Джинн и Королева-кобра - Керр Филипп - Страница 39

39

— Мне очень жаль, — неискренне сказал Джалобин, сияя как начищенный самовар. Он нисколько, нисколечко не сожалел о содеянном.

— Может, нам самим стоит дать ему три желания? — предложила Филиппа. — На всякий случай?

— Нельзя, — возразил Джон. — И, согласно Багдадским законам, нельзя будет это сделать еще целый год и один день. Четвертое желание только уничтожит три предыдущих. А пятое и вовсе наделает бед. Потому что оно снабжено энантодромией. Это такое особое проклятие. Что бы ты ни пожелал, получится ровно обратное. — Джон задумчиво покачал головой. — Надеюсь, вы не хотите узнать, что случится, если дать ему шестое желание?

— Я, во всяком случае, не хочу, — заявил Джалобин. — Так или иначе, желания мои больше исполняться не будут. Ни одно, ни три. И это к

лучшему. Я не готов рисковать своим нынешнимсчастьем. Ни за какиековрижки.

Глава 12

Святоши-обманщики

Они обошли уже почти весь розовый форт. И Джалобину и детям было ясно, что попали они по адресу, это то самое место, но… Они даже не представляли, где тут искать Королеву-кобру. Форт был огромен. Видно, придется им поселиться в здешнем ашраме, если они хотят когда-нибудь найти потерянный амулет.

— Тогда никто из местных не станет задумываться, кто мы и зачем приехали, — убеждала своих спутников Филиппа. — Кроме того, мы не можем беспрерывно мотаться вверх-вниз в этой дурацкой корзине.

— Да уж, — сказал Джалобин. — Хорошенького понемножку.

— Как только мы станем новыми членами ашрама — местные называют их «садхаки», — мы сможем находиться здесь, не навлекая на себя подозрений. А сами будем держать ухо востро и быстро разберемся, где искать медальон.

— По-моему, я так и предлагал, — обиделся Дыббакс.

— На самом деле ты предлагал немного другое, — сказала Филиппа. — Ты хотел, чтобы мы притворились, будто собираемся вступить. Но в любом случае это — хорошая идея.

Джалобин объявил Джаггернауту, что они решили вступить в ашрам. Тот обрадовался, поздравил их, сказал, что они об этом никогда не пожалеют, и повел знакомиться с гуру Масамджхасарой.

Гуру восседал в кресле, какие стоят в кабинетах у зубных врачей. Само кресло стояло на возвышении внутри храма, а вокруг, на полу, расположились несколько десятков сподвижников гуру и горели сотни свечей. Гуру оказался пухленьким, похожим на Санта-Клауса человечком с густой седой бородой, в белых бесформенных одеждах и темных очках. На руке у него красовались часы «Ролекс», на голову был намотан громадный оранжевый тюрбан. Прямо перед ним висел золотой колокол, и время от времени гуру ударял в него, а потом изрекал очередное откровение, и толпа вокруг жадно внимала. На мольберте, рядом с его креслом, была установлена картина, изображавшая мужчину на высоком шесте. Он был в одной лишь набедренной повязке, а из груди и спины его торчали сразу восемь кинжалов.

— Ого! Жуть какая! — Джон даже присвистнул, но глаз от картины отвести уже не мог.

— Это факир Муруган, — сказал Джаггернаут. — Отец нашего гуру. Великой святости был человек. Невероятные чудеса творил! Вообще-то в старые времена все праведники так себя истязали. Ножи в себя втыкали, на шестах сидели помногу дней. Святость свою доказывали.

— Но нас-то не этому собираются учить, правда? — с надеждой спросила Филиппа. Одна мысль о том, что в ее тело может вонзиться что-то острое, вызывала у девочки ужас. — Неужели ты тоже готов протыкать себя ножами, брать в руки змей и спать на гвоздях? Ну же, признайся!

— Я-то? — Джаггернаут улыбнулся. — Шутишь? Я ненавижу ножи. А змеи тут, на скале, по счастью, не водятся. Скалой мы называем наш ашрам. — Договорив, Джаггернаут почтительно сложил ладони вместе, приблизился к гуру, несколько раз поклонился и представил четырех новых учеников по именам — естественно, индийским: господин Гупта, Джанеш, Панчали и Дипак.

Мысли гуру явно где-то блуждали, и на новоприбывших он отреагировал довольно вяло. Но все-таки ударил в свой колокол и, как только паства стихла, произнес:

— Я вам рад, господин Гупта. И вашим детям тоже. Я обучу вас процессу осознанного ничегонеделанья. — Судя по выговору, он получил образование в Британии, в дорогой частной школе. — Я открою вам секреты особого искусства. Жить, не прилагая усилий.

— Это мне очень подходит, — пробормотал Дыббакс.

— Мне тоже, — признался Джалобин.

Гуру наклонился вперед, пытливо посмотрел на своих новых последователей и снова ударил в колокол.

— Я знаю, кто вы такие, — заявил он, и дети затаили дыхание. Неужели этот восточный прорицатель и вправду догадался, что они не люди, а джинн? Но тут он по-девчачьи хихикнул и добавил: — А вы знаете, кто я такой. И мой вам главный совет — надо освободиться от всего, что вас обременяет. Поэтому вы будете приходить сюда, чтобы вместе, сообща, три часа в день заниматься йогой, чтобы сообща медитировать, чтобы сообща очищать ваши тела и ваши умы. Вы будете вместе со всеми работать в нашем центре компьютерной поддержки, помогая советами великому множеству людей, англичан и американцев, настраивать свои персональные компьютеры, ноутбуки и наладонники, хотя я сам не знаю, что это за штука.

— Но мы не знаем, как настраивать компьютеры, — сказала Филиппа и растерянно взглянула на брата. Он разбирался в компьютерах чуть получше, чем она, но и его знаний, разумеется, было недостаточно, чтобы давать профессиональные советы другим людям.

К счастью, Джон, Джалобин и Дыббакс горячо поддержали девочку:

— Мы тоже не знаем. И наладонниками не пользуемся. Мы вообще не разбираемся в технике!

— Это даже лучше, — сказал гуру и снова хихикнул. Он поднял свою довольно грязную ногу, с удовольствием ее рассмотрел, а затем, пошевелив длинными подвижными пальцами, вытолкнул из ямочки меж пальцев большой комок грязи. Филиппу передернуло. — Все в жизни к лучшему, Джанеш, — сказал он.

— Вообще-то я Панчали, — уточнила девочка и, ткнув пальцем в брата, добавила: — Это он — Джанеш.

— Дитя мое. Я обучаю людей процессу сознательного ничегонеделанья и проповедую простую безыскусную жизнь. Чтобы жить так, необходимо освободить мир от царящего на Западе гнета компьютеров и повальной компьютеризации. Потому-то мы и даем людям, которые продолжают поклоняться компьютерам, плохие советы. Ужасные советы. Советы, вводящие их в заблуждение. Но на самом деле это — самые лучшие советы. В сущности, мы говорим им, что дважды два — пять. Мы делаем это в надежде, что они возненавидят свои компьютеры и уничтожат их или выбросят на свалку, и мир освободится от этой заразы. Человечество возвратится в мир безграничной любви и радости, в мир, где останутся лишь карандаши и бумага. — Он снова захихикал. — Ну как, справитесь вы с такой задачей, дети мои? Сможете давать глупым богатым западным людям неверные инструкции по установке программного обеспечения? Готовы спасать их бессмертные души?

— это нам проще простого, — обрадовался Дыббакс. Ему ужасно понравилась идея давать людям дурацкие советы.

— Я называю этот процесс умственной йогой, — продолжал гуру. — Мы вьем из разума заблудших людей веревки и скручиваем их в узлы, чтобы это сверхнапряжение обратилось в свою противоположность и им открылся иной мир, мир спокойствия и расслабления. Мир безыскусной жизни. И ничегонеделанья.

— Я справлюсь, — заявил Дыббакс. — Я в этом уверен.

Не переставая хихикать, гуру вытер грязь, так и оставшуюся меж пальцев его ног, о собственную длиннющую бороду, а потом трижды ударил в колокол. Аудиенция была окончена.

— По-моему, вы ему понравились, — сказал Джаггернаут. — В вас есть что-то необычное, и он это заметил.

— Ничего необычного в нас нет, — отрезала Филиппа. Гуру вызывал у нее откровенное отвращение.

Джаггернаут проводил их от святилища до отведенной им в спальном корпусе комнаты. Корпус был оставшейся с военных времен треугольной постройкой с соломенной крышей. Он стоял в пределах внешних стен розового форта, рядом со старым заброшенным колодцем. В комнате оказалось четыре кровати, умывальник, некрашеный стол и несколько циновок для молитв. Стену украшала большая картина, изображавшая гуру Масамджхасару. Скрестив ноги, он сидел без всяких подпорок, просто в воздухе, и улыбался. Прямо как джинн, подумала Филиппа.