Джинн и воины-дьяволы - Керр Филипп - Страница 26

Прогнозы Адама Аполлониуса о том, какой эффект среди публики будет иметь первое появление Джонатана Таро, оправдались целиком и полностью. Смотревшие передачу дети буквально взбесились от любви к новому кумиру. Особенно девочки. Взбесились — это еще мягко сказано. Короче говоря, после прямой трансляции с Дыббаксом произошло то, что в шоу-бизнесе обычно называется «проснулся знаменитым». Запись его представления крутили еще два вечера подряд, причем второй показ побил все рекорды по количеству зрителей: у телеэкрана собрали пятьдесят миллионов юных фанатов Джонатан Таро. Конечно, этому рекорду в немалой степени способствовало и то, что по другим каналам смотреть в тот вечер было нечего. Все популярные телешоу загадочным образом исчезли из эфира. Но никому даже в голову не пришло как-то связать два этих обстоятельства воедино.

После этого Джонатана Таро пригласили на несколько вечерних ток-шоу, и он исполнял все новые и новые удивительные фокусы, непостижимые даже для профессионалов. Во время одного из показов он встал в полиэтиленовый мешок для мусора и, дематериализовав свои ноги, создал иллюзию, что его тело горит. На другом ток-шоу он вышел из театра Эда Салливана на Бродвее и показал трюк в стиле Гудини, умевшего выбраться из-под любого замка. На Дыббакса тоже надели наручники и заперли в багажнике припаркованной у театра полицейской машины. Но самым интересным оказался трюк, когда он попросту исчез из движущегося лифта в небоскребе «Дженерал электрик» на площади Рокфеллера, где-то между первым и шестьдесят девятым этажом, а уже несколько секунд спустя появился на крыше здания.

Аполлониус с воодушевлением хлопнул по газетной странице.

— Ты только послушай! — воскликнул он. — «Еще недавно никто и слыхом не слыхивал о тринадцатилетнем Джонатане Таро. А на этой неделе юный иллюзионист в одночасье стал самым знаменитым ребенком в Америке. Его знают и любят не меньше, чем звезд эстрады и кино. Главное же состоит в том, что в отличие от многих дутых звезд Таро обладает подлинным даром. Есть надежда, что он станет образцом для подражания и окажет положительное влияние на детей во всем мире». — Аполлониус засмеялся. — Это все о тебе, дружок! Ну, каково? А? Разве это не удивительно, Джонатан?

— Конечно, — лениво согласился Джонатан, который никому, даже самому Адаму Аполлониусу, больше не разрешал называть себя Дыббаксом.

— Ты хочешь стать образцом для детей всего мира?

Джонатан пожал плечами:

— Не знаю. Наверно… Почему бы нет?

Аполлониус усмехнулся.

— Что ж, это здорово, сынок, — сказал он. — Это здорово. Поскольку ты и в самом деле можешь оказать на них большое влияние. Такого никто до тебя не имел. С твоим колоссальным талантом и огромной властью телевидения мы сможем сделать все, что захотим.

— Раз вы так говорите, Адам, значит, сделаем.

— Да, я так говорю, — сказал Аполлониус, энергично потирая руки. — У меня на тебя большие виды, мой мальчик. Сначала мы заработаем хорошие деньги, а потом будем вершить историю.

— По рукам.

— А теперь скажи-ка, дружок. Все-таки как ты это делаешь?

— Практика, — терпеливо пояснил Джонатан. Он не сердился на Адама Аполлониуса за эти вопросы. Нисколечко. Это же так естественно, что Аполлониус хочет проникнуть во все его тайны. Ведь он фокусник-профессионал! Было бы странно, если бы его совсем не занимала механика трюков, которые выполняет Джонатан.

Аполлониус понимал логику мальчика очень хорошо. На самом деле он потому и приставал к нему с вопросами, чтобы Джонатан не заподозрил, что он и так все знает. А ведь он знал, он и вправду знал, каким образом мальчик выполняет свои неслыханные номера. Он точно знал, кто такой Джонатан Таро. Как же иначе? Ведь Дыббакс был его собственным внебрачным сыном. В тело Адама Аполлониуса вселился не кто иной, как Иблис, предводитель клана Ифрит. Дух Иблиса. И этот злой джинн по обыкновению затеял нечто ужасное.

