Курляндский бес - Плещеева Дарья - Страница 61

Шумилов имел в виду онучи. И кое-как объяснил Денизе, что это такое.

– Да, без них не обойтись, – согласилась она. – Иначе я на ходу потеряю ваши сапоги. Но что за сочетание цветов? Красный кафтан, желтые сапоги и зеленая шапка…

– А что в этом плохого? – удивился Шумилов.

В чуланчик заглянул Ильич.

– Ивашка к твоей милости. Опять с Петрухой повздорили.

– Царь небесный, как бы я хотел обоих выпороть… – пробормотал Шумилов. – Вели этому лиходею раздобыть самые чистые онучи и принести немедля!

Когда Ивашка примчался, Дениза уже была в кафтане, почти достигавшем пяток, сидела на стуле, одна нога была в сапоге, другая – лишь в белом чулке и видна чуть ли не по колено.

– Научи ее, как онучи наматывать, – велел Шумилов. И вышел, чтобы не видеть этого урока.

Ивашка выскочил почти сразу же.

– Вели Ильичу, пусть он учит!

Он был смущен беспредельно.

В конце концов Дениза справилась сама и вышла – в кафтане до самых каблуков, рукава которого достигали колен, сильно озадаченная этой московитской модой – она не понимала, как эти чудаковатые люди застегивают большие, чуть не с голубиное яйцо, пуговицы. Тут уж Шумилов научил ее собирать рукав в складки.

Свои длинные волосы она заплела в нетугую косу и скрыла эту косу под кафтаном.

– Клим Ильич, ну-ка, глянь – сойдет за парнишку? – спросил Шумилов.

– За татарчонка, поди, сойдет, – отвечал дядька. – Да они все едино в наших рожах не разбираются. Когда пойдете, уже стемнеет, кто там станет приглядываться. Скажет, что к сокольникам идет, и ладно.

Ивашка с Петрухой получили приказ – идти перед Денизой, первыми пересечь мост надо рвом, вступить в объяснения со стражей – требуется-де Петер Палфейн, сам велел прийти в это время. Затем пройти между постройками форбурга к южной башне, озираясь лишь в том случае, ежели Дениза позовет на помощь. Затем вступить в переговоры с Генрихом и подняться наверх. И далее – Дениза пусть ждет вместе с Генрихом у двери, а Ивашке с Петрухой – спрятаться бы так, чтобы видеть ее, а не торчать на видном месте, аки хрен на насесте.

– Еще раз сцепитесь, как пьяные бабы на торгу, – быть вам поротыми, – пригрозил Шумилов. – Как только отъедем от Гольдингена хоть на три версты – так эту радость вам и устрою.

Выезжать было решено утром, позавтракавши, чтобы княжья свита могла без лишней суеты разобрать шатры и выложить всеми перинами телегу для перевозки князя. Первыми отправлялись сокольники – теперь им не было нужды двигаться медленно и с бережением, чтобы не волновать и не пугать дорогих птиц. Княжья телега, по замыслу Шумилова, стрелецкого пятидесятника Федора Никишина и начального сокольника Федора Игнатьева, замыкала обоз. Коли придется ее останавливать – так она никому двигаться вперед не помешает. Хотя Игнатьев предупредил: если князя растрясти, то можно и до Фрауенбурга не довезти. Все молча согласились и разом вздохнули: вот только покойника в этом путешествии и недоставало. Княжий племянник непременно потребует везти дядюшку в Москву, чтобы там хоронить со всеми почестями, а поди довези в летнюю жару…

Выпроводив Денизу, Ивашку и Петруху, Шумилов помог Ильичу уложить вещи и сел к окошку – ждать возвращения своих склочников и бегинки.

Глава двадцатая

Герцог сидел в кабинете и просматривал скопившиеся бумаги. Ему доставляло удовольствие проверять счета – он не первый год занимался портовыми делами и мог поймать самого ушлого боцмана на вранье о парусине, которую было принято мерить брабантскими аршинами, и о такелажных канатах, которые было принято мерить нидерландскими асами, все эти соотношения чисел прекрасно улеглись у него в голове с 1638 года – когда он сам, еще даже не всеми признанный наследник дядюшки, курляндского герцога Фридриха, стал править Виндавским портом и благоустраивал его за свои личные деньги.

