«Гладиаторы» вермахта в действии - Пленков Олег Юрьевич - Страница 52

52

В период битвы за Москву Гитлер был единственным человеком, который смог удержать в строгой узде отдельных командиров, не позволить им ради интересов своих армий подвергать опасности другие армии на флангах, заставить Люфтваффе организовать непрерывный воздушный мост с отрезанными соединениями. Исходя из своего принципа не уступать ни пяди завоеванной земли, Гитлер выиграл время для реализации идеи оперативных очагов обороны («ежей»). В январе 1942 г., когда генерал-полковник Гепнер самовольно отвел свою 4-ю танковую армию, фюрер распорядился лишить его воинских наград и звания и выгнать со службы. Тридцать пять корпусных и дивизионных командиров были отправлены в отставку. Во время разговора с Клюге генерал-полковник Гепнер сказал о «дилетантском военном руководстве» (речь шла о фюрере), а Клюге передал это Гитлеру. Тот пришел в ярость и при отставке лишил Гепнера права на ношение мундира и орденов, а также права на пенсию и на служебную квартиру Гепнер отказался признать этот противозаконный приказ, а у юристов из ОКХ хватило мужества сообщить Гитлеру, что он не имеет права выносить подобные решения: такие меры могут быть применены к Гепнеру в том случае, если против него будет возбуждено дисциплинарное дело, но оно, по мнению юристов, несомненно должно закончиться в пользу Гепнера{462}. Гитлер вынужден был уступить… Впоследствии Гепнер погиб в Сопротивлении (он был казнен по делу о заговоре 20 июля 1944 г.).

На южном фланге советские войска также перешли в контрнаступление в Крыму и на берегу Азовского моря. «Ежи» в Таганроге, Сталино и Артемовске были обойдены с тем чтобы бросить силы на «сверхъежа» — Харьков, но гитлеровцы его упорно удерживали, несмотря на то Что советскими войсками была занята Лозовая.

Красная армия использовала в этом зимнем наступлении все, что могла, но сил на масштабный глубокий прорыв у нее не было. В тех немногих случаях, когда советским войскам удавалось окружить врага, не было артиллерии, чтобы его уничтожить, не было авиации, чтобы воспрепятствовать Люфтваффе обеспечить окруженных боеприпасами и продовольствием. Суммарный результат Московской битвы был в целом небольшим. После взятия Бородина один майор РККА сказал Илье Оренбургу: «До Гжатска шестнадцать километров. Можем дойти в два дня…» Но до Гжатска (с 1968 г. — Гагарин, Смоленской области. — О. П.) оставалось идти 430 дней…{463}

Хотя советские войска в течение трех месяцев давили на группу армий «Центр», им так и не удалось добиться крупного окружения врага, а отвоеванная территория была небольшой. Немцы смогли удержать Ржев, Вязьму и Орел. Таким образом, Московская битва стала бесспорным доказательством превосходства Гитлера над генералами, которые готовы были — даже ценой территориальных уступок — без конца выравнивать фронт. Но если в исключительно тяжелых условиях зимы 1941–1942 гг. жесткость Гитлера еще была уместна и принесла бесспорную пользу, то в дальнейшем она стала для военных обузой. Гитлер игнорировал профессиональные качества военных; так, он сказал Гальдеру: «Овладеть вашим оперативным искусством — это любой сможет». Чистой воды глупость, ибо оперативное искусство немецких офицеров было на голову выше, чем у офицеров любой другой армии. Но для Гитлера стала важнее формула «держаться до последнего» (ausharren).

Иные историки отвергают значимость зимней немецкой настойчивости в битве под Москвой. Так, сотрудник военно-исторического ведомства бундесвера Манфред Pay, вопреки мнению Фуллера, считал, что хотя подвижность немецких войск сильно снизилась к концу 1941 г., она была достаточной для осуществления тактических маневров и подвижного отступления, которое было бы наиболее эффективной тактикой в условиях мощного советского натиска; оно также могло привести к сокращению фронта и экономии сил.

Того же мнения был немецкий генерал Ганс Фриснер, который отмечал в своих мемуарах, что Гитлер придерживался стратегии «держаться во что бы то ни стало» по той причине, что он опасался превращения отхода в паническое бегство и развала фронта. Эти опасения были совершенно необоснованными. Доказательством тому служит немецкое отступление под Ржевом, Орлом, Брянском, Гомелем, из Крыма, а также из Румынии и Венгрии. Когда отступление планировалось заранее, оно осуществлялось с точностью часового механизма. Гитлеровские приказы на отступление поступали, как правило, только тогда, когда что-либо сделать было уже поздно{464}.

С 15 декабря 1941 г. Гитлер своими приказами «держаться» практически перекрыл дорогу для использования тактики гибкой обороны. На место полководческого искусства и оперативных мер должна была заступить воля: всякая планомерная штабная работа была, по выражению Pay, заменена «любительскими импровизациями» (sprunghafte Augenblickseinfalle eines Laien). OKX с этого момента практически был отстранен от решения специфических задач Генштаба; он стал исполнительным органом ОКБ.

Pay отрицал, что гитлеровские приказы «держаться» в 1941 г. предотвратили разрушение Восточного фронта. По его мнению, именно эти приказы создали угрозу распада Восточного фронта: Восточный фронт вермахта был спасен зимой 1941 г. не благодаря, а вопреки приказам Гитлера. Дело в том, что советское военное руководство не смогло организовать глубокие оперативные прорывы, хотя все средства для этого были{465}. Иными словами, Фуллер считал удержание фронта немцами заслугой Гитлера, a Pay — следствием оперативной беспомощности советского командования.

Обе точки зрения специалистов имеют право на существование: зимой 1941–1942 гг. две особенности тоталитарных режимов наложились друг на друга и дали искомый результат…

Немецкий генерал Бутлар писал: «Ведя боевые действия в тяжелейших климатических условиях, которые ранее считались совершенно невозможными, испытывая огромное физическое и духовное напряжение, немецкое командование и войска сохраняли целостность Восточного фронта до тех пор, пока советские войска не выдохлись. Это вызвало у немецких солдат чувство превосходства над советской армией, которое не покидало их вплоть до самого окончания войны на Востоке. Вероятно, это самое чувство собственного превосходства и помогло вермахту, находясь вдалеке от родины, на протяжении нескольких лет сдерживать натиск противника, имевшего часто двадцатикратное превосходство»{466}. Генерал Меллентин утверждал: «Успехи немецких солдат в России убедительно показали, что русских можно победить. В конце осени 1941 г. немецкая армия была очень близка к победе, несмотря на огромную территорию и осеннюю слякоть на дорогах, а также несмотря на наше несовершенное снаряжение и малочисленность войск. Даже в критические для нас 1944 и 1945 гг. наши солдаты никогда не чувствовали, что в чем-то уступают русским. Но слабые немецкие войска напоминали собой затерянные в океане островки, которые захлестывали бушующие вокруг бесконечные волны пехоты и танков. Приобретенный в войне опыт свидетельствует, что немецкие войска успешно вели боевые действия при соотношении сил 1:5, пока участвующие в боях соединения сохраняли до некоторой степени свой боевой состав и имели достаточно боевой техники. Иногда успех достигался даже и при более неблагоприятном соотношении сил. Трудно предположить, что армия какой-либо другой страны Запада могла бы добиться лучшего»{467}.

Только в марте натиск советских войск стал ослабевать — кризисный момент для группы армий «Центр» миновал. Еще несколько недель подвижные советские соединения продолжали наступление восточнее Смоленска, но это были последние волны слабеющего шторма.

вернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернуться