- Клюев Николай Алексеевич - Страница 85

Где удои — тайна и чудо;

Возжаждав, благоразумный разбойник

Не найдет вернее сосуда.

1917 или 191

8308. Пулемет

Пулемет... Окончание — мёд...

Видно, сладостен он до охочих

Пробуравить свинцом народ —

Непомерные, звездные очи.

Ранить Глубь, на божнице вербу,

Белый сон купальских березок.

Погляди за суслонов гурьбу:

Сколько в поле крылатых повозок.

То летучий Христов Лазарет

Совершает Земли врачеванье,

И, как няня, небесный кларнет

Напевает седое сказанье:

«Утолятся твои вереда,

Раны, пролежни, злые отёки;

Неневестная, будь же тверда

До гремящей звезды на востоке!

Под Лучом заскулит пулемет,

Сбросит когти и кожу стальную...»

Неспроста буреломный народ

Уповает на песню родную.

1917 или 191

8309

Меня сегодня убьют,

Но смерть не разлука...

Из окопных братских писем

Из кровавого окопа,

От шрапнельного потопа

Ты вернулся, сокол мой,

К другу-кречету домой.

Душегубный ус целуя,

Я ликую: аллилуйя!

Соколенок невредим,

Лишь в глазах снарядный дым,

Да ресницы стали строже,

10 Видно, немец толсторожий

Вырвал перьев хохолок...

Здравствуй, птица-паренек!

От тебя так вкусно пахнет,

Словно луг гвоздичный чахнет

Под сентябрьским ветерком.

Мы опять с тобой вдвоем:

Та же горница, постеля...

Листопадная неделя

Домик наш запорошит...

20 Я живу полузабыт

И журналами и небом,—

Аполлоновские требы

Вот мой рай и вместе ад...

Под родной озимый взгляд

Я подставлю все тетради,

Воспою тебя в балладе —

И папаху и темляк:

Ты — нахмуренный варяг,

Я же раб голубоглазый,

30 Нам слагают скальды сказы,

И морей круговорот

Гимны брачные поет

Воин мой и соколенок.

Мы у маминых иконок

Свечку красную зажжем,

Приумолкнем под окном,

Будем слушать, как щеглята

Просят яри у заката,

Чтоб накрасить зоб и хвост...

40 Ты печален, как погост

В панихидные потемки,

Лик твой призрачный и ломкий

Тает, холодом дыша...

«То убитого душа»,—

Мысль картавит попугаем...

О, за адом иль за раем

Твой лебяжий белый дух

Свечкой маминой потух!

Я целую половицу,

50 Заклинаю Сирин-птицу

От меня не улетать:

«Ты — мой царь, невеста, мать...»

Пусто в горнице сосновой,

На лежанке луч багровый

Свежей раною горит.

Сердце вторит: «Он убит —

Ясноперый Сирин в хаки,

Чьи кровинки ярь и маки,

Умер с пулею в крыле,

60 Трепеща в оконной мгле.

Долго хмурились солдаты,

Не решаяся лопаты

В землю бранную вонзить,

Чтобы Солнце схоронить,

Чтоб Вселенную под щебнем

За окопным, хищным гребнем

Скрыть от взоров и лучей...»

Миллионами очей

Мне должно по Солнцу плакать...

70 За окном глухая слякоть,

Сердце-ворон грудь клюет,

Правит траурный отлет,

Губы — алые щеглы

Издыхают в дебрях мглы,

И в бесследицу дорог

Колеями мозг залег.

Сладко чается обоза,

Где поклажа — неба грозы,

Шар земной, чугун луны,

80 Чтобы взрыть до глубины

Атлантическую душу...

Лишь чахотке да коклюшу

За моим сидеть столом,

Скрежеща больным пером,

Чтоб закончить стих строкой:

«Со святыми упокой».

191

8310

Есть в Ленине керженский дух,

Игуменский окрик в декретах,

Как будто истоки разрух

Он ищет в «Поморских ответах».

Мужицкая ныне земля,

И церковь — не наймит казенный,

Народный испод шевеля,

Несется глагол краснозвонный.

Нам красная молвь по уму:

В ней пламя, цветенье сафьяна, —

То Черной Неволи басму

Попрала стопа Иоанна.

Борис — златоордный мурза,

Трезвонит Иваном Великим,

А Лениным — вихрь и гроза

Причислены к ангельским ликам.

Есть в Смольном потемки трущоб

И привкус хвои с костяникой,

Там нищий колодовый гроб

С останками Руси великой.

«Куда схоронить мертвеца», —

Толкует удалых ватага...

Поземкой пылит с Коневца,

И плещется взморье^баклага.

Спросить бы у тучки, у звезд,

У зорь, что румянят ракиты...

Зловещ и пустынен погост,

Где царские бармы зарыты.

Их ворон-судьба стережет

В глухих преисподних могилах...

О чем же тоскует народ

В напевах татарско-унылых?

<1918>

311—312. Из «Красной газеты»

1

Пусть черен дым кровавых мятежей

И рыщет Оторопь во мраке, —

Уж отточены миллионы ножей