После ужина он хотел поработать час-полтора, ощутить приятную усталость и спокойно проследовать в супружескую спальню. Петер Палфейн, попросивший аудиенции, вполне соответствовал мирному настроению герцога – он мог рассказать что-то занятное и даже забавное.

Ровно в одиннадцать лакей Алоиз доложил о прибытии Палфейна.

– Заходи, моряк, – пригласил его герцог. – Я до сих пор не мог с тобой побеседовать и спросить, хорошо ли тебя устроили, доволен ли ты своим житьем в Гольдингене.

– Ваше высочество, – поклонившись, сказал Палфейн. – Вы знаете, я вашему высочеству служу честно. Я всем доволен и за вашу доброту ко мне хотел бы еще отслужить.

– По части мартышек? – усмехнулся герцог. – Их у нас уже достаточно.

– Нет, ваше высочество. Я человек бывалый, много повидал, и я человек любознательный – если что-то захочу узнать, сам главный морской черт не помешает. Так вышло, что я несколько раз, с Божьей помощью, разгадывал всякие загадки, связанные с преступлениями. К тому же нравятся мне всякие чудаки и странные явления. Вот и получилось, что я знаю, кто убил плясуна Никласса Пермеке.

– И я знаю, – ответил Якоб. – За это убийство схвачена одна из двух бегинок, и сидит она в подвале башни, как раз под нами. Сейчас у меня будет несколько дней, чтобы заняться этим делом.

Но он так это сказал, что Палфейн понял – герцогу совершенно не хочется расследовать дело об убийстве плясуна и утверждать приговор.

– Бегинка не виновата, а виноват совсем другой человек, – заявил Палфейн. – Это ваш новый повар Арне Аррибо.

– С чего ты взял, Палфейн?

– Я это знаю, ваше высочество, и мои слова может подтвердить граф ван Тенгберген. Возле дома, в котором он снимает комнаты, и произошло убийство. А тело Аррибо сбросил в Алексфлусс.

– Ты ошибаешься, приятель. Моя супруга, герцогиня, приютила девушку, которая была свидетельницей убийства.

– Девушку? – Палфейн расхохотался. – Грит Пермеке уже лишилась девственности, из-за этого все и произошло! Пусть ваше высочество выслушает все с самого начала! А начало такое – граф ван Тенгберген малость спятил.

– Ты думай, что говоришь! – одернул моряка герцог.

– Ваше высочество знает, что в Гольдингене завелся черт, который скачет по крышам и машет большими черными крыльями. Так это никакой не черт, а граф ван Тенгберген, я его выследил по просьбе бургомистра. Ваш бургомистр Штафенхаген – умный человек, он подумал, что за черта приняли большую птицу, а поскольку таких сухопутных птиц он не видывал, то предположил, что она залетела с моря. Потому и позвал для совещания вашего покорного слугу. Я выследил это пернатое, заговорил с ним, и оно оказалось графом. А почему молодой господин прыгал по крышам и сам себя называл Хромым Бесом – этого я объяснить не могу. Слыхал я про человека, который вообразил себя стеклянным кувшином, сам видел чудака, утверждавшего, будто голоса, что у него в голове, приказали питаться только травой и древесными стружками. Но графская дурь совсем особенная – может, на моих мартышек насмотрелся?

– Этого еще недоставало… – пробормотал Якоб. – Я считал графа сущим ангелом…

– Ну так он теперь падший ангел. И в этом качестве совратил Грит Пермеке, сестрицу Никласса Пермеке. А помогал ему ваш повар Аррибо, зачем – сейчас поймете. Ему нужна была девица, чтобы поселить ее у бегинок, – а она бы доносила про все тайные проказы бегинок. Грит потому его и слушалась, что он знал ее тайну. Какая девчонка захочет позора? Ей же замуж выходить, а кто ее после графа возьмет? Только с большим приданым. Слушайте дальше, ваше высочество! Для чего повару знать о бегинках? Для чего следить за ними ночью с крыш, в компании полоумного графа? Если бы их застали добрые люди – Аррибо бы все на графа свалил. Мол, знатный господин развлекается, пригласил скромного повара разделить забаву! Так что Аррибо потворствовал графу, а для чего…

– Что ты знаешь о бегинках? – резко спросил герцог.

– Они дамы не простые, тайных гонцов принимают. Но я-то что, узнал – и молчу, какое мне дело? А ваш повар, который на самом деле не повар…