Заклинатель дождя - Строганов Михаил - Страница 52

В такие минуты Иван понимал, что не способен разгадать головоломку. Потому что еще не в силах вырваться из парализующих разум змеиных колец.

Убеждаясь в тщетности своих усилий, спрыгивал на пол, бесцельно слонялся по комнате, стараясь не думать ни о прошлом, ни о будущем, ни о настоящем. Но проходили часы, и, даже не пытаясь справиться с искушением, Иван начинал снова и – снова чертить на закрывающей окно фанере свой ребус…

Однажды утром дверь изолятора открылась необыкновенно. Без долгого ковыряния в замке, без санитарского мата, без несносного шлепка по столу алюминиевой миски. На пороге, широко улыбаясь, показался врач психушки Филин, из-за спины которого выглядывали следователь Агеев и практикант Сидоренко.

– Ну, молодой человек, рассказывайте о своем самочувствии! – Петр Федорович игриво ткнул его в живот. – Да я смотрю, все у нас в полном ажуре, даже в весе мы заметно прибавили!

– Казенный харч всегда только на благо идет, – закивал Агеев. – Факт!

– То-то я и смотрю, щечки у нас порозовели! А ведь какой бледненький был… Сущее полотно! Зато сейчас любо-дорого посмотреть. Хоть на спартакиаду молодца выставляй!

– Меня переводят в тюрьму? – безразлично спросил Иван. – Или следователь пришел провести допрос здесь?

– Уважаемый Иван Никитич! – капитан вышел из-за спины Филина. – От лица немировской милиции приношу тебе извинение. Так сказать, за неправомерные действия во время следствия. Мы сделаем надлежащие выводы.

– Вы нашли настоящих убийц?! Наркоторговцев?! И еще того, в маске?! Это они Ленку и Алешку убили! И меня тоже собирались!..

– Следствие пришло к выводу, что никаких убийств не было, – капитан развел руками. – Несчастные случаи, трагическое стечение обстоятельств. Родители и педагоги, так сказать, не доглядели…

Иван возбужденно закричал:

– Я своими глазами видел, как наркоторговцы Алешке удавку на шею набрасывали! А тот, в маске…

Филин-Врач аккуратно разжал пальцы Ивана и, отводя его обратно к кушетке, мимоходом заметил:

– Не обращайте внимания. Последствия травмы, реакция психики на пережитое. Сами, Андрей Данилович, понимаете, подростки – существа такие впечатлительные, ранимые! Насмотрятся кино, нафантазируют, а потом все принимают за чистую монету. Меня, к примеру, уже маской назвал!

– Да не вы маска, а Огун, бог Вуду! – попытался объяснить Иван. – Тут колдовская секта орудует!

– А вот с излишним увлечением фольклором, да еще столь экзотическим, надо завязывать! – строго сказал Филин. – Вы, товарищ капитан, с директором школы об этом потолкуйте. Я по своим каналам тоже капну куда надо. Хватит! Довольно с нас их экзотики банановой. – Фу! Надо же! Стихами Маяковского заговорил!

– Полностью согласен, – Агеев поправил съехавшую фуражку. – Лучше бы скаутов или, как у нас, юных дружинников в школе организовали! И без ихнего Вуду нынешняя молодежь вон как распоясалась: одни секс и пиво на уме. То ли в наше время… – Следователь махнул рукой и вышел из изолятора.

– Как же так… – губы Ивана скривились и задрожали. – Все напрасно? Неужели даже смерть – всего лишь нелепица?..

– Вот что, Ванечка. Не стоит копаться в «проклятых вопросах», на которые все равно ответа не будет! Поверь, многие умненькие мальчики проживают такую же «философскую интоксикацию», которая мучает не меньше, чем не находящее выхода половое влечение, – присел на кушетку ухмыляющийся Филин. – Реальность же в том, что через пару часов за тобой приедет мама вместе с Борисом Евгеньевичем. И вы уедете в Пермь. Там, не успеешь и глазом моргнуть, наступит лето. А уж после хорошего отдыха на море произошедшее если и вспомнится, то как дурной сон! Не более того! Ты уж поверь…

В ожидании мамы Иван сосредоточенно наблюдал, как по старому, выцветшему за долгие годы циферблату настенных часов неровно перескакивает минутная стрелка, совершая за кругом круг и не в силах увлечь за собой безжизненную часовую стрелку. Время движется, проходит, оставаясь на месте…

Иван знал, что на его «проводы» собрался прийти весь класс. Выстроятся напротив дверей, станут смотреть и молчать, словно прогоняя сквозь строй. Чтобы запомнил на всю жизнь. И не посмел вернуться.

