- Клюев Николай Алексеевич - Страница 21

На исходе караула

В сердце выстрели себе

И умри бездумно молод,

Тяготенье кончи дней...»

За тюрьмой волшебный город

Светит тысячью огней,

И огни, как бриллианты,

Блёсток радужных поток...

Бьют унылые куранты

Череды унылой срок.

<1907>

23. Прогулка

Двор, как дно огромной бочки,

Как замкнутое кольцо;

За решеткой одиночки

Чье-то бледное лицо,

Темной кофточки полоски,

Как ударов давних след,

И девической прически

В полумраке силуэт.

После памятной прогулки,

Образ светлый и родной,

В келье каменной и гулкой

Буду грезить я тобой.

Вспомню вечер безмятежный,

В бликах радужных балкон

И поющий скрипкой нежной

За оградой граммофон,

Светлокрашеную шлюпку,

Вёсел мерную молву,

Рядом девушку-голубку —

Белый призрак наяву...

Я всё тот же — мощи жаркой

Не сломил тяжелый свод...

Выйди, белая русалка,

К лодке, дремлющей у вод!

Поплывем мы... Сон нелепый!

Двор, как ямы мрачной дно,

За окном глухого склепа

И зловеще и темно.

<1907>

24

За лебединой белой долей

И по-лебяжьему светла,

От васильковых меж и поля

Ты в город каменный пришла.

Гуляешь ночью до рассвета,

А днем усталая сидишь

И перья смятого берета

Иглой неловкою чинишь.

Такая хрупко-испитая,

Рассветным кажешься ты днем,

Непостижимая, святая, —

Небес отмечена перстом.

Наедине, при встрече краткой,

Давая совести отчет,

Тебя вплетаю я украдкой

В видений пестрый хоровод:

Панель... Толпа... И вот картина,

Необычайная чета:

В слезах лобзает Магдалина

Стопы пречистые Христа.

Как ты, раскаяньем объята,

Янтарь рассыпала волос, —

И взором любящего брата

Глядит на грешницу Христос.

<1907, 1911>

25

Осенюсь могильною иконкой,

Накормлю малиновок кутьей

И с клюкой, с дорожною котомкой,

Закачусь в туман вечеровой.

На распутьях дальнего скитанья,

Как пчела медвяную росу,

Соберу певучие сказанья

И тебе, родимый, принесу.

В глубине народной незабытым

Ты живешь, кровавый и святой...

Опаленным, сгибнувшим, убитым,

Всем покой за дверью гробовой.

<190в, 1912>

26

Брату

Под плакучею ракитой

Бледный юноша лежал,

На прогалине открытой

Распростертый умирал.

Кровь лилась из свежей раны

На истоптанный песок.

Оглядеть простор поляны

Взор измученный не мог.

Каркал ворон в выси синей,

Круги ровные чертя.

Умирало над пустыней

Солнце, дали золотя.

Вечер близился к пределу,

Затемнялась неба гладь.

К остывающему телу

Не пришла родная мать,

В вечный путь не снарядила

Дорогого мертвеца,

Кровь багровую не смыла

С просветленного лица.

Только заревом повита,

От заката золотым,

Одинокая ракита

Тихо плакала над ним.

<1908>

27

Любви начало было летом,

Конец — осенним сентябрем.

Ты подошла ко мне с приветом

В наряде девичьи простом, —

Вручила красное яичко

Как символ крови и любви:

Не торопись на север, птичка,

Весну на юге обожди!

Синеют дымно перелески,

Настороженны и немы,

За узорочьем занавески

Не видно тающей зимы.

Но сердце чует: есть туманы,

Движенье смутное лесов,

Неотвратимые обманы

Лилово-сизых вечеров.

О, не лети в туманы пташкой!

Года уйдут в седую мглу —

Ты будешь нищею монашкой

Стоять на паперти в углу.

И, может быть, пройду я мимо,

Такой же нищий и худой...

О, дай мне крылья херувима

Лететь незримо за тобой!

Не обойти тебя приветом

И не раскаяться потом...