Надменный любовник - Стюарт Энн - Страница 49

Ну что ж, по крайней мере Никодемус, до того как покинул ее. Хорошо справлялся с ролью няньки. Спустившись в очередной раз в кухню, Джесс нашла запасы еды: кусок копченой ветчины, полдюжины яиц, немного молока и масла и даже ломоть черного хлеба.

Никодемус принес ей ее одежду, чтобы она могла сменить свой воровской наряд. Джесс одновременно с облегчением и отвращением посмотрела на платье. Было что-то занятное и необычное в этих панталонах, в том, чтобы ходить без корсета, в бешеной скачке, в волосах, свободно рассыпавшихся по спине.

Но все это было уже позади. Несчастье обрушилось на семью Мэйтланд, и Джессамин не видела выхода. Она надела свой корсет, нижнюю юбку, теплое шерстяное платье с огромной дырой под мышкой. Затем она укуталась в старую шаль, которую, видимо, забыл на кухне кто-то из прислуги, и как можно аккуратнее собрала спутанные волосы на затылке, воспринимая боль как наказание за свои многочисленные грехи.

Прежде всего гордыня. Думать, что она могла спасти семью, в то время как именно она накликала на всех беду. Из-за своих слабостей. Что-то неуправляемое, необъяснимое, что так долго таилось в глубине ее души, прошлой ночью выбралось наружу. И когда она вслед за Алистэйром карабкалась на крыши, она упивалась самой опасностью и рискованностью всего этого.

Лень и жадность были свойственны ей в меньшей степени, но зависть почти сожрала ее живьем. И что было страшнее, самый тяжкий грех овладел ею. Похоть.

Она смотрела на Алистэйра со страхом и обожанием, но под всем этим крылось физическое влечение, которое раньше вызвало бы у нее отвращение. Оно было настолько сильным, что затмевало все. Джессамин помнила каждое прикосновение его рук, его губ, она дрожала, вспоминая его ласки. Она сидела в кресле в его спальне, в то время как за окном холодная тьма опускалась на город. Она желала его. Алистэйр мирно спал, а Джессамин боялась: вдруг его рана опаснее, чем она думает, вдруг он не проснется, вдруг умрет. Ей казалось, что и она в таком случае должна умереть.

— Будь ты проклят, Алистэйр, — шептала она, глядя в огонь, — Что ты делаешь со мной?

Он мирно спал, а ее не покидала мысль, что он может умереть…

Джесс вздрогнула, проснувшись. В комнате было темно и холодно. Огонь в камине догорел — оставалась лишь горстка тлеющих углей, едва-едва согревающих темную комнату. Джессамин не знала, сколько времени прошло, но ей было не до этого.

— Черт побери, — пробормотала она, опускаясь на колени перед камином и пытаясь раздуть угасающее пламя.

Это отняло много времени. Когда огонь наконец вновь разгорелся, Джессамин с пылающими щеками поднялась на ноги и обернулась, чтобы посмотреть на своего пациента…

И увидела пустую кровать.

— О нет!.. — в ужасе застонала она. Она уже была готова выбежать, когда дверь распахнулась и появился он.

Алистэйр мгновенно кинулся к ней. Он зажал ей рот, навалившись на нее всем телом. Он был холодный, мокрый и злой и смотрел на нее с яростью, раньше пугавшей ее. Но теперь Джессамин уже не чувствовала страха.

— Что ты, черт возьми, здесь делаешь?

К сожалению, он зажимал ей рот рукой, и ей не оставалось ничего делать, как просто стоять, замечая все больше смущающих ее подробностей. На нем не было рубашки. От него пахло мылом и бренди. Очевидно, он, проснувшись, решил привести себя в порядок и не заметил, что она спит в кресле рядом с камином.

Она промычала что-то, свирепо глядя на него.

Алистэйр поспешно опустил руку.

