Набег - Витаков Алексей - Страница 30

30

Кантемир размышлял. И без того целое войско цепочкой по одному перевести не просто долго по времени, так тут еще и заслон! Ладно, нужно ждать, пока стемнеет…

Так решил крымский военачальник и дал команду спешиваться.

И снова казаки выиграли время. Выгрызли, вырвали у неприятеля и сделали войну еще более трудной для врага.

Когда планы не сбываются или откладываются, а еще хуже, рушатся совсем, когда воля твоя натыкается на другую волю и не одерживает быстрой победы, тогда начинает слабеть дух, уходит уверенность, и вся военная кампания превращается в бессмысленную бойню.

Кантемир-мурза тронул поводья и медленно поехал вдоль берега. Опытный воин, искушенный стратег, ученик самого хана Джанибека, он был озадачен.

– Амир! – окликнул он.

– Да, почтенный! – Сотник вырос мгновенно.

– Что скажешь, Амир?

– Кобелев опередил нас. Нужно признать…

– Я не собираюсь выслушивать тебя, Амир, по поводу того, что нам нужно признать в Кобелеве искусного стратега. Да, он нас опередил. Но все как-то странно. Вначале у меня дохнет любимый конь, подаренный еще моим отцом, потом эта засада. Я уже совершенно не сомневаюсь в злом роке. Но более того, вижу везде руку этого Кобелева. Даже в смерти моего коня! Но это все разглагольствования. Нам нужно взять брод, перейти реку и выполнить приказ хана. Вот я о чем.

– Я думаю, как только встанет солнце, мы вновь должны попробовать.

– Что значит должны попробовать?

– Ты же видишь, достойный мурза, их немного. И одного мы отправили к праотцам.

– Это ты так думаешь, – Кантемир остановил коня, – что отправил к праотцам. Пока не увидел труп и не рассеял прах по ветру, ты не можешь с уверенностью говорить об этом. Ты предлагаешь идти на восходе. Сколько еще людей мы потеряем, которые будут сидеть в седлах высоко над водой и служить хорошими мишенями?

– Потерь не избежать. Но если их мало, то они не смогут быстро перезаряжать ружья. Мы сумеем прорваться.

– Значит, десяток-другой воинов – это крохи голодной птице смерти? А то, что в воде, да еще на этой быстрине, кони не могут идти быстрее и мы всю реку окрасим нашей кровью, тебя не смущает?

– К тому же очень не удобный спуск к воде…

– К тому же очень не удобный спуск к воде! – передразнил мурза сотника. – И при этом ты предлагаешь вновь идти тем же способом?!

– Но о каком другом способе я могу подумать, почтенный?

– Ты прав. – Кантемир сдержал приступ ярости. – Думать тут должен я. Я один! Шайтан вас всех задери!

– Может, собрать совет? – Сотник привстал в стременах.

– Совет?.. Хм! И мы долго будем говорить о том, какой не удобный спуск.

– А как бы поступил славный хан Джанибек?

– Я знаю, Амир, как бы он поступил. И мы поступим по его методу.

– Как? – сухо спросил сотник и побледнел.

– Помнишь древние законы: если побежал один, то казнить весь десяток, побежал десяток – казнить сотню.

– Почтенный мурза, – сотник еле выговаривал слова, так сильно вдруг засушило горло, – но ты ведь только что говорил о потерях! И этим законам давно никто не следует.

– И плохо, что никто не следует! Конечно, я не собираюсь накануне большой войны терять понапрасну людей. Но наказать палками…

– Всесильный, но и это наказание на какое-то время выведет людей из строя.

– Как-то ты сипишь, мой Амир?.. Ладно. Джанибек всегда заменяет наказание чем-то вроде риска. А удаль в бою смывает позор. Не так ли?

– Так, Кантемир-мурза!

– А если так, тогда мы не будем дожидаться восхода солнца. Пойдем ночью, точнее, под утро, когда начнет гаснуть луна, но солнце еще будет далеко.

– Это мудро, почтенный! И русским будет сложнее попасть в нас.

– Ты еще не до конца дослушал, Амир. Первые два десятка твоей сотни пойдут пешими. Вода здесь по плечи, а значит, гяурам будет действительно сложно попасть.

– Но ведь вода ледяная! Мы можем потом потерять оба десятка. Они просто заболеют и не смогут продолжать поход.

– А что ты мне прикажешь делать? – Голос Кантемира чуть не сорвался на визг.

