Смерть белой мыши - Костин Сергей - Страница 56

— «Мы нашли». Кто это мы? — тем временем продолжал допрос Кудинов.

Хейно смутился.

— Ну, мы — это группа людей, которые думают как я.

— Неонацисты, — отмел эвфемизм Лешка.

— В этом нет ничего плохого, — снова вспыхнул Хейно. — К нам относятся с презрением, потому что Гитлер войну проиграл. Если бы он ее выиграл, сейчас полмира были бы нацистами и не стыдились бы этого.

Мы с Лешкой опять переглянулись. Мне всегда хотелось залезть в голову к таким людям — что у них там происходит?

— Значит, вы подкидывали старушке дохлых мышей в надежде, что она испугается и продаст дом? — спросил Кудинов.

Хейно кивнул.

— Она не догадалась, и пару дней назад вы пришли, чтобы что?

— Мы не хотели ее убивать, — закричал Бейсболист. — Только припугнуть.

— Именно поэтому вы взяли с собой бейсбольную биту и ружье, — неумолимо уточнил я.

Парень посмотрел на меня.

— Это были вы, — дошло до него.

Я с улыбкой поклонился — чуть-чуть, едва уловимым движением головы. Улыбка моя парня испугала.

— Да, не хотели! — закричал он и, вспомнив, сам тут же перешел на шепот: — Нам сказали только припугнуть. Мы должны были покрутить там все немного: посуду побить, мебель поломать.

— А ружье?

— Это этот взял… Слизняк, — с презрением процедил сквозь зубы Хейно. У них с толстяком отношения явно были не на высоте. — Да он и стрелять-то толком не умеет.

— Да? — удивился я, вспомнив пару пуль — пуль, не дробовых зарядов, посланных в меня совсем не новичком. — Мне так не показалось.

— Это не он стрелял, — выпалил Хейно и тут же пожалел об этом.

— А кто же? — мирно спросил я, хотя по его сникшему виду и так все стало понятно. — Ладно, я не злопамятный.

Кудинову надоело стоять без дела.

— А когда первая атака была отбита, вы выследили хозяйку в Таллине и взорвали ее, — перешел он к следующему эпизоду.

— Я никого не убивал! — крикнул Хейно.

— Тс-с, не кричи, — сказал я. — Ты имеешь в виду, что не ты подложил в багажник такси бомбу и не ты нажимал на кнопку?

По тому, как застыло лицо парня, я понял, что такси взорвали они. Человеком в куртке мог быть тот, здоровый, который потом пересел к ним с толстяком в угнанный джип.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — пробормотал он.

— Точно не понимаешь? — спросил я. — Это ведь для тебя вопрос жизни и смерти.

— Я больше ничего вам не скажу, — твердо сказал Хейно. — Только я никого не убивал.

Понятно. Одно дело припугнуть старушку, другое — взорвать ее вместе с таксистом, совершенно посторонним человеком.

— Дело твое, — произнес я голосом хладнокровного киллера. — Хотя это благородно — дать шанс своему товарищу.

Хейно еще что-то мычал, когда я вставлял ему в рот кляп и заматывал его скотчем. Это вряд ли были признания — скорее проклятия.

Лешка отволок парня в коридор, прочерчивая задними ножками полосы на полу. Полосы от стула толстяка, который он тащил за собой на обратном пути, были глубже.

— Не кричать, просто отвечать на вопросы, — предупредил я.

Прыщавое лицо парня было мокрым от пота. Он кивнул, и я сорвал с его головы скотч.

— Сначала проверим, хочешь ли ты говорить правду, — сказал я. — Кто подкладывал бомбу в багажник такси? Тот, здоровый? — Я мотнул головой в сторону коридора.

Толстяк согласно кивнул.

— А кто сидел за рулем джипа?

Парень замычал, и я вытащил у него изо рта кляп.

— Прости.

— За рулем сидел Хейно. — Кивок в сторону коридора. — Ну, тот, с кем вы сейчас говорили.

— А ты что делал? Нажимал на кнопку?

Парень судорожно замотал головой:

— Нет. Я — нет. Мы — нет.

— Вы — нет? — грозно вмешался Кудинов. — Что-то я тебя, парень, перестаю понимать.

— Это не мы, не мы, — затараторил толстяк. — Мы просто были в джипе.

— Подожди, — напомнил я. — Когда вы на днях, вернее, ночью приехали сюда, вы трое подошли к дому, а в машине сидел еще один человек. Это он был?

Лицо толстяка перекосилось, и он зарыдал.

