступать в соревнование с уже достигнутыми вершинами почти невозможно, нельзя повторить пережитого много веков назад — это будет копия. Но если не покорять уже покоренную вершину,а найти другую, там, где еще не ступала нога человека, тогда ты найдешь свое, и не беда, что вершина, тебе доставшаяся, окажется не такой грандиозной, как прежние гиганты.

Жизнь — это беспрестанные перемены, Даярам. Скульптор с древности и до Средневековья менял свои имена: садхак, мантрин, йогин, что, переводя с санскрита, означает творец, волшебник и видящий. Первые создатели художественных образов считались, следовательно, полностью творцами. Потом они стали волшебным, недоступным для нехудожников путем превращать обыденное в красоту. Еще позднее люди поняли, что они ничего не творят и не превращают, а просто видят.

Может быть, я огорчу тебя, но я глубоко убежден, что ничего совершеннее природы в красоте создано быть не может.Она, создавая совершенство, отбирала миллионы лет, а художник, даже взявший труд предшественников, — один миг, в сравнении с историей мира. Однако, будучи микрокосмом, отражающим в себе вселенную, он может выбрать из Шакти- Бесконечности Форм, любые, ему нужные. Искажать же их, фокусничая наподобие западных глупцов, — плутовство или безумие. Вспомни место из Махабхараты, где говорится о появлении «мужеством добытой Урваши», — в нем, как в зеркале, отражено представление о цели и смысле живописи в древности.