— Я убью Никодемуса, — тихо и угрожающе произнес он. — Я просил его отвезти тебя обратно. Я не хочу, чтобы ты была на моей совести. Не то чтобы совесть так уж беспокоила меня, но все-таки на первый раз вполне достаточно того, что я посвятил тебя в таинство преступлений. Сейчас ты должна быть в безопасности, вместе со своей сестрой.

— Ты говорил, что не отпустишь меня, не совратив. — Джессамин сама не знала, как произнесла это. — Ну что же, давай, мне уже все равно.

— Я передумал, — сказал он, направляясь к измятой постели.

— Почему? — Это прозвучало так откровенно, что Джессамин в страхе заставила себя замолчать. Несмотря на романтическое безумие, которое ею владело, она помнила, что перед ней стоит враг. Человек, который мог отобрать у нее все — ее сердце, ее счастье, ее надежды и единственный ее настоящий талант. И он уже дал ей понять, что не оставит взамен ничего. Ничего.

Алистэйр посмотрел на нее. Черные волосы падали на его лицо. Он успел вымыться, но не побрился, и черная щетина на щеках придавала ему особенно пиратский вид. Но это был не пират из романтических грез.

— Не волнуйся, — протянул он. — Девственницы лишены воображения и слишком плаксивы. А ты, дорогая, запала мне в душу с тех пор, как я впервые увидел тебя.

— Тогда почему ты меня не оставил? — спросила Джессамин.

— Будь я проклят, если знаю. — Алистэйр потянулся за рубашкой. Теперь он осторожно натягивал рукав на больную руку. — Может быть, мне было слишком больно.

— Если это тебе так нравится, я бы с удовольствием ударила тебя.

— Это необязательно. Я предпочел бы, чтобы ты согласилась подарить мне свое прекрасное тело. Но сейчас я бы отказался. Надо доставить тебя домой и придумать правдоподобное оправдание твоего-отсутствия. Что будет в противном случае, страшно даже представить.

— Что же будет?

— Дорогая моя, общество заставит меня жениться на тебе, чтобы спасти твою репутацию. А к этому я не готов.

— Я тоже, — прошипела Джессамин. — Во-первых, я вообще не собираюсь выходить замуж за кого бы то ни было. Я не люблю всех мужчин, а тебя я просто ненавижу.

— Неужели?

Она видела, что он улыбается, и распалялась все больше.

— И даже если бы я была такой дурочкой, чтобы мечтать о тебе или вообще верить, что замужество — это то, что принесет мне счастье, все равно я не пошла бы замуж за человека, который делает все для того, чтобы попасть на виселицу.

— Верно. Но ведь ты не такая дурочка, чтобы мечтать обо мне?

— Нет.

— И не собираешься ни за кого замуж? Он подходил ближе. Он забыл, что застегивал свою рубашку, забыл, что еще минуту назад выгонял ее из своего дома.

— И ты ненавидишь меня? — тихо спросил он.

— Да.

Она медленно отступала от него. Сквозь чулки она еще чувствовала холодный пол, но огонь в камине все разгорался, постепенно согревая комнату. Алистэйр не был похож на человека, только что вставшего со смертного одра. Он казался совсем здоровым. Опасным, полным сил и решимости.

— Ты на самом деле презираешь меня?

— Да!..

— Не позволишь мне даже коснуться тебя? — Он поймал ее выбившуюся из прически прядь волос и стал теребить своими длинными пальцами.

— Да. То есть… нет. Я сказала…

— Что ты сказала, Джесс? Моя Джесс! Ты хочешь уйти в могилу нетронутой? Неоскверненной грубыми мужскими руками?

— Да. — Джессамин дрожала. Она ждала, что он прикоснется к ней, возьмет ее.

— И ты думаешь, я это допущу?

— Ты только что сам сказал, что допустишь. Алистэйр нагнулся, его губы были так близко, что она почувствовала вкус бренди.

— Ох Джесс, — прошептал он, касаясь губами ее мягких, дрожащих губ. — Боюсь, что я передумал.