— Теперь уже все равно, — мычал он сквозь слезы и сопли. — Теперь мы все равно трупы. Не вы нас убьете, так он.

— Кто он? — потребовал ясности Кудинов. — Фамилия, имя, род занятий?

— Я не знаю, — в голос заревел толстяк. — Его зовут Юри. Он стал старшим нашей группы, когда было решено… Ну, когда…

— Юрий? Он что, русский? — спросил Кудинов.

— Нет, он эстонец. У нас тоже есть такое имя — Юри. Я не знаю, откуда он взялся. Он раньше воевал, наверное, на Кавказе.

Это было похоже на правду. Когда от предупреждений и угроз было решено перейти к действиям, трем юнцам-энтузиастам дали старшего, человека с опытом. Я вспомнил, с каким мастерством той ночью машина нападавших развернулась почти на месте. Так вот, сначала этот Юри пытался не светиться, но когда ночное нападение закончилось провалом, он решил воспользоваться боевым опытом. В первую чеченскую кампанию против российских войск воевало много прибалтов: снайперов, подрывников… Вот тут-то его знания и пригодились.

— И где теперь искать этого Юри? — спросил Кудинов.

— Откуда мне знать? — в голос ревел парень.

— Тише ты, не ори! — прикрикнул я на толстяка. — Вы где с ним встречались?

— Он живет за железной дорогой, мы за ним туда однажды заезжали.

— Так, значит, все-таки знаешь. А вот сейчас поподробнее, — приказал Кудинов.

— Он живет в таком большой зеленом доме, деревянном. Мы ехали по улице Ристику, дом был справа, на перекрестке.

— На перекрестке с какой улицей? — попросил уточнить я.

— Я не знаю. — Парень ревел в голос. Утереть бы ему лицо, но это было бы вдвойне противно. — Но он один такой. Зеленый, двухэтажный. Улица Ристику. Юри вышел со двора, который как раз на той улице, которую я не помню. Правда не помню.

— Ну, хорошо. — Я верил ему. — А в доме напротив кто прячется?

— В каком доме?

— В соседнем, вон в том!

— Я не знаю.

Толстяк, похоже, действительно был удивлен.

— Старый такой, весь седой, — подсказал я.

— Откуда мне знать? — всхлипывая, повторил парень.

Для порядка мы притащили в гостиную и третьего, атлета. Тот говорить с нами не пожелал — хотел умереть героем. Когда мы вытащили ему кляп, он попытался плюнуть в презренных врагов, а потом, когда мы его снова упаковали, просто закрыл глаза.

Чтобы не усложнять себе жизнь, мы оставили ребят в прихожей. Правда, для верности мы примотали их скотчем друг к другу, составив стулья спинками. В групповом варианте они не могли из коридора проникнуть ни в одну комнату, чтобы потереться там о какой-либо острый угол. Это сейчас, когда парни сообразили, что мы не собираемся их убивать, они сидят тихо. А дальше они будут дергаться, как после скипидарной клизмы, лишь бы поскорее выбраться из этого дома.

Я подошел к высокому столику, на котором стояла фотография молодой Анны, и взял ее в руки. Нет, она была не хуже Греты Гарбо! Приди ей в голову такая блажь, она могла вскружить любую мужскую голову. Как она тогда сказала? «Если хотите говорить со мной, держите в голове это лицо, а не то, которое у меня сейчас». Жаль, что сама Анна не видела того, что видела эта фотография. Хотя, может, и видела…

— Это она? — спросил Лешка, дождавшись, пока я закончу свой молчаливый разговор с фотографией.

Я кивнул.

— Красивая, — оценил мой друг.

Я снова кивнул.

— И была такой до самого конца.

— Ты хочешь, чтобы человеку, нажимавшему на кнопку, мы отомстили лично?

Действительно, чего еще я хочу?

— Да нет. Ты сможешь перерезать ему глотку кухонным ножом?

Лешка покачал головой.

— Полиция сама разберется, — сказал я.

Я поставил фотографию Анны на место. И снова посмотрел куда-то в верхний угол комнаты. Почему я считаю, что мертвые непременно левитируют?

10

Дождь лил, не переставая. У меня струи воды потоком стекали по щекам. Мы дошли до калитки, и рука моя уверенно — задумайся я, никогда бы не вспомнил, где он точно, — нашла разболтавшийся засов. И тут что-то меня остановило. Кудинов, шедший за мной следом, нетерпеливо ткнул меня в спину рукой. Но взгляд мой был неудержимо притянут едва различимым в темноте предметом.