Паром - Искандер Фазиль Абдулович - Страница 45

45

Баллада о свободе

Как тот, что пил, на копье опершись, и ел свой шашлык с копья, Так я таскался с тобою всю жизнь, пером по бумаге скребя. Свобода, где, когда, почему я полюбил тебя. Как тот, что пил, на копье опершись, и ел свой шашлык с копья? Свобода, как весело морю отдать своей невесомости груз. И красный сок течет по щекам — свобода — разбитый арбуз! Свобода, я за оркестром бегу и рядом собачка моя. Белочка, мы за свободой бежим, свободные, ты и я! Свобода — это впервые верхом. Не тряская рысь, а галоп. И ветер, волнуя, целует меня, как женщина мальчика — в лоб Свобода — ты дядя любимый мой с вечной усмешкой у рта. И легкость! Легкость, легкость во всем! Легкость и острота! И вдруг он исчез. И детство в разрез! Прощай, капитан Немо! Бухта Нагаева. Магадан. Мое первое в жизни письмо. Бухта Нагаева. Магадан. Как пионер в Артек, К дяде любимому по ночам я совершал побег. Нет, не возмездье меня вело в глухой, одинокой борьбе. Нет, не возмездье меня вело, а только любовь к тебе. Можно и без свободы прожить. Это как жизнь при луне. Но круглосуточный лунный свет ужас внушает мне. И если я пел над бегущей волной — серебристый бег ковыля, И водопад дрожал, как клинок, и женщиной пахла земля; И если сумерки я воспел опущенных тихо ресниц; И взлет дирижерских рук сравнил со взлетом множества птиц; И если в позе стекающих ив мерещился мне всегда Призыв к милосердию и чистоте — молитва или вода; И если в горах в болтовне пастухов дохнуло Гомером вдруг: — Да будь ты горящей рубашкой на мне — тебя я не скину, мой друг! И если я с мордою льва сравнил нахмуренный взгляд айвы, И тайну внезапных смертей открыл — авитаминоз любви; И если ловил я приметы земли яростно и остро. Как рот мальчугана после игры бурлящее ловит ситро; И если я понял: вечерняя грусть, природы пригашенный свет — Прививка печали, чтоб все-таки жить в мире, где мамы нет; И если ценил я приметы земли: пахнет кувшином винцо, У раздувающего огонь богоподобно лицо! И если любил я приметы земли: к финишной ленте стремясь. Грудью бегуньи подхвачена страсть и опадает, струясь! * * * И если любил я приметы земли, думаю, было за что: На электрическом счетчике вдруг — ласточкино гнездо! И если действительность я приподнял и приспустил небосвод, И место их встречи искусством назвал и это искусство живет! И если я сам чинодрала скрестил с обычной домашней козой, То все потому, что свободу любил, воздух ее золотой! Как тот, что пил, на копье опершись, и ел что придется с копья. Так я таскался с тобою всю жизнь в лохмах надежд и репья. Нет, не возмездье меня вело в глухой одинокой борьбе. Не романтическое весло, а только верность тебе. Входило в условье игры обнажать фланги и личный тыл, За каждый расплывчатый снимок твой я теплою кровью платил. Этого не отнимет никто. Это мне было дано. Свобода сама играла во мне, как юмор и как вино. Я улыбаться учил страну и в первый миг сгоряча Даже в Кремле улыбнулся один — и схлопотал строгача. Лики чинов позднее мрачил вид мой, всего окромя, Как если б в райком въехал верхом, копьем в коридорах гремя! То ли свидетель жизни иной, то ли на эту — прицел… Так Сталин на сына от первой жены, глядя на Яшу, мрачнел. Конечно, наивность; я молод был и в этом не вижу вины: Сумма улыбок, надеялся я, изменит характер страны. Улыбка — в бездонное небо глазок или на пыльный тракт. Утечка пафоса и вообще внегосударственный акт. Но это угрюмство подвальных лиц меня убивало всегда: Теперь я стыжусь того, что хотел, но не стыжусь стыда. Слепому, который еще не шагнул, но уже перила схватил. Надежней перила без лестниц, чем лестницы без перил. Слепому, который, перила схватив, уже в пустоту шагнул, О том, что он знает, мешает сказать потусторонний гул. * * * Эта страна, как огромный завод, где можно ишачить и красть. Что производит этот завод? Он производит власть. Власть производит, как ни крути — хочешь, воруй и пей! Ибо растление душ и есть — прибыль, сверхприбыль властей. И вещество растленных душ (нация, где твой цвет?) Власти качают для власти, как из кита спермацет. * * * Как время крестьянам погоду ловить — самая благодать! — Как время женщину удержать и время с женщиной рвать. Так, думаю я, для каждой страны есть исторический миг… Встань за свободу и стой стоймя! Не устоял — не мужик. Мы прозевали время свое, прошляпили, протрепав. В этой стране все зыбко плывет, даже тюремный устав. Мы припозднились, гоняя дымы, вина, шары, чаи. Глянул в окно, а там давно гниют, фашизея, свои. * * * Бег под кнутом! Бег от кнута! Пьянки — загранки! — Закрут! Бег под кнутом! Бег от кнута! И никогда — на кнут. — Стой, кто идет! — Я же стоял?! — Если стоял — ложись! — Я ведь лежал! — Если лежал, мать твою, в землю вожмись! Какому Шекспиру?!.. Волчицей Светлана летит из кольца! При помощи праха мужа бежала от праха отца! От черного юмора этих вестей можно сойти с ума. Но безумие новостей здравого жаждет ума! * * * С этой страны, как ковер со стены, содрали этический слой Дворянства! И великий народ стал великой туфтой. Грустно. И ни черта не понять, что там мозгует режим: Северным рекам шеи свернуть или отнять Гольфстрим! В галстуках новая татарва. Впору сказать: Салям! Я улыбаться учил страну, но лишь разучился сам. Мне надоел бледнолицый Ислам! Грязный Шахсей-вахсей, Где битый цепями укажет сам на слабые звенья цепей! Не то чтобы с гор или с неба упал и отряхнул штаны, Я генетически не совпадал с рефлексами этой страны! Мимика, жесты, мигающий глаз, пальцев хозяйский знак. Я понимать не желаю язык сторожевых собак! Не понимаю и не пойму! Предпочитаю отлов! Стою, как последний индеец, с копьем — ни шашлыков, ни зубов! Бухта Нагаева. Магадан. Дикое слово — цинга. Помнится, дядя из дома просил юмора и чеснока. Тень его встречу. Я старше теперь. Можно признаться ей: «Так получилось, но всю свою жизнь я верен улыбке твоей».