– Ты совершенно прав…

– Следом за ними пустим еще три десятка конными. Русские не успеют перезарядить ружья. – Мурза посмотрел в сторону леса и про себя добавил: – И у них нет столько пуль.

– Первым двум десяткам в вымокшей одежде будет нелегко сражаться с противником, если того вдруг окажется хотя бы столько же.

– Ты ноешь хуже бабы, сотник! Воины пришли воевать, а не греться под юбкой. Вымокнет одежда, говоришь? Значит, пусть идут без нее. Быстрее дойдут. Потом обсушатся. А я обещаю, при условии быстрого взятия реки, каждому по серебряной монете.

– Я так и скажу… – сотник осекся, – так и прикажу от твоего лица.

– Вот и хорошо, Амир. А сейчас пусть все отдыхают. Кого увижу шляющимся от костра к костру, дам палок.

– Слушаюсь, повелитель! – Сотник склонился в седле и поскакал прочь.

* * *

Давным-давно где-то в Персии, а точнее приблизительно около 1184 года в городе Ширазе, в семье одного очень уважаемого атабека[10] появился на свет мальчик, которому суждено было стать известным на весь Восток сочинителем касид и газелей[11]. Юность будущего гения и властителя дум прошла в стенах знаменитой багдадской академии «Низамиэ». Звали этого человека Саади.

Одним из монгольских аристократов, которые проходили курс обучения у Саади еще при Чингисхане, был далекий предок Кантемира-мурзы. С тех пор из поколения в поколение мужчины их рода чтили ширазского поэта и верили, что когда-нибудь милость Аллаха снизойдет и на них. И вот наконец-то и у них появился будущий великий поэт. Маленького Кантемира любили, мужчины часто приглашали его выступить со стихами на своих собраниях. Некоторые даже советовались с ним. Ему пророчили славное будущее мыслителя и поэта. В XVII веке Восток все еще оставался средоточием духовных и культурных ценностей, но поднимал голову и Запад. Поэтому среди татарской знати была дилемма: куда пойти учиться? Некоторые ехали получать знания в Багдад, другие стремились в Прагу и Варшаву. Естественно, что Кантемир-мурза оказался на Востоке, поскольку мечтал о славе поэта куда больше, чем о славе полководца.

Во имя создавшего душу Творца,В уста нам вложившего речь мудреца!Он нам прегрешенья прощает и намВо все помогает и внемлет мольбам!

Кантемир часто вспоминал эти строки великого Саади. Небольшой томик в кожаном переплете с одами незабвенного мастера он брал с собой во все походы. И когда выпадала минута-другая, то вновь и вновь перечитывал эпос «О справедливости и правилах мировластия». И конечно же, писал сам.

Провожая однажды в дорогу меня,Молвил старец, присев у порога:Твое только то, что видишь с коня.А прочее не от бога!

Но следовал ли Кантемир-мурза своим же строкам? Внутренний разрыв рано или поздно станет его трагедией. И он лучше других понимал это.

* * *

Быстро смеркалось. Зачепа, не переставая, разговаривал с Лагутой, не давал тому провалиться в забытье. Буцко возился с ружьями. Кородым напряженно следил за противоположным берегом.

– Ну, все. Кажись, отбились. Похоже, идти они пока не собираются. – Кородым покусывал костяшку своего указательного пальца.

– С чего ты так решил? – Зачепа высунулся и посмотрел сквозь маскировочные ветки.

– Да вон, – Кородым указал пальцем, – костры запалили и лошадей отогнали пастись.

– Тогда, может Лагуту в Студеное оттащить пока? Там найдем какую хату.

– В хатах нет никого. Все же ушли, – сказал Зачепа.

– Ну и чего! – Буцко втянул носом воздух. – Вон как холодает. В хате все ж потеплее.

вернуться

10

Атабек, или атабей (от двух тюркских слов «ата» – «отец» и «бей», или «бек» – «вождь») – наследственный титул у сельджуков, который означал, что лицо, носившее его, являлось губернатором страны или провинции, подотчетным монарху. Также мог выполнять обязанности регента при малолетнем наследнике, или наследниках покойного государя.

вернуться

11

Касида – твердая поэтическая форма народов Ближнего и Среднего Востока, Средней и Южной Азии. Газель – строфа арабского стихосложения, является самой распространенной формой стихосложения на Ближнем и Среднем Востоке.