Мечта навсегда покинуть Немиров, подталкивавшая последние месяцы на безумные поступки, была рядом, с минуты на минуту ожидая своего воплощения. Явственно вырисовывалась в шуме подъехавшего к больнице автомобиля, быстрым цоканьем каблучков маминых туфель по бетонным коридорным плитам, возбужденному голосу за дверями… Но мечта уже не согревала сердца – ее радужный наряд почернел и сморщился, как сожженный бумажный лист.

– Ванечка!

Елизавета Андреевна бросилась к сыну, падая перед ним на колени. Обняла ладонями лицо, стараясь прочувствовать пережитые сыном страдания.

– Все кончилось, Ванечка… Мы свободны!

– Пойдем, Иван. Тебе здесь оставаться больше ни к чему!

Иван вздрогнул и посмотрел на зависшую над мамой спортивную фигуру Бориса Евгеньевича.

– Мы не рассчитались с долгами, – Иван отвел глаза в сторону, чтобы бывший отцовский друг не увидел набежавшие на глаза слезы.

– Не надо думать об этом. – Борис Евгеньевич нагнулся ниже и шепнул: – Все долги погашены!

… В больничном дворе было пусто. Ни одноклассников, ни гуляющих пациентов, ни санитаров. Только у забора одиноко жалась к поржавевшим металлическим прутьям тетя Нюра, бывшая соседка по коммуналке.

– Ванечка! Родименькой! – во весь голос запричитала она, призывно махая рукой. – Иди ко мне, я тебя хоть на прощаньице поцелую!

– Не ходи, не надо, – Елизавета Андреевна попыталась удержать сына. – Забудь, Ванюша, забудь все, как дурной сон!

– Хорошо, мама! – уже на пути к забору ответил Иван. – Только все же позволь мне этот сон досмотреть до конца. Я хочу знать, чем же он кончится…

– Ванечка-а-а… Сыно-о-ок… – протяжно завыла тетя Нюра, обнимая юношу через прутья. – Христом Богом тебя прошу, береги себя… И прости меня, окаянную! За все меня прости…

– Что вы, тетя Нюра! Я буду с нежностью вспоминать даже ваше ворчание!

– Вот, на, Ванечка, держи, – она сунула ему в карман сложенный пополам исписанный тетрадный лист. – Это тебе Сергей Олегович письмо написал.

– Что же сам не пришел? – Иван протянул письмо ей обратно. – Спасибо, но я писем от него не ждал.

– Ты что делаешь?! – соседка снова затолкнула письмо в карман Ивана. – Сказано тебе, не смог он сегодня прийти! А прочитать надобно!

– Отчего смог? – Иван иронически скривил губы. – На вырученные деньги отдыхать уехал?

– Эх ты… Умер Сергей Олегович… – укоризненно покачала головой соседка и пошла от забора прочь, разговаривая сама с собой. – Вечерочком письмо оставил… Меня, дуру старую, попросил тебе передать. Утром в аккурат и скончался… Уже и схоронили его…

– Как?! – Иван вцепился в железные прутья. – Что значит умер?!

К нему подбежала мама с Борисом Евгеньевичем. Взяли под руки, бережно довели до машины.

– Забудь, Ванечка, все забудь!.. Смотри, смотри в окно. Мы уже выехали из Немирова! Ты понимаешь, что это значит?!

Иван молча кивал головой, пытаясь украдкой прочитать написанное учителем письмо.

«Человек напрасно цепляется за ушедшее время, пытаясь удержать свою прожитую жизнь в подзабытых песнях или фильмах, фотографиях или прочтенных книгах. Напрасно утешает себя мыслью, что все прошедшее было не зря, что его время и его жизнь легли в копилку следующих за ним поколений. Какое заблуждение! Ничего, ровным счетом ничего не стоит его память, как старые письма и выцветшие фотографии…»

Слова прыгали вместе с машиной на кочках и ухабах, не позволяя отдельным фразам соединиться воедино, почувствовать скрытое за словами адресованное послание.

«Но пусть тебя не смущает мой проигрыш – я выиграл для тебя время. А значит, все-таки свел свою шахматную партию вничью… Я знаю, что ты любишь разгадывать загадки, рисовать символы. Мне горько оттого, что даже стоя на краю могилы, я не могу говорить с тобой прямо. Но я оставляю тебе ключ ко всем вопросам, которые сегодня не дают тебе покоя… Помни, мой ученик, о «Заклинателе дождя», наблюдай, думай, ищи ответы…»