Глава 14

Где больше двух, говорят вслух

Добравшись до дома на Восточной 77-й улице, Джон внезапно почувствовал, что заболел. Ощущение было такое, будто кто-то поместил его на кренящуюся палубу корабля во время шторма. Он никак не мог удержать равновесие и стоять вертикально. Не то что лететь, он и идти-то толком не мог, и порог собственного дома ему пришлось не перешагивать, а переползать. Каждый раз, когда Джон пытался сфокусировать взгляд на каком-нибудь неподвижном предмете, тот начинал куда-то утекать или испаряться — сам по себе, без стороннего вмешательства. Погляди Джон на себя со стороны, наверняка бы решил, что попросту пьян. Или накачан наркотиками.

— Фаустина, — хрипло сказал он. — Ты здесь? Что-то мне нехорошо.

Он почувствовал, что она опустилась ряд с ним на колени и взяла его за руку.

— Что с тобой? — спросила она.

— Не знаю. Может, Док разберется.

— Кто это?

— Марион Моррисон, отцовская сиделка — пояснил Джон. — Она — джинн-медсестра.

Фаустина помогла ему доползти до кухни. Там сидела Марион и играла на губной гармошке. Мелодия лилась такая сладкая, такая убаюкивающая, что и сама Марион, и кошка Монти, казалось вот-вот заснут. Зато еще одного находившегося на кухне персонажа Джон совершенно не ожидал увидеть. В гостях у них оказался Финлей Макриби. Ни он, ни Док не почувствовали, что совсем рядом с ними появились духи двух юных джинн. Зато Монти чуяла все. Она поднялась, выгнула спину горбом, точно верблюд, а ее серо-черная шерстка встала дыбом. Кошка громко зашипела на невидимых посетителей. Док отняла гармошку от губ и осмотрелась.

— Что случилось? Почему она шипит? — спросил Финлей.

— Наверно, мы тут не одни. К нам кто-то пожаловал, — сказала Марион Моррисон. Она подошла к холодильнику и распахнула дверцу, чтобы в кухню оттуда хлынул поток холодного воздуха. Юные джинн тут же стали наполовину видимы.

— Круто, — выдохнул Финлей.

Джон сказал Финлею, что чувствует себя вовсе не круто и что ползать по полу ему вовсе не по душе. Только мундусянский мальчик его явно не услышал. Однако постепенно холодный воздух проявил не только силуэты юных джинн, но и голоса. Они зазвучали громче, но все равно как то… призрачно.

— Что с вами приключилось? — спросила Марион.

— Погано себя чувствую, — прохрипел Джон. — Все плывет.

— Похоже на астральную болезнь, — определила Док. — Это значит, что твое астральное тело больше не готово быть невесомым. Ты никогда не задавался вопросом, почему привидения так часто стонут? Полагаю, теперь ты все понял сам. Я слышала, что это довольно неприятное состояние.

— Я пробыла в невесомости целых двенадцать лет, — сказала Фаустина. — Но никогда таких ощущений не испытывала.

— Это происходит не с каждым, — согласилась Марион. — Но джинн-близнецы подвергаются астральной болезни очень часто.

— Хватит читать мне лекции! — возмутился Джон. — Лекарство от этой заразы у вас есть? Мне срочно надо лететь в Италию.

— Твое тело — наверху, в комнате, — ответила Док. — Как только ты в него вернешься, ты сразу почувствуешь себя лучше.

— Не уверен, что смогу подняться по лестнице, — признался Джон.

— Тогда единственный выход — вселиться не в свое тело, а в тело человека, на время. — Марион многозначительно посмотрела на Финлея. — Ты не против, Финлей? Готов сослужить другу хорошую службу?

— Вы хотите сказать, что у нас будет одно тело на двоих?

— Вроде того, — ответила Док. — Если, конечно, ты не хочешь заставить бедного Джона самого карабкаться наверх в его нынешнем состоянии.

— Ладно, валяй, вселяйся, — согласился Финлей.

Док указала на пол.

— Финлей, ложись рядом с ним. Тогда он сможет забраться в тебя, не вставая на ноги.

Финлей сел, а потом и лег на пол.

— Запомните несколько правил о сосуществовании в одном теле, — сказала Марион Моррисон. — Первое гласит: добрые джинн делают это лишь на короткий промежуток времени в самой критической ситуации. Полагаю, сейчас у нас именно такая ситуация. Зато злые джинн порой завладевают человеческим телом надолго, даже навсегда. Второе правило: ты, Джон, должен уважительно относиться к Финлею, признавать, что он — основной хозяин тела. Понимаешь, находясь в чьем-то теле, Джон, ты склонен воспринимать его как свое собственное. Но на самом деле это не так. Тело чужое, и ты должен уважать права его владельца. Позволь ему принимать решения самому, то есть вести себя, как обычно. Пусть он выбирает еду по своему вкусу, даже если ты эту пищу терпеть не можешь. Пусть выбирает, что смотреть по телевизору и все такое прочее.