«Гладиаторы» вермахта в действии - Пленков Олег Юрьевич - Страница 71

71

30 декабря 1941 г. наши войска взяли Тихвин, наземный путь до ближайшей железнодорожной станции сократился на 380 км; второе кольцо блокады 18-й армии установить не удалось, что спасло часть жизней блокадников, поскольку после того, как на Ладоге стал лед, продовольствие начали поставлять в город хотя бы в минимальных размерах. Самым страшным был период до создания «дороги жизни», на это время приходится большая часть погибших.

Что произошло бы в случае сдачи Ленинграда? Осуществились бы на деле гитлеровские планы уничтожения города? Примеры Варшавы и Киева говорят о том, что это вполне могло случиться.

Таким образом, на примере блокады Ленинграда и судьбы советских военнопленных видно, что на многие вопросы, связанные с ролью вермахта в организации террора и массовых убийств на Восточном фронте, нет однозначных ответов. В каждом отдельном случае нужно внимательное отношение к упомянутым инцидентам, а не огульное обвинение всего состава вермахта, который сам часто оказывался жертвой нацистской диктатуры и ее идеологов, а подчас и обстоятельств.

Еще в древности существовало право гражданских лиц покинуть осажденный город. В законах Талмуда, в XVII в. заимствованных одним из основоположников науки международного права Гуго Гроцием, сказано, что город не должен быть блокирован полностью — следует оставлять коридор для тех, кто хочет спастись. Этот принцип вспомнили в Нюрнберге, когда предъявляли обвинения немецким офицерам. Фельдмаршалу фон Леебу инкриминировали, что он (в соответствии с распоряжением ОКВ) в сентябре отдал распоряжение открывать артиллерийский огонь по городу. Однако количество боеприпасов, которыми располагала 18-я армия, осаждавшая Ленинград, позволяло обстреливать лишь самые важные цели. Поэтому приказ Гитлера о разрушении города можно было считать утопическим{638}.

Цель насильственного удержания мирных жителей в Ленинграде заключалась в том, чтобы усилить давление на людей, лишенных самого необходимого — прежде всего продовольствия. Именно на этом строил свою защиту фон Лееб, который утверждал, что отданный им приказ полностью согласуется с практикой ведения военных действий. На процессе по делу руководства вермахта в 1948 г. фон Лееб оправдывался тем, что в военной истории много примеров блокады — так, в Первую мировую войну весьма эффективной была континентальная блокада Германии английским флотом. Она имела следствием гибель от болезней, связанных с голодом, 300 тысяч гражданских лиц в Германии{639}. Но обычно блокаду и осаду применяют для того, чтобы вызвать сдачу крепости, а не для осуществления геноцида, как это имело место в отношении Ленинграда. На обвинение в геноциде фон Лееб сказал: «Гитлер поставил нас, старших офицеров, в тяжелое положение, из которого не было выхода: следовать его приказам означало нарушать международное право. Не выполнить его приказ — значит попасть под обвинение в неповиновении перед лицом врага. Сделать что-либо большее — это мятеж»{640}. Аргументы фон Лееба убедили суд. Поскольку увеличение давления на Ленинград и в самом деле могло бы ускорить капитуляцию города с 200-тысячным гарнизоном и оборонными предприятиями, судьи признали, что фон Лееб не совершил военного преступления и не нарушил действовавших тогда законов войны{641}. Для сравнения — в окруженном сербами Сараево в 1992–1995 гг. (блокада Сараево продолжалась дольше, чем блокада Ленинграда) не было военных объектов и армии, а целью осады была этническая чистка, что международным судом было расценено как преступление.

В итоге следует констатировать, что преступная политика немецких военных имела место при блокаде Ленинграда, но сам приказ на ее осуществление исходил от верхов. Жестокость немцев стала неизбежным следствием задачи, которая перед ними была поставлена. Во время блокады речь шла не столько о военной операции, сколько о том, чтобы, щадя силы группы армий «Север», блокировать трехмиллионный город и уморить население голодом. Здесь речь шла скорее об осознанной идеологии геноцида, а не о средстве добиться определенной военной цели. Насколько это понимали солдаты 18-й армии, установить сложно. С одной стороны, солдаты были заняты своими боевыми задачами. С другой стороны, встречаются указания, что солдаты и офицеры 18-й армии подозревали о возможных попытках прорыва голодных людей из блокированного города и не представляли себе, как их можно будет остановить: стрелять по безоружным детям, старикам и женщинам они не хотели. Впрочем, внутренняя организация города была столь жесткой, что ни о каких голодных бунтах и речи не было. В принципе, такую же судьбу Гитлер готовил и мирному населению Москвы и Сталинграда.

Вермахт, партизаны, гражданское население

«Нравственность развивается в истории и под влиянием исторических причин. Если она в данный момент такая-то и такая-то — то только потому, что условия, в которых живут люди, не дозволяют, чтобы она была иной, и доказательством этому служит то, что она меняется вместе с изменением этих условий и только в этом случае».

(Эмиль Дюркгейм){642}

Вряд ли что-нибудь может быть более безответственным, чем натравливание населения на борьбу против вооруженных сил противника, так как при защите от подобных действий никак нельзя избежать жестокости, несправедливости и, как следствие, страданий ни в чем не повинных людей. Еще в феврале 1901 г. британский главнокомандующий лорд Роберте выражал свое неудовольствие командующему армией буров Луису Боте: «Я должен заявить, Ваша честь, что подобную тактику нельзя применять по отношению к регулярным войскам. Буры опустились до партизанской войны, и я вынужден прибегать к чрезвычайным мерам»{643}. Под последними подразумевались репрессии по отношению к гражданскому населению и организация концлагерей. Это вызвало критику действий англичан. Разумеется, критика была справедливой, но она не учитывала всех обстоятельств, вынудивших англичан перейти к репрессиям. Почти за сто лет до того, в годы антинаполеоновских войн, английский герцог Артур Веллингтон, свидетель партизанской войны в Испании, сказал: «Я всегда боялся революционизировать какую бы то ни было страну с политической целью. Я всегда говорил, что если они поднимутся сами — хорошо, но не подстрекайте их, ибо это возлагает на вас ужасную ответственность». В самом деле, начиная с XVII в. создавались законы и заключались соглашения по ведению боевых действий, но они не могли применяться к деятельности партизан, и на те правительства, которые сознательно организовывали и поддерживали эту страшную форму войны, ложится тяжелая ответственность.

Интересно отметить, что в Первую мировую войну значительного партизанского движения не было — за исключением бельгийской гражданской милиции (Garde Civilique), участники которой носили на рукаве повязки и реже были униформированы. Но все семь немецких армий на Западе были подвержены параноидальному ожиданию нападения franc-tirieurs. Среди немецких солдат распространялись россказни о многочисленных убийствах, отравлениях и нападениях. Военный губернатор Бельгии генерал Кольмар фон дер Гольц уже в конце августа 1914 г. приказал безжалостно карать любые попытки партизанских действий. Только с 18 по 28 августа 1914 г. немецкие каратели убили свыше 6 тысяч гражданских лиц, заподозренных в партизанских действиях. В этой связи кайзер Вильгельм II публично жаловался, что бельгийская милиция ведет себя столь же нецивилизованно, как казаки{644}. Репрессивные меры, впрочем, оказались весьма эффективными, что было одной из причин повторения репрессивной практики во Вторую мировую войну.

